В.О. Ключевский: социальный подход к истории Руси

Для Ключевского история  была самым тесным образом связана  с современностью, во многом формировала  её, накладывала глубокий отпечаток. Он писал: «Знать свою историю –  значит понимать, почему так было и  к чему неизбежно приведет бывшее». ²⁸ Отсюда и различие в методах исследования. Основанием летописного метода, согласно Ключевскому, служит хронологическая последовательность событий, тогда как исторического метода – прагматическая связь явлений. ²⁹ Очевидно, что за таким различением летописи и исторического исследования, нетрудно разглядеть принципиальное различие между повествовательным изложением истории, свойственным традиционной историографии, и проблемным, аналитическим подходом к изучению прошлого, характерным для нового понимания сущности исторического знания, в свете которого главным в исследовании становятся не события и лица, а широкий взгляд на эволюцию общества. Подобное видение задач историка было близко обоснованию социологического значения истории Н.И. Кареева, который отмечал, что «история – такой предмет, который приучает смотреть на общество с самой общей точки зрения». ³⁰

Важным для понимания  методологии Ключевского является также его вывод о значительном воздействии общественных условий, т.е. состояния общества, на развитие исторической мысли. Он убежден, что  особый интерес к истории возникает  в период катаклизмов, переживаемых обществом. Рассматривая Смутное время  как поворотную эпоху в российской истории, ученый замечает, что именно такие переломные моменты способствуют развитию исторической науки. Дело в  том, что распад привычного общественного  порядка ставит перед современниками вопрос о том, как это стало  возможным? В поисках ответа они  невольно приучались всматриваться  в «механику людского общежития», следить за связью причин и следствий, ценить дела и деятелей не по производимому  ими впечатлению, а по их действиям. С постановки таких вопросов и  начинается, согласно Ключевскому, историческое мышление. Они «заставляют людей  всматриваться в состав общества, в жизнь, отправления и связь  его составных частей, в действие, оказываемое на них разными влияниями  и обстоятельствами – словом, наблюдать  и изучать исторические процессы». ³¹ Люди начинают понимать, что для своевременного предупреждения таких неожиданных потрясений общественного порядка и для устранения их разрушительных последствий необходимо знать, как возник и складывался этот порядок, а само «зарождение охоты размышлять о происхождении и составе общественного порядка и есть пробуждение исторической мысли». По образному сравнению Ключевского, непредвиденные общественные потрясения так же возбуждают интерес к истории, как неожиданные болезни поддерживают интерес к медицине. Его вывод весьма определенен: «общественные потрясения обыкновенно оказывают возбуждающее действие на историческое мышление», из чего следовало, что русская историография своим развитием обязана Смутному времени. События этой эпохи потрясли столь же глубоко русские умы, как и московский государственный порядок. Смутное время совершило существенный переворот в сознании людей своего времени, прежде всего, изменив удельный взгляд народа на Московское государство как хозяйство московских государей, и заменив в общественном сознании его династическое понимание пониманием национально-политическим. Этот новый взгляд на государство вместе с тяжкими испытаниями, вскрывшими механизм общественного порядка, и «произвел переворот в историческом мышлении людей, переживших Смуту и пытавшихся осмыслить пережитое». ³² Этот переворот и означал, по сути, переход от летописи к историографии, сопровождавшийся двумя основными достижениями исторического мышления: новым взглядом на государство как на церковно-национальный союз и рассмотрением исторического процесса в контексте реальных условий человеческой жизни.

Ключевский проводит аналогию с воздействием потрясений наполеоновской эпохи на становление европейской  историографии, Он не без основания  считает, что события потрясшие  Европу также дали мощный импульс  и к развитию русской историографии  XIX века. Именно под их влиянием пробудилась, по его мнению, историческая мысль Карамзина.³³ Таким образом, ученый напрямую связывает конкретные исторические условия той или иной страны, прежде всего, пережившей общественные потрясения, с интеллектуальным развитием народа, находящим выражение в историографии как осмыслении им своего прошлого и настоящего.  Кстати, стоит отметить, что собственные взгляды историка во многом сформировались под воздействием коренных преобразований русского общества, ознаменованных реформой 1861 года.

Венцом творчества В.О. Ключевского  явился курс «Курс русской истории», в котором он последовательно  изложил социологическую концепцию  исторического процесса в России. Уже в первой лекции он разъясняет суть социологического подхода к  истории как науке об историческом процессе. Предваряя курс несколькими, по собственному выражению автора, самыми общими элементарными методологическими  соображениями, Ключевский преследует совершенно определенную и вместе с  тем весьма важную цель. Она заключается  в том, чтобы встроить российскую историю в контекст всеобщей истории, подчеркнув тем самым единство мирового исторического процесса и вместе с тем показать, что изучение истории России дает возможность более четко представить закономерности его развития. Таким образом, исходная методологическая установка Ключевского - история России есть часть мировой истории, и на неё распространяются действующие в ней силы и законы. Его цель создать методологию подлинно научного изучения истории отечества, выведенную «из общих задач исторического изучения, т.е. из задач изучения общей истории человечества».³⁴

Важное методологическое значение имеет интерпретация ученым таких фундаментальных понятий  как «история» и «исторический  процесс». В онтологическом смысле история понимается им «как движение во времени, процесс», т.е. не как некая  застывшая структура, а как поток  социальных изменений, происходящих во времени, ибо «всё, что совершается  во времени, имеет свою историю».³⁵ Отсюда следует, что исторично то, что находится в процессе движения, изменения, представляет течение истории или исторический процесс. Значит, в гносеологическом плане история есть познание этого процесса. Поэтому, приходит к выводу историк, «содержанием истории как отдельной науки, специальной отрасли научного знания служит исторический процесс».

Однако понятие исторический процесс нуждается в конкретизации, так как история не развивается  сама по себе как таковая. Будучи далек  от провиденциализма и гегельянской метафизики, Ключевский стремится отыскать реального агента исторического  действия. Он характеризует исторический процесс совершенно с точки зрения социологии как «ход, условия и  успехи человеческого общежития  или жизнь человечества в её развитии и результатах». ³⁶ «Человеческое общежитие», как он полагал, находит выражение в разнообразных людских союзах, которые он называет также историческими телами. Они рождаются, живут и умирают подобно органическим телам природы. Возникновение, рост и смена этих союзов со всеми условиями и последствиями их жизни и есть исторический процесс. Итак, агент истории Ключевским найден - это людской союз или языком современной социологии социальная общность. Такое понимание истории и исторического процесса привело его к методологически важному выделению двух основных предметов исторического исследования и соответственно двух точек зрения на историю: культурно-исторической и социологической.

По мнению Ключевского, исторический процесс, раскрываясь в явлениях человеческой жизни, известия о которых  сохранились в исторических памятниках или источниках, проявляется в  двух видах. В соответствии с этим он выделяет два предмета исторического  исследования или, по выражению, воспринятому у С.М. Соловьева, наблюдения. Во-первых, это степень развития человека и  человеческого общежития, достигнутая  тем или иным народом, т.е. культура или цивилизация, составляющая содержание особой отрасли исторического знания истории культуры или цивилизации. Другим предметом исторического  наблюдения он считал природу и действие исторических сил, строящих человеческие общества. На основании этого ученый приходит к весьма важному методологическому  выводу: «Историческое изучение строения общества, организации людских союзов, развития и отправлений их отдельных  органов - словом, изучение свойств  и действия сил, созидающих и направляющих людское общежитие, составляет задачу особой отрасли исторического знания, науки об обществе, которую также  можно выделить из общего исторического  изучения под названием исторической социологии».³⁷ Таким образом, если содержанием истории цивилизации, являются результаты исторического процесса, то «историческая социология» изучает силы и средства достижения этих результатов, т.е., по терминологии Ключевского, «кинетику» исторического процесса. Различие предметов, по заключению ученого, ведёт к неодинаковым приёмам исследования. Кстати, при этом он отмечает, что указанные предметы исторического изучения весьма сложно достаточно четко разграничить в ходе научного  исследования. Заметим, что в этом разделении предметов исторического исследования действительно вслед за А.Н. Медушевским можно усмотреть доминирующее в социальной науке того времени контовское выделение социальной статики (результатов исторического развития) и социальной динамики (движения исторического процесса).³⁸

Сравнивая предметы изучения всеобщей и местной истории, Ключевский отмечает, что в первом случае им становится сложный процесс последовательного  чередования цивилизаций, который  прагматически, в хронологическом  порядке и последовательной связи  причин и следствий, изображает жизнь  народов, совместными усилиями достигших  определенных успехов в развитии общежития. Иными словами, всеобщая история главным образом сосредоточивается на культурных завоеваниях народов, их «сравнительно-культурном значении», взаимодействии, исторической преемственности. Сменяющие друг друга народы рассматриваются в ней глобально, как последовательные моменты цивилизации, как фазы человеческого развития. Напротив, когда особо изучается история отдельного народа, успехи его общежития наблюдаются на ограниченном пространстве, в известных географических и хронологических пределах. Это приводит, по мнению Ключевского, к тому, что мысль историка сосредоточивается не на масштабных культурных достижениях цивилизации, а углубляется в само строение человеческого общества, в свойства и действия исторических сил, строящих общежитие. Это создает необходимые предпосылки для социологического анализа, вследствие чего Ключевский приходит к выводу о преобладании социологической точки зрения в национальной истории, отмечая, что «изучение местной истории даёт готовый и наиболее обильный материал для исторической социологии». ³⁹ При этом он все же замечает, что для всестороннего познания предмета желательно совмещение обеих точек зрения в историческом исследовании.

Можно предположить, что, в  глазах Ключевского, глобальность, масштабность, многомерность всемирной истории  делала её малопригодной для историка, поставившего перед собой вопросы  социологического характера. Ему казалось, что непрерывная смена народов  на исторической сцене, вечно изменяющиеся сочетания исторических сил и  условий, создают представление  о господстве случайности в истории, лишающей историческую жизнь всякой закономерности. Между тем, он в основном разделял позитивистские взгляды на существование общих закономерностей  развития исторического процесса. Именно поэтому его внимание привлекает история отдельных народов или  местная история.

Ученый отталкивался от положения, согласно которому человеческая природа  раскрывается в истории отдельных  народов, как и в отдельных лицах, не полностью, а лишь частично, подчиняясь обстоятельствам места и времени. Он замечает, что отдельные народы, принимавшие наиболее видное участие в историческом процессе, особенно ярко проявляли ту или иную силу человеческой природы. Так, древним грекам было присуще высокоразвитое художественное творчество и философское мышление, а римлянам -  совершенное гражданское право. Тем не менее, на вопрос является ли это их историческим призванием, ученый дает отрицательный ответ. Он вовсе не склонен интерпретировать историю в духе вмешательства судьбы, рока или провиденциализма, полагая, что тайна исторического процесса заключается, собственно, не во внутренних, постоянных, данных раз и навсегда особенностях стран и народов, а в тех многообразных и изменчивых сочетаниях внешних и внутренних условий развития, которые складываются в них на более или менее продолжительное время. Именно эти сочетания и представляют собой основной предмет исторической социологии и вместе с тем идеальную цель социологического изучения.

Историка не смущает местный, индивидуальный и неповторимый характер этих сочетаний внешних и внутренних условий развития. Он убежден, что  это не лишает их научного интереса, ибо именно через конкретные общества они всесторонне раскрывают природу  человечества. При этом Ключевский исходит из того, что все исторически  сложившиеся общества являют собой  различные местные сочетания  разнообразных условий развития. Отсюда следует общий вывод о  необходимости изучения как можно  большего количества таких сочетаний  как путь выяснения общих правил или законов развития общества. А  это уже фактически задача социологии, вот почему ученый заявляет, что  «целый ряд соображений побуждает историка при изучении местной истории быть по преимуществу социологом». ⁴⁰

Таким образом, по убеждению  Ключевского, изучая местную историю, историк познаёт состав людского общежития и природу составных  его элементов. Более того, он уверен в перспективности подобного  методологического подхода, заявляя, что «из науки о том, как  строилось человеческое общежитие, может со временем - и это будет  торжеством исторической науки - выработаться и общая социологическая часть  её - наука об общих законах строения человеческих обществ, приложимых независимо от преходящих местных условий».⁴¹

Относя историю к «области опытного или наблюдательного познания, а не созерцательного, богословского ведения» Ключевский различает две основные первичные силы, создающие и движущие совместную жизнь людей - человеческий дух и внешнюю или так называемую физическую природу. Однако он исключает из сферы исторического наблюдения деятельность отвлечённого человеческого духа как область метафизики. Также исключает он из этой сферы и отделенного от общества человека, считая, что сам по себе отдельный человек не есть предмет исторического изучения. Собственно таковым он объявляет совместную или общественную жизнь людей, полагая, что историческому наблюдению доступны её конкретные виды или формы, а именно, индивидуальная человеческая личность и человеческое общество. В этом в значительной степени проявляется социологический характер методологии истории Ключевского, которая «имеет дело не с человеком, а с людьми, ведает людские отношения, предоставляя одиночную деятельность человека другим наукам».⁴² Историк убежден в том, что «человек сам по себе не есть предмет исторического изучения; предмет этого изучения - совместная жизнь людей». ⁴³

Заметим, что и личность и общество интерпретируются Ключевским вполне в духе социологических представлений  своего времени. Личность он не мыслит в отрыве от общества. Под обществом  же он понимает не некий специальный  людской союз, а сам факт совместной жизни людей, оказывающих взаимное влияние друг на друга. Это влияние  детерминирует образование в  строении общежития особой стихии, имеющей особые свойства, свою природу, свою сферу деятельности. Далее он утверждает социологический тезис  о том, что действия людей детерминированы  обществом и поэтому отличаются от действий одиночек. В частности, он ссылается на чувства подражания, зависти, соперничества, которые продиктованы обществом. Заметим, что эти идеи весьма близки основным положениям представителей психологического направления в  социологии, в частности, Габриэля Тарда и Густава Лебона.