Этническая и культурная характеристика ЯНАО

Предки самодийцев, пришедшие в северную тундру, застали здесь древнее аборигенное население. Оно было ими ассимилировано и вошло в состав будущих самодийских народов. Сами ненцы называли этих аборигенов сихиртя (сииртя, сирте), они промышляли рыбалкой и охотой на морского и сухопутного зверя. В ненецких сказаниях сихиртя предстают людьми маленького роста. После прихода ненцев они якобы ушли под землю. Наиболее яркий и полный цикл рассказов о сихиртя встречается на Ямале. Известный исследователь В. Чернецов в одной из своих работ приводит сведения, полученные от стариков, что ненцы рода Вэнонгка, придя на Ямал, столкнулись с людьми — сихиртя, которые жили в землянках и охотились на морского зверя. В первое время ненцам часто приходилось с ними воевать. Однако контакты носили не только враждебный характер. Существуют предания с рассказами, что ненцы и сихиртя вступали в брак друг с другом.

Легенды о сихиртя в определенной мере подтверждаются данными европейских путешественников XVI—XVII веков Стифена Бэрроу и Пьера де Ламартиньера. В своих дневниках они описывают жилища — землянки с каркасом из ветвей или костей, покрытые дерном. Землянки имели только одно отверстие в крыше, служившее и дверью, и дымоходом для очага. Путешественники уже не застали аборигенов Арктики и приписывали эти жилища самоедам-ненцам. Подобные сообщения долгое время не принимались всерьез и считались авторским вымыслом. Однако В. Чернецов, Ю. Симченко, Г. Прокофьев и другие исследователи доказали, что в Приполярье обитала крупная этническая общность охотников на морского зверя и оленя. Ее застали предки ненцев, пришедшие в эти районы. Многие ученые склоняются к мнению, что древние жители Ямала принадлежали к уральской языковой семье, то есть были дальними родственниками пришельцев-самодийцев. Показательно сообщение, записанное А. Шренком у европейских ненцев, о том, что сихиртя «хотя и говорят своим собственным языком, однако же понимают и по самоедски». На полуострове Ямал, очевидно, аборигены сохранялись довольно долго. Например, стоянка Хаэн-Сале датируется В.Чернецовым в первой половиной XVII века.

Кроме того, длительное время на полуострове  были известны небольшие труппы ненцев, занятых преимущественно морским  промыслом.

Досамодийский аборигенный элемент в составе ненцев представлен, главным образом, в рамках фратрии — группы родов Вануйта. В XVII веке фратрия состояла из родов Вануйта (Ванюта), Соль-Ванюта, Луца-Ванюта, Сабе и Яптики, Сопли и Япти, Вэнго (Вынги), Яр и Обдорский. Последний Б. Долгих считал родом Саляндер. Собственно название Вануйта Б. Долгих связывал со словом ванг — яма и предполагал, что оно распространялось на «ямных жителей» — жителей землянок, то есть на аборигенов, вошедших затем в состав фратрии, дав ей свое имя. В. Васильев выводил название рода из слова вано (ват, вану) — съедобный корень, его ненцы употребляли в пищу. Он был неизвестен пришельцам с юга. И сначала название закрепилось за аборигенами, позже став именем фратрии, восходящей по происхождению к аборигенному пласту.

В формировании ненцев приняли участие  в основном два компонента: южно-сибирский—самодийский  и местный—аборигенный. В результате их взаимодействия, по мнению Б. Долгих, сформировались две фратрии ненцев. Одна восходит к самодийцам—Харючи, а другая к аборигенам — Вануйта.

Очевидно, самодийцы, будучи представителями одной родовой группировки, не могли заключать браки друг с другом. Поэтому, оказавшись в Приполярье, стали вступать в браки с аборигенами. Такая ситуация привела к быстрой ассимиляции последних, которые были малочисленнее пришельцев.

Аборигенный пласт, вероятно, быстро растворился в самодийской среде. Но Вануйта, уже будучи фактически ненцами, продолжали рассматриваться противоположной брачной фратрией по отношению к Харючи. Затем к Вануйта стали примыкать роды другого этнического происхождения — хантыйские, европейско-ненецкие, энецкие.

Традиционная социальная организация  ненцев базировалась на существовании  двух первоначальных родов — самодийского рода Харючи и восходящего к аборигенам рода Вануйта. Первые достоверные сведения по родовому составу обдорских ненцев, куда входили и ненцы Ямала, содержатся в «Книге обдорской самоеди» 1695 года. Из перечисленных в ней родов к фратрии Харючи относятся: Харючи, Нгано-Харючи, Сюхуней, Нгадср и Ладукай, а к фратрии Вануйта — Вануйта, Луца-Вануйта,Соль-Вануйта, Вэнго, Яр, Сабы и Яптик, Соплии Япти.

В то время наблюдалось расщепление  первоначальных родов на более мелкие. Этот процесс продолжался и в XVIII веке. Кроме того, тогда же среди ненцев сложились две разобщенные географические группы: «каменная самоядь» и «низовая самоядь», живущие по левую и правую сторону Обской губы. Но среди тех и других имелись представители обеих фратрий.

К XIX веку основные родовые подразделения  стабилизировались, по крайней мере внешне. Перепись 1816 года дает следующие роды самоедов Каменной стороны: Харючи, Езынги, Вануйта, Нгано Харючи, Яптик. Подобная структура сохраняется и в переписях 1851 и 1858 годов. Помимо родового деления, две последние переписи учитывали и «ватаги», на них в свою очередь делились роды во главе со старшинами. Эти «ватаги» представляли большие патриархальные семьи или группы семей. Они с развитием оленеводства стали сознавать себя собственниками оленьих стад и угодий, превратившись в самостоятельные хозяйственные единицы. По мере естественного разрастания эти семьи превращались в патронимии, или малые роды с запретами браков внутри. Ненцы такие малые роды называли еркар. Завершилось их становление в 90-е годы XIX века. В свою очередь малые роды делились на семьи. Рост собственнических отношений постепенно выдвигал семью на роль владельца оленьего стада. Малые же роды остались только социальной экзогамной единицей.

Г. Вербов в 30-х годах XX века зафиксировал на Ямале следующие малые роды, давшие начало современным фамилиям: Вануйта, Вэнга, Езынги, Ламдо, Лапсуй, Лаптандер, Нгано-Харючи, Нгандер, Нгокатэта, Неркыгы, Няруй, Пуйко, Салиндер,Сэротэта, Худи, Тусида, Сэрпива, Тадибе, Тэйме, Тибичи, Тэма, Хороля, Яптик, Яр, Ядне. И в качестве единичных случаев — Пяк, Сусой, Серасхов. Л. Хомичв 1971 году по Ярсалинскому сельсовету отметила следующие фамилии: Худи, Вануйто, Сэротэтто, Окотэтто, Хороля, Пуйко, Яптик, Езынги, Тибичи,Салиндер, СусоЙ, Тадибя, НяруЙ, Анагуричи (Нгано-Харючи), Парангуй, Ного, Наркаги, Ламдо,ЕваЙ, Пырырко, Ламбай, Лаптандер, Тусида, Вэнго, Ладукай, Сэрпиво. В качестве единичных случаев — Яунгад, Сияугоби, Ямал, Яндо, Хоротэтто, Хандер, ТэЙме, Нарычи, Ядне, Вэлло, Яр.

Таким образом, дробление малых  родов на большие семьи и фамилии  продолжалось практически до последнего времени. Причем некоторые семьи  официально фиксируются под фамилиями, отличающимися от названий своих  еркаров.

В сферу русского влияния территория попала, видимо, еще до окончательного формирования ненецкого народа. В  старинных русских документах ненцы  и другие самодийские народы обозначались общим термином самоядь (самоеды). Первое письменное упоминание о них содержится в «Повести временных лет» (XI в.), где приводится рассказ новгородца Гюряты Роговича, пославшего своего слугу через Печору в Югорскую землю. Как сообщил затем слуга, «Югра же людье есть язык нем, и соседят с самоядью на полунощных странах». Видимо, новгородцам в то время были хорошо известны пути за Урал, следовательно, походы их начались еще раньше. А уже во второй половине XI века зауральские племена считались, хотя и формально, данниками Великого Новгорода. Из Новгородской летописи известно также о неудачном походе в 1187 году, о походах воеводы Ядрея в 1194 году и воеводы Александра Абакумовича в 1364 году, который «воеваша по Оби реке и до моря...». Даже если понимать здесь под «морем» Обскую губу, воевода наверняка встречался в этом районе с предками ненцев.

Сведения, собранные новгородцами в результате походов за Камень, были обобщены в «Сказании о человецех незнаемых в восточной стороне и языцех розных». Автор этого произведения неизвестен, и составлено оно, очевидно, из различных материалов — рассказов «бывалых» людей, не дошедших до нас письменных источников. Текст «Сказания» открыт и впервые опубликован Д. Анучиным, который датировал его второй половиной XV века. В «Сказании» описывается девять различных «самоядей». Их трудно сопоставить с конкретными народами, но самодийский облик племен можно проследить без труда. Упоминается меховая одежда, узкие глаза, употребление оленей и собак в качестве ездовых животных и т.д. С другой стороны, «Сказание» приводит немало фантастических сведений.

После включения Новгорода Великого в состав Московского государства  в 1456 году походы новгородцев за Урал прекратились. Им на смену пришли московские воеводы, они стремились закрепить  за Москвой новгородских данников. Уже в 1456 году был организован  поход Василия Скрябы, а в 1483 году — поход Федора Курбского и Ивана Салтык - Травнина. Однако эти походы почти не затронули территорию самодийиев. В 1499 году состоялся крупный поход Семена Курбского, Петра Ушатогои Василия Бражника Гаврилова. Отряд Василия Бражника шел самым северным путем — через Полярный Урал. Уже на перевале произошла крупная стычка с самоедами, и русский отряд захватил 200 оленей, использованных затем как транспорт. Помимо военных, с XV века все более активно развивались торговые контакты. Русские торговые люди появлялись на самодийских землях, выменивая пушнину. Часть русских оставалась зимовать в Зауралье и жила по соседству с самоедами, используя их приемы охоты, практичную одежду, овладевая русской и ненецкой речью.

После присоединения Сибири к России в результате походов Ермака начался  новый этап в истории взаимоотношений  русских и ненцев. В 1595 году (по другим данным — в 1594 году) был построен Обдорский острог. Он открыл русским купцам и царскому правительству пути в сибирскую тундру от Ямала до Таза. С этого времени территория расселения ненцев вошла в Российское государство.

Сам Обдорск был заложен не на пустом месте. Издревле здесь существовали ненецкие поселения. Ненцы называли Обдорск Сале-Хардом («Город на мысу»). Он стал центром Обдорского княжества, в него входили и некоторые ненецкие группы. Интересно, что взятое русскими коми-зырянское название Обдорск в переводе означает «Носовой городок» и представляет копирование ненецкого названия. Начиная с XVII века Обдорск становится центром российской государственности на Обском Севере. В нем находилась волостная администрация, сюда ясачные самоеды и остяки привозили ежегодную дань в пользу царя, а позже здесь проходила практически вся торговля с местным населением. Постепенно на всех ненцев от Ямала до Таза распространилось название «обдорские самоеды».

ТРАДИЦИОННЫЕ ЗАНЯТИЯ  НЕНЦЕВ:

ОХОТА, РЫБНАЯ ЛОВЛЯ, ОЛЕНЕВОДСТВО

Основу традиционного хозяйства  ненцев составляет крупнотабунное  оленеводство, существующее и сейчас. Большинство исследователей считают, что сформировалось оно в XVIII веке и только в следующем столетии оформилось в современный тип. 
Первичные навыки оленеводства предки ненцев, очевидно, принесли с собой из района Саяно - Алтая. Многие ученые считают самодийцев Саяно - Алтая первыми оленеводами на земле: они впервые приручили дикого оленя. Некоторые полагают, что первые прирученные олени появились в результате загонной охоты, широко бытовавшей в Сибири. 
Часть животных оставлялась в огороженном корале в качестве живого запаса мяса. И постепенно именно эти животные дали начало домашним оленям. 
Согласно другой версии одомашнивалось сразу целое стадо. Группа охотников с семьями кочевала вслед за стадом диких оленей, по мере необходимости отстреливая нужное количество. Постепенно охотники стали рассматривать стадо как свою собственность, охранять его от хищников и улучшать породу. Олени, в свою очередь, привыкали к постоянному соседству людей. Еще один возможный вариант: от убитых оленей оставались оленята, их приводили в поселки и держали на привязи. Подросшие оленята, привыкшие к привязи, становились ручными. Интересно, что у восточных тувинцев-оленеводов до настоящего времени сохранился обычай приучать новорожденных оленят к привязи и к стреноживанию. 
Древнее самодийское оленеводство на Саяно-Алтае, как и современное тувинское или эвенкийское, являлось вьючно-верховым. Разводимый олень — крупной породы, на нем возможна езда верхом. Северная порода оленей, в связи с суровыми климатическими условиями, более мелкая, на таком животном нельзя ездить верхом: позвоночник слишком слаб.Поэтому здесь практикуется только упряжное использование оленя. Хотя в некоторых местах у энцев и лесных ненцев изредка встречались в прошлом остатки вьючного, но не верхового использования оленя. 
На историю происхождения ненецкой оленьей нарты у ученых нет единой точки зрения. Полагают, что она возникла или из собачьей нарты или развилась из лодки или волокуши. В любом случае нарта имеет местное, северное происхождение, а не принесена самодийцами из Южной Сибири. Очевидно, первоначально ненецкая оленная нарта была однополозной и напоминала лопарскую кережку: нарту, имеющую корпус в виде лодки и стоящую на одном широком полозе. Один из ненцев рассказывал: «Первое время наши люди санок не имели. Летом лодках ездили, зимой под них лиственничные пoлозья подбивали и так ездили». Это подтверждается рисунками из летописей. Возможно, такая нарта появилась в подражание собачьей нарте подобной конструкции. 
У аборигенного досамодийского населения собаководство было развито довольно широко. Об этом говорят как данные археологии, так и многие письменные источники. Можно отметить, что содержание большого числа собак, необходимых для упряжек, возможно только в рамках развитой pыболовецкой или промыслово-морской культуры. 
У них есть шанс заготовить большое количество корма для собак. В тундре пищевых ресурсов для них недостаточно. Появившись в тундре, самодийцы сначала занимались в большей степени охотой на диких оленей и в небольшом количестве содержали домашних; они, очевидно, рассматривались как запас пищи «на черный день». В транспортных целях оленя почти не использовали. В ненецком предании, записанном на Ямале, говорится о древнем жителе — ненце, который «...за оленями пешком ходил. С осени до весны ходил, и с весны до осени. На оленях никогда не ездил». Поскольку пришельцы-самодийцы были, видимо, слишком многочисленны для тундровых экологических условий, поголовье дикого оленя стало постепенно сокращаться. Соответственно для поддержания жизни людей увеличивалось стадо домашних оленей, их использовали в качестве упряжного животного. Это произошло, возможно, под влиянием бытовавшего у аборигенов упряжного собаководства. Некоторое время собачьи и оленьи упряжки сосуществовали друг с другом. 
Ассимиляция аборигенов и дальнейшее сокращение поголовья дикого оленя привели к тому, что домашний олень стал универсальным транспортом и вытеснил собачью упряжку. Соответственно изменилась конструкция нарты, ставшей полезной. Первым шагом стало изготовление подпорок, поддерживающих корпус на цельном полозе. 
Следующий шаг — раздвоение полоза и превращение подпорок в копылья. Такая нарта была не только устойчивее, но и легче кережки. Первые двух полозные нарты были прямо копыльными. Более развитый тип — косокопыльная нарта, копылья у гаклонены назад, — появился только в XVII вел косокопыльная нарта позволяла использовать в конструкции более тонкие детали, то есть была легко без ущерба для ее прочности. С утверждением крупно табунного оленеводства в XVIII веке косокопыльная нарта повсеместно вытеснила свою предшественницу. 
К началу XIX века у ненцев закончилось формирование крупнотабунного оленеводства. Этот тип хозяйства оказался наиболее приемлемым для тундровых условий, что объясняет сохранение оленеводческого хозяйства вплоть до наших дней, хотя в советский период оно и было оформлено в виде совхозов. Сложившаяся система оленеводства с течением времени практически не изменилась, став традиционной. Олени круглый год содержались на подножном корме. Зимой они питались ягелем, а летом в основном зеленой травой и молодыми побегами кустарников. Подкормка их в кочевых хозяйствах в прошлом не производилась. Только иногда в чумах выращивали телят, брошенных важенками. За такими телятами — авками — обычно ухаживали дети. 
Обязательным элементом содержания крупных стад стали сезонные перекочевки. Примерно в марте начинали движение к северу, нередко до берегов моря, где олени меньше страдали от гнуса; в августе шли обратно к югу ближе к границе тайги, где деревья сдерживали зимние ветры и снег был более рыхлым:оленям проще добывать себе корм. 
В XVIII—XIX веках у оленеводов сложились определенные маршруты кочевания, которые не изменялись до последнего времени. Г. Тарасенков, исследовавший Ямал в 1935 году, выделил в составе ямальских ненцев четыре кочевые группы со своим маршрутом каждая. Первая группа лето проводит на Западном Ямале в низовьях реки Йоркуты. Осенью они движутся на юго-восток по водоразделу рек Щучья и Хадыта. Подходят к Оби ко времени становления льда и пересекают ее в районе Вануй-то и Кутопъюгана. Зимние пастбища находятся в среднем течении реки Ерудей (приток Надыма). В апреле начинают обратное движение. Отел проводится уже на Йоркуте. Вторая группа имеет летние пастбища в низовьях Юрибея и на побережье Байдарацкой губы. 
Осенью направляется к рекам Яде и Яр-Сале. В районе Яр-Сале пересекает Обскую губу. Зимние пастбища находятся на левобережье Надыма за рекой Ерудей. Весной группа двигается в обратном направлении. Отел производится на Юрибее и в районе озера Ярро-то. Третья группа летом находится на побережье Карского моря и у озера Нейто. В сентябре начинает движение на юго-восток и переходит Обь по линии Мыс Каменный — Езелово. Зимние пастбища расположены в районе Езелово, на реках Табяга, Хусь-яга и Из-яга. К моменту отела весной возвращается к озеру Нейто. Четвертая группа — самая малочисленная — круглый год кочует на Ямале. Лето они проводят на севере полуострова, на побережье Карского моря и Обской губы, зимой кочуют по Ямальскому водоразделу. 
Маршруты перекочевок учитывали наличие пастбищ, их величину, удобные места для стоянок и отела. В прошлом немаловажное значение имела и возможность оказаться в январе неподалеку от Обдорска, где на ярмарке-можно было купить необходимые вещи и продукты, а также заплатить правительству ясак. 
Кочевать начинали обычно небольшими переходами — по 10— 15 км в день. Чем больше было стадо, тем быстрее оно вынуждено было двигаться, поскольку корма оленям в одном месте хватало ненадолго. Ямальские ненцы имели, пожалуй, самые протяженные маршруты кочевания — от 500 до 1000 км. Поскольку некоторые стоянки продолжались несколько дней, особенно долгими они были во время отела, общее время сезонной перекочевки составляло 2—3 месяца. В кочевании не участвовала незначительная часть населения, занятого охотой и рыболовством. 
Кочевой караван — аргиш состоял из нарт, построенных в определенном порядке. Сначала нарта хозяина, затем нарта для священных предметов, женская нарта, несколько грузовых нарт с одеждой и прочим имуществом. На последних нартах везли жерди для чума и доски для покрытия пола. Впереди аргиша пастухи на легких ездовых нартах гнали стадо, направляя его в нужную сторону.

Для управления упряжками оленеводы  использовали хорей — длинный  шест, выточенный из березы, с круглой  костяной насадкой на конце, предохраняющей круп оленей от повреждений. В упряжке, как правило, находился хотя бы один опытный, задававший тон бык. Он запрягался слева, и к его узде крепился повод. Равномерное натягивание повода заставляло передового поворачивать налево, а резкое подергивание — направо. В летнюю упряжку запрягали обычно 5 быков, а в зимнюю — 4 быков или  яловых важенок. 
Основным орудием труда был и остается тынзян — аркан для ловли оленей, сплетенный из тонких полосок кожи. Петля на аркане затягивается с помощью костяного блока, имеющего два отверстия. 
В одном крепится конец тынзяна, а через другое свободно проходит петля. Использование костяного блока позволяет ей затягиваться быстро и легко. 
Оленеводы, имевшие стада средней величины, пасли их сами. На лето несколько таких семей объединялись, чтобы общими усилиями следить за оленями в период, когда много гнуса. Богатые оленеводы, имеющие несколько тысяч оленей, нанимали в помощники своих более бедных родственников. Не совсем верно оценивать эту социальную форму как угнетение бедноты. Часто это было проявлением заботы об обедневших сородичах: они получали чум, одежду, пищу, избавляясь от угрозы голодной смерти. Крупных владельцев, впрочем, было немного. 
Б. Житков в начале XX века отметил двух наиболее крупных оленеводов Ямала — Мыйчи Окотэтто — 4000 оленей и Ханзеру Худи — 6000 оленей. Бедные оленеводы, со стадом в несколько десятков голов, кочевое хозяйство не вели. Они отдавали своих оленей на выпас родственникам за небольшую плату. 
Сами же занимались охотой и рыбной ловлей. С XIX века довольно большую роль стали играть пастушеские лайки. До этого собаки ненцами практически не применялись. Их появление связано, очевидно, с ростом оленьих стад, когда людям потребовались помощники. Большое стадо обычно пасли два оленевода и несколько собак. В обыденных, спокойных условиях олени держатся вместе, и пастухи только наблюдают за ними. Зимой пастухи время от времени объезжают стадо по кругу, определяя по следам, все ли оно в сборе. Ушедших оленей искали и возвращали. 
Состав стада включал племенных быков (хора), кастрированных ездовых быков (хабт), важенок (яхадеи), новорожденных телят (сую), годовалых телят (няяуку), двухгодовалых оленей (намна) и яловых важенок (хабтарка). Последние, как и кастрированные быки, использовались в упряжках. Численно в стаде преобладали важенки. На Ямале ненцы держали 6—7 самцов-производителей на каждую сотню важенок, остальных самцов кастрировали. Операции подвергались молодые быки 3—5 лет. Кастрация производилась в конце августа — начале сентября, накануне гона у оленей, чтобы отобрать для получения потомства лучших быков и избежать поединков многочисленных самцов-производителей. 
Другой важный период — время отела — приходился на весну. На это время самцов часто отделяли от важенок и прошлогодних телят. Для отела выбирались холмистые места на берегах рек или озер, защищенные от ветра, где южные склоны холмов уже освободились от снега. Отел проходил в апреле-мае, когда погода очень переменчива. Это требовало повышенного внимания со стороны оленеводов, так как неблагоприятные погодные условия могли при вести к значительным потерям. Летом основная проблема оленеводства — гнус. Поэтому в летнее время оленей держат вблизи морского побережья или горных кряжей, где ветер сдувает гнус. 
Поздней осенью проходит период забоя оленей для получения мяса и шкур. В течение года оленей также забивают, но в небольшом количестве — по мере потребностей хозяйства оленеводов. После осеннего забоя стадо сокращалось примерно на 25%. 
Забивались главным образом старые и больные ездовые олени, бесплодные важенки, часть подросших телят. Такой массовый забой, разумеется, проводился только в крупных стадах, при наличии возможностей сбыта или сохранения продукции. Бедные оленеводы старались своих оленей не забивать, заботясь об увеличении поголовья. Кроме того, там, где была возможность добыть диких оленей, домашних также старались сохранять. 
Отбор оленей для упряжек и для забоя проводился с помощью временного загона из нарт, которые составлялись полукругом. Загон ненцы называли ва'. Оленей гнали к нартам, а затем позади них от двух крайних нарт протягивали веревку, ее держали женщины и старики. Мужчины отыскивали в загоне нужных оленей и выводили их на привязи. Таким образом, отбор оленей значительно облегчался. 
Олень давал людям практически все необходимое для жизни: мясо, шкуры для одежды, сухожилия для ниток, кость и рога для украшений, различных инструментов и деталей. Свежая оленья кровь помогала избежать цинги, опасной болезни на Севере.