Культура вагантов

Молчат ваганты и  о семье и своем будущем. Они  рисуют картину стареющего ваганта, но ни слова не говорят, есть ли кто-нибудь у него близкий, оставил ли он потомков. В связи с их отношением к любви, им тяжело рассчитывать на покой и уют в своей жизни до тех пор, пока они не обретут некоторую стабильность (почву под ногами): пока не начнут зарабатывать деньги и прекратят бродяжничать. Ваганты не видят радужных перспектив и предпочитают о них просто молчать³⁰.

Итак, несмотря на неопределенный статус вагантов как социальной группы, они обладали своей уникальной идеологией, своей жизнью они пытались показать ее правомерность и истинность. Насколько верным было соответствие не нам судить, но их идеи сохранились и дошли до нас не только в виде образцов их поэзии, но и в живом, стали принципами нашей современной жизни.

 

4 Известные вагантовские поэты

 

Наиболее раннее и самое славное из вагантских имен - Тугон по прозвищу Примас (то есть Старейшина) Орлеанский. Еще Боккаччо в "Декамероне" упоминает бродячего  певца "Примассо", сообщает о нем  и Хроника Ришара из Пуатье. Стихи  Примаса весьма автобиографичны. Он единственный из вагантов, кто честно изображает свою любовницу не условной красоткой, а прозаичнейшей городской блудницей. Где он только не бывал, кого только не оскорбил своими стихами. Родился же он примерно в 1093 г., умер около 1160-го³¹.

Вот два его стихотворения. Стареющий вагант

Был я молод, был я знатен,

был я девушкам приятен,

был силен, что  твой Ахилл,

а теперь я стар и хил.

Был богатым, стал я нищим,

стал весь мир  моим жилищем,

горбясь, по миру брожу,

весь от холода дрожу.

Хворь в дугу меня согнула,

смерть мне  в очи заглянула.

Плащ изодран. Голод лют.

Ни черта  не подают.

Люди волки, люди звери...

Я, возросший  на Гомере,

я, былой избранник  муз,

волочу проклятья  груз.

Зренье чахнет, дух мой слабнет,

тело немощное зябнет,

еле теплится душа,

а в кармане - не шиша!

До чего ж  мне, братцы, худо!

Скоро я уйду отсюда

и покину здешний  мир,

что столь злобен, глуп и сир.

***

Ложь и злоба  миром правят.

Совесть душат, правду травят,

мертв закон, убита  честь,

непотребных дел  не счесть.

Заперты, закрыты  двери

доброте, любви  и вере.

Мудрость учит в наши дни:

укради и  обмани!

Друг в беде бросает друга,

на супруга  врет супруга,

и торгует братом брат.

Вот какой царит  разврат!

"Выдь-ка, милый,  на дорожку, 

я тебе подставлю  ножку", -

ухмыляется  ханжа,

нож за пазухой  держа.

Что за времечко такое!

Ни порядка, ни покоя,

и Господень  Сын у нас

вновь распят, - в который раз!

 Второй великий  вагантский поэт известен только  по прозвищу Ахипиита Кельнский,  поэт поэтов. Этот не столь мрачен, а наоборот, бравирует легкостью, иронией, блеском.

Любое стихотворение  Архипиита умеет неожиданно закруглить самой конкретной попрошайной, причем делает это с вызовом. Он - человек  более светский, нежели иные ваганты. Известно, что Архипиита почти что состоял при дворе императора Фридриха Барбароссы, значит, родился где-то между 1130-1140 гг., умер же вскоре после 1165-го от чахотки. Одно из его стихотворений, "Исповедь", стало самым популярным вагантским стихотворением в Европе³².

 С чувством  жгучего стыда

я, чей грех безмерен,

покаяние свое

огласить намерен.

Был я молод, был я глуп,

был я легковерен,

в наслаждениях мирских

часто неумерен.

Человеку нужен  дом,

словно камень прочный,

а меня судьба несла,

что ручей проточный,

влек меня бродяжий дух,

вольный дух  порочный,

гнал, как гонит  ураган

листик одиночный <...>

Я унылую тоску

ненавидел сроду,

но зато предпочитал

радость и свободу

и Венере был  готов

жизнь отдать в  угоду,

потому что  для меня

девки - слаще  меду!

Не хотел  я с юных дней

маяться в заботе -

для спасения души,

позабыв о плоти.

Закружившись  во хмелю,

как в водовороте,

я вещал, что  в небесах

благ не обретете! <...>

Разве можно  в кандалы

заковать природу?

Разве можно  превратить

юношу в колоду?

Разве кутаются в плащ

в теплую погоду?

Разве может  пить школяр

не вино, а  воду?!

Ах, когда б  я в Кельне был

не архипиитом,

а Тезеевым сынком -

скромным Ипполитом,

все равно бы я примкнул

к здешним волокитам,

отличаясь от других

волчьим аппетитом.

За картежною  игрой

провожу я ночки

и встаю из-за стола,

скажем, без  сорочки.

Все продуто  до гроша!

Пусто в кошелечке.

Но в душе моей звенят

золотые строчки.

Эти песни мне  всего

на земле  дороже:

то бросает  в жар от них,

то - озноб по коже.

Пусть в харчевне я помру,

но на смертном ложе

над поэтом-школяром

смилуйся, о  Боже!

Существуют  на земле

всякие поэты:

те залезли, что кроты,

в норы-кабинеты.

Как убийственно  скучны

их стихи-обеты,

их молитвы, что огнем

чувства не согреты <...>

Для меня стихи - вино!

Пью единым духом!

Я бездарен, как чурбан,

если в глотке сухо.

Не могу я  сочинять

на пустое брюхо.

Но Овидием  себе

я кажусь под  мухой.

Эх, друзья мои, друзья!

Ведь под  этим небом

жив на свете  человек

не единым хлебом.

Значит, выпьем, вопреки

лицемерным  требам,

в дружбе с песней и вином,

с Бахусом и  Фебом...

Надо исповедь сию

завершить, пожалуй.

Милосердие  свое

мне, Господь, пожалуй.

Всемогущий, не отринь

просьбы запоздалой!

Снисходительность яви,

добротой побалуй.

Отпусти грехи, Отец,

блудному сыночку.

Не спеши  его казнить -

дай ему отсрочку.

Но прерви его  стихов

длинную цепочку,

ведь иначе  он никак

не поставит точку.  

Третий классик  вагантской поэзии, Вальтер Шатильонский, был почти сверстником Архипииты, но намного его пережил, работая  при дворе Генриха II Плантагенета, короля Англии и половины Франции. Родом Вальтер был из Лилля, а Шатильонским (местечко между Шампанью и Бургундией) стал потому, что там тоже много жил и работал. Там он создал знаменитую поэму в 10 книгах "Александриада" - шедевр европейского гуманизма XII в. В награду за нее получил место каноника в Амьене, где и провел последние двадцать лет жизни. Громадный успех имели его вагантские стихи, хотя образ его жизни, конечно, для вагантов совсем не типичный. И поскольку он не был ни бедняком, ни бродягой, то и основной его темой стало не попрошайничанье, но обличение нравов³³.

Если Примаса  легче всего представить себе читающим стихи в таверне, Архипииту - при дворе Фридриха, то Вальтера - на проповеднической кафедре. Он - самый  литературный из всех вагантов, он обожал пастораль и отлично знал ее классические образцы. Но я приведу здесь фрагмент его обличительных стихов:

Я, недужный средь  недужных

И ненужный средь  ненужных,

Всем, от вьюжных  стран до южных

Глас посланий шлю окружных:

Плачьте, плачьте, верные -

Церкви нашей  скверные

Слуги лицемерные

С Господом не дружны!

Кто, прельщенный  звоном денег,

Иль диакон, иль  священник,

Утопая в  приношеньях,

Погрязая в  прегрешеньях,

В путь идет заказанный,

Симоном указанный, -

Тот, да будет  сказано, -

Гиезит-мошенник <...>

Три поэта - как  бы три хронологических и три  социальных ступени вагантского  творчества. Далее, в XIII в., бродячий клирик постепенно превращается в важного  прелата, однако стихи его, если он, конечно, талантлив, становятся достоянием репертуара бродячих певцов.

В общем, ваганты  пели об одном и том же, перепевали и перекладывали друг друга. Наиболее знаменитый сборник, представляющий их творчество (около 200 произведений) - это  так называемый "Буранский" сборник. Что это такое? Посмотрите на свои общие тетради, где вперемешку записываются задачки по алгебре, химические формулы, наброски сочинений по Достоевскому, английские слова, дружеская переписка на скучных уроках, зарисовочки мордашек хорошеньких соседок и записи для памяти, например: "Завтра сходить в баню", - и вы легко представите себе Буранский сборник и тому подобные старые книги.

Основные особенности  вагантской поэзии³⁴: латынь, рифма, ритм, иногда двуязычие. Очень часто это изощренные стихи, в которых следует нанизывание длиннейших тирад на одну рифму. По стилю это - смешение библейских текстов и стихов античных поэтов, это пародия, это совмещение благочестивейшего текста и нечестивейшего контекста (или наоборот). В целом же это - поэтика реминисценций. Темы вагантов чаще всего - вино, женщины и песни, ругательство и попрошайничанье. Ну и религия, конечно, весьма, правда, своеобразно поданная.

И еще: ваганты  во второй раз в истории породили драматургию. Первый раз она произошла  из процессий в честь Диониса, а в этом случае - из церковного богослужения, из литургии, которую ваганты спародировали.

Например, знаменитое "Действо о страстях Господних", представленное в Буранском сборнике, уже включает в себя, помимо литургических  диалогов, бытовые и комические эпизоды, те самые, из которых и вышла новая европейская драматургия.

Перепевая римлян, ваганты утеряли весьма существенную вещь - городской быт, которым дышала древняя латынь. Зато поэтически воссоздали быт сельский, и описания природы  в их лирике - прямой вклад в общую  сокровищницу культуры поэзии средневековья.

К концу XIII в. вагантское творчество сходит на нет, и причин тому три:

К концу века рассосался тот избыток грамотных  людей под воздействием церковных  репрессий; с победой теоретиков стало ясно, что ответов на современные  вопросы у классиков не найти; многие ваганты вернулись в лоно церкви, многие погибли в междоусобицах и на виселицах³⁵.

Вагантство  не выдержало конкуренции со свои духовным соперником - монашеством. В 1209 г. миру явился великий проповедник  Франциск из Ассизы, в 1216 г. появился орден доминиканцев, и они вместе с францисканцами - монахи без монастырей - оккупировали большие дороги. Вели они себя значительно порядочнее вагантов, разговаривали не на латыни, а на родных языках, и в итоге массой своей отбили у вагантов паству, а с ней и хлеб.

Не выдержало  вагантство конкуренции и со своим  светским соперником, трубадурами, труверами, миннезингерами. И причина тому - тоже в языке. Слушатель хотел  родной речи.

 

 

Заключение

Лирика вагантов исключительно разнообразна по содержанию. Она охватывает все стороны средневековой жизни и все проявления человеческой личности. Песня, призывающая к участию в крестовом походе во имя освобождения «гроба господня», соседствует с броской антиклерикальной прокламацией против разложения духовенства и «симонии» — торговли церковными должностями; исступленное обращение к богу и призыв к покаянию — с настойчивым, повторяющимся из стихотворения в стихотворение воспеванием «грубой» плоти, культа вина и обжорства; почти непристойная эротика и цинизм — с чистотой и возвышенностью; отвращение к книжности — с прославлением науки и многомудрых университетских профессоров. Зачастую в одном и том же стихотворении сталкиваются вещи, казалось бы, несовместимые: ирония оборачивается пафосом, а утверждение — скепсисом, шутовство перемешано с необычайной философской глубиной и серьезностью, в веселую майскую песенку вдруг врывается щемящая грусть, и, наоборот, плач неожиданно разрешается смехом. Стихотворение «Орфей в аду», задуманное поначалу как забавная пародия на известный античный миф и одну из глав Овидиевых «Метаморфоз», завершается страстной мольбой о милосердии, а в «Апокалипсисе голиарда» картины предстоящей гибели мира нейтрализуются балаганной концовкой.