Место народной художественной культуры в культуре современного общества

Трудности в изучении данного вопроса во многом обусловлены неоднородностью современных бытовых жанровых форм, их относительно слабой каноничностью. Тем не менее, в ряде бытующих сегодня текстах (байках, «страшилках», анекдотах и др.) просматриваются некоторые относительно устойчивые приемы повествования, своего рода «общие места». Например, зачины типа: «жила-была девочка (старуха)...», « в одной квартире жила семья...», «в темном-темном подвале...» и пр. издавна знакомы и привычны.

Глубинная традиционность бытового мелоса проявляется в том, что он формируется как совокупность относительно устойчивых, повторяющихся структурно-смысловых, интонационных комплексов, попевок, а также популярных, привычных в разных социальных средах мелодических оборотов, относительно законченных напевов, часто авторского происхождения («жестокие романсы», «Калинка», «Катюша» и др.), о чем говорилось выше. Эта совокупность составляет своего рода «интонационный словарь», где накапливаются типовые ритмо-интонационные, структурно-содержательные, элементы, как бы «строительные ячейки» (но не формулы), на которых основывается бытовая мелодика в различных социокультурных средах (молодежных, подростковых, уголовных сообществах и др.). В основе своей они содержат реликты традиционного национального мелоса, но переработанного, переосмысленного в контексте современного массового музыкального мышления. Такие типовые элементы облегчают усвоение напевов, их узнавание, воспроизведение в повседневном обиходе.

В целом, в бытовом творчестве стереотипы проявляются чаще всего на достаточно общем уровне, т.е. в общих сюжетно-тематических схемах, структурных построениях, мотивах, которые по-разному реализуются в разных видах и жанрах. Такова, например, сюжетика, связанная с героическими (богатырскими) подвигами во имя Отечества, с чудесными и даже сверхъестественными превращениями героя, которыми изобилуют аутентичные и современные повествования (предания, устные рассказы и пр.). Подобные сюжеты активизируются в периоды серьезных социальных потрясений. Так, знаменитый партизанский командир Ковпак, герой многих устных рассказов, преданий, песен времен Великой Отечественной войны, наделяется почти волшебной способностью становиться невидимым, если за ним устраивается погоня. Он может появляться одновременно в нескольких местах. [8 – 162 c.]

Однако традиционные схемы погружены в современную социальную среду (среды), в контекст сегодняшних социокультурных реалий. Свидетельство тому: включение вполне современных действующих лиц (генерал Панфилов, маршал Жуков, космонавты и пр.), социально-значимых на сегодняшний день событий (Великая Отечественная война, освоение космоса, покорение неприступных горных вершин и т.д.). Живучесть подобных традиционных (героических, патриотических и др.) сюжетов, вероятно, в том, что ценности, образцы отвечают современным жизненным реалиям, вечным, вневременным идеалам.

Бытующие в повседневной жизни устные тексты могут иметь давнее происхождение. Например, в Санкт-Петербурге до сих пор рассказывают о призраке Михайловского замка, где был убит император Павел I, о знаменитых питерских памятниках. [15 – 15 c.] Зато вполне современен сюжет о снайпере-фантоме, оставляющем в стеклах близ Финляндского вокзала круглые отверстия с оплавленными краями. Этот феномен до сих пор не получил сколько-нибудь убедительного объяснения и потому несет в себе оттенок таинственности, необычности, так свойственный многим питерским преданиям, байкам.

Как и в старину, жизненное пространство наших современников, в т.ч. горожан, «заселяется» разного рода демонологическими существами, которые вторгаются в их повседневную жизнь, нарушая ее привычное течение. Они находятся как бы рядом с человеком, иногда вредят, иногда помогают, а то и просто пугают. То, что они называются полтергейстом, карлсонами, инопланетянами, а порой предстают вещами-демонами (Черная рука, Черные занавески, телевизор и пр.) не меняет сути дела. Это по существу живая традиция, современная демонология, функционирующая в быту разных социальных слоев (групп, общностей) России конца XX – начала XXI веков, принятая ими, вошедшая в повседневность, ставшая фактом обыденного сознания.

Вполне традиционно сегодня и рассказывание анекдотов, баек, слухов, произнесение тостов, использование арготизмов. Так, в современных тостах у разных народов, как и в прошлом, традиционно прославляются виновники торжества, хозяева дома, высказываются наилучшие пожелания с учетом их профессионально-статусных, образовательных и пр. признаков, используются неожиданные противопоставления, параллелизмы. Однако традиционные схемы, сюжетные построения, неожиданные аналогии «живут» в культурной практике сегодняшнего человека. Они погружены в современные социокультурные реалии, в т. ч. повседневные, как, например, в следующем тексте. Однажды пчела спрашивает змею: «Почему, когда я укушу, я умираю, а когда ты укусишь, то умирает укушенный?» Змея отвечает: «Мой укус профессиональный», так выпьем же за профессионализм.

В анекдотах, т.е. занимательных, с неожиданными сюжетными поворотами коротких текстах также нетрудно обнаружить сюжетные схемы, своего рода «общие места». Не случайно Б.Н. Путилов высказал мнение о том, что многие анекдоты, рождающиеся в наши дни, продолжают линию, идущую от знаменитых баек про пошехонцев. На Урале, например, записан следующий текст, где речь идет о жителях современной Нижней Салды: они грядки бетонируют, на воробьев носки надевают, чтоб крышу не царапали, телеантенны краской красят, чтобы изображение цветным было..., и хвастаются, будто их рельсы во всем мире знали, когда остальные уральцы еще лапти плели. При этом нередко происходит вполне традиционная инверсия («перевертывание») свойств действующих лиц (литературных, телегероев и др.), когда положительные персонажи утрачивают свои исконные качества, превращаясь в собственных антиподов. Так, наивный и добрый телеперсонаж Чебурашка в анекдотах становится равнодушным и агрессивным, когда, например, угрожая рогаткой своему другу крокодилу Гене, кричит: «Руки вверх, сопля зеленая!» [1 – 89 c.]

Это продолжает традицию, как и пародирование действующих лиц (реальных и вымышленных), их оглупление, гипертрофирование комичности ситуаций. Достаточно напомнить анекдоты о Василии Ивановиче, Штирлице и др. На наличие пародирования в эпическом фольклоре указывает Б.Н. Путилов. [14 – 104 c.]

В то же время существуют бытовые формы, где традиционные корни особенно латентны и проявляются весьма опосредованно, что затрудняет их обнаружение. Это относится, прежде всего, к так называемому «черному юмору». Его истоки некоторые исследователи видят только в профессиональной литературе. При этом называют В. Буша (конец XIX в.), Д. Хармса, обэриутов. В качестве обоснования указывают на стилистическую изощренность текстов указанного типа, парадоксальность, нарочитую иррациональность их образно-содержательной канвы. В таких «садистских частушках», стишках («ужастиках»), родители не защищают, не оберегают, а истязают детей, а те платят им тем же: «Бабушка внучку из школы ждала, Цианистый калий в ступке толкла. Дедушка бабушку опередил, Внучку к забору гвоздями прибил».

Конечно, литературные вливания здесь очевидны, но на «черный юмор» со всеми его ужасами (убийствами, членовредительством и пр.) можно посмотреть как на «смеховой двойник» прежней (фольклорной) страшилки, сказки. Ведь ужасное, жестокое издревле присутствует в историческом (традиционном) фольклоре (быличках, легендах, сказках), где происходят ужасные деяния, где нечистая сила нередко выступает в страшном обличье.

При этом в современном быту, в современном обыденном сознании не могут не происходить изменения в смысловом наполнении, казалось бы, традиционных стереотипов, символов. Например, наводящие ужас эпизоды, когда некто, скажем, братья царевича не просто убивают его, но тело расчленяют на куски, уходят корнями в языческий обряд инициации. Согласно ему, реальный подросток, проходя через тяжелые, подчас мучительные, испытания, даже воображаемую смерть, словно восстает из мертвых обновленным. Тем самым он переходит в категорию взрослых членов племени, рода. Подобные деяния в современных «страшилках» утрачивают ритуально-магический, мифологический смысл, переосмысливаются в соответствии с сегодняшними реалиями, с сегодняшними принятыми в обществе (сообществе, группе) нормами, представлениями о добре и зле, о преступлении и наказании.

В наши дни мало кто помнит изначальный смысл песни-игры в каравай. Она восходит к свадебному обряду, когда на фоне символического брачного союза девы и змея («сидел Ящур под ореховым кустом»), сулящего богатство, открываются имена вступающих в брак. [18 – 8-9 cc.] Подобные изменения являются результатом социально-культурных трансформаций, глубоких перемен в общественном сознании (т.ч. в обыденном), перемен в ценностных ориентациях, идеологии. В конечном итоге они восходят к изменениям в социальной среде, ее расслоению, усложнению и т.д.

Современное поликультурное пространство многослойно и неоднородно. Смешение культурных направлений, культурных сред является следствием относительной открытости социальных групп, слоев, хотя в современном обществе есть образования, тяготеющие к разной степени замкнутости (ограничению рамками своего клана, группы).

Таковыми могут быть по тем или иным причинам оказавшиеся в относительной изоляции армейские подразделения, особенно отряды пограничников, группы геологов, альпинистов, археологические и пр. экспедиции, а также сообщества, сознательно стремящиеся к замкнутости. К этим последним относятся, как правило, субкультурные образования: воровские кланы, некоторые подростковые группы вроде объединения болельщиков «Спартака», некоторые маргинальные группы, в которые попадают люди, как бы выпавшие из социально-статусной структуры общества. Здесь можно назвать бомжей, беспризорников, наркоманов и др., ранее – хипповские, пост-хипповские сообщества. В них также складываются свои правила поведения, взаимоотношений с себе подобными и «чужими», свой образ жизни, свои культурные тексты, свои творческие направления, свое речетворчество.

Например, устные тексты («телеги») хипповских и пост-хипповских объединений, еще недавно широко распространенных среди молодежи и в своем массовом варианте входящих в народную культуру, пронизаны образно оформленными морально-нравственными и идеологическими принципами, правилами взаимоотношений между различными категориями членов объединений: элитой, новичками, средним слоем. В них также зафиксированы нормативно-ценностные установки как вневременные, намеренно противопоставленные официальным, где во главе угла стоят ненасилие в самом широком смысле, свобода, естественность, вселенская любовь ко всему сущему, равнодушие к материальным благам. В данной среде сформировалась своя символика, маркирующая членов сообщества, как бы отделяющая «своих» от «чужих». Это и условные знаки-символы, символические украшения («феньки»), свой жаргон, насыщенный англицизмами, понятный в полной мере «своим». Здесь «хайрастый» означает волосатый, «на флэту» понимается, как быть у кого-то дома и т.д. [21 – 13-14 cc.] Для вхождения в такую субкультуру, адаптации в данном сообществе, осознания своей причастности к нему требуется усвоение ее нормативов, правил, стереотипов.

В солдатской среде также складываются свои «правдивые истории», анекдоты, байки, свои арготизмы. Например, солдата весеннего призыва называют «фазаном», осеннего «муравьем». В торгово-предпринимательских, часто криминализированных кругах «зарядить клиента» означает обещать заплатить и обмануть. [3 – 155 c.]

Однако закрытость тех или иных социальных групп, сообществ относительна, а их границы проницаемы, что позволяет устным текстам циркулировать в разных средах и промежутках между ними благодаря «утечке информации». Возможно, конечно, что шутки, афоризмы, армейские, тюремные и пр., за пределами своей социальной среды теряют часть шарма, семантического ареала. Но многое в песнях, жаргонах достаточно адекватно воспринимается и приживается в различных социокультурных средах. Скажем, коллизии, связанные с неуставными отношениями, служебной иерархией в армии, взаимоотношениями, распределениями ролей в воровской шайке. Не случайно блатные песни охотно поются среди интеллигенции, студенчества, подростков. Возможно, в них видят извечную мечту по безоглядной воле, по бескрайним просторам. Подкупает их распевность, интонационно-мелодическая «пронзительность».

В последнее время многие арготизмы, бытовые тексты вошли в обиход СМИ и при их содействии получили широкое хождение. Это еще одна проблема, связанная с современными механизмами, обеспечивающими сохранение, передачу от поколения к поколению бытовых форм песенно-музыкальной и словесной творческой практики.

Параграф 2.2. Формирование предметно-пространственной среды, бытовой дизайн как область повседневного творчества

Бытовой дизайн или формирование предметно-пространственной среды среди непрофессиональной части населения (как городского, так и сельского) представляет как бы самостоятельное ответвление, примыкающее к профессиональному искусству. Эта одна из наиболее популярных областей вне-профессиональной современной художественной проектно-конструкторской деятельности людей. Под предметно-конструкторской средой понимается архитектура, а точнее архитектурный декор индивидуального жилища, предметы домашнего обихода – мебель, посуда, изделия, всевозможные предметы, предназначенные для их постоянного функционального использования и украшения среды обитания.

В бытовом дизайне наиболее полно, порой своеобразно проявляется техническая смекалка, знание основ ремесла, тех или иных направлений, происходящих в культурных и экономических процессах, в моде. В нем демонтируются стилевые предпочтения, ориентации на некоторые из них, импровизация, воображение традиции народной и «ученой» культуры. Наконец происходит формирование, воссоздание собственных представлений об эстетике. Все это, бесспорно, делает настоящее явление особенно привлекательным и интересным для изучения.

Предметы крестьянской архитектуры и быта (мебель, посуда, одежда и мн. др.) создавались самими же крестьянами в силу бытовой необходимости. Однако при всем сходстве крестьянского «производства» с современным дизайном следует четко различать традиционную крестьянскую или городскую ремесленную культуру прошлого и современный дизайн (профессиональный и непрофессиональный, бытовой). Его отождествление с последними неправомерно в силе ряда важных причин. Традиционные ремесла и «производство» бытовых изделий – это культура, основанная на каноне, своего рода концепте этой культуры, на способе передачи ремесленных навыков непосредственно от поколения к поколению.

Человек предшествующих поколений (вплоть до XX столетия) не был художником или мастером, проектирующим и конструирующим предметы быта, архитектурные детали, т.е. дизайнером. Он был в первую очередь мастером, ремесленником, художником, который не проектировал новую вещь или предметы, необходимые в быту, в ритуалах, а стремился к воссозданию образа вещи, предмета, деталей архитектуры близких исконному, традиционному, иногда сакральному образцу, хорошо знакомому, пришедшему к нему из глубины веков от его дедов и прадедов.