Русский характер

Природа, географическая среда предоставили русскому человеку двоякие условия жизни. С одной стороны, полноводные реки поили чистой водой, кормили рыбой, связывали между собой различные места проживания людей. Леса давали в избытке строительный материал, еду, мех зверей. Земля позволяла выращивать различные зерновые культуры. С другой стороны, климат был суровым, с коротким летом и продолжительной зимой, что в сравнении с другими европейскими или азиатскими народами требовало от русского человека значительно больших усилий для выращивания урожая, утепления жилища и сохранения здоровья. Взаимодействие с природой, значительная зависимость от нее, необходимость зачастую вести самую настоящую борьбу за выживание, выработали в русских людях выносливость, умение напряженно работать, смекалку.

Тем, кто стоял у власти, не приходилось  ломать голову над «аграрным вопросом»  – вокруг имелось много незанятых  территорий, колонизация и хозяйственное  освоение которых происходило почти  непрерывно. В то же время, наличие свободных земель, возможность сняться с прежнего места и обосноваться за 50-100 верст севернее или восточнее, за несколько недель поставить дом, за несколько месяцев расчистить участок под пашню многие столетия согревала душу русского человека, давала ему готовый «ответ» на возможное давление со стороны правителя, его администрации. Философ Н.Бердяев так определил последствия, к которым приводила территориальная экспансия России: «Огромные пространства легко давались русскому народу, но не легко давалась ему организация этого пространства».

Огромную роль на формирование характера сыграли и политические факторы. Политика, а не экономика в российской цивилизации была базисом, доминировала в обществе, делала цивилизационный выбор. Личности вождей, лидеров всегда играли особую роль. Ведь они, а не народ, по сути, делали выбор, решали судьбы страны на всех этапах ее развития: Олег, перенесший столицу из Новгорода в Киев, Владимир, избравший православие, Александр Невский, сделавший «ставку» на орду в противовес католическим орденам, Петр I, прорубивший «окно» в Европу, И.Сталин, укоренивший тоталитарный режим, М.Горбачев, начавший перестройку, и т.д. Для русского человека власть всегда была «личностна», и отношение к ней было эмоционально окрашено. Лев Николаевич Толстой в своих философских размышлениях писал:

«Русский народ всегда относился к власти иначе, чем европейские народы. Он никогда не боролся с властью и, главное, не участвовал в ней, не развращался участием в ней».

Многие трудности и катастрофы русской жизни вызваны самодурством правителей. Поскольку верховная власть воспринимается русским народом более сакрально, чем в Европе, то преступления власти пробуждают в народе агрессивные стихии. В силу поляризации характера в народе «два начала - милосердие и жестокость - постоянно сменяют друг друга.… Однако в душе православного народа милосердие и жестокость имеют разные права на существование. Для того чтобы проявления варварства не воспринимались самим народом как преступление, нужна санкция извне, “сверху”. И уж тогда варварство выходит из-под контроля даже того, кто дал первоначальную санкцию» (Г.А. Анищенко). Когда государство чрезмерно нарушало необходимые пределы власти и невыносимо давило (как при опричнине Ивана Грозного), или лишалось легитимности (как при убийстве Петра III, отозвавшемся пугачевщиной), либо слабело и рушилось (как в Смутное время), - разваливался авторитет не только ограничений, запретов и повелений, но и основных жизненных идеалов. Народ деградировал, рушил жизненный уклад и мстил всем и себе за это. При отсутствии сурового, но справедливого дисциплинирующего духовного авторитета народ впадал в смуту. «Если же русский усомнится в абсолютном идеале, то он может дойти до крайнего скотоподобия или равнодушия ко всему» Солженицын.

Нарушал или разрушал охранительный государственный порядок всегда правящий слой, народ отвечал на это русским бунтом. «Не приведи Бог видеть русский бунт - бессмысленный и беспощадный. Те, которые замышляют у нас невозможные перевороты, или молоды и не знают нашего народа, или уж люди жестокосердные, коим чужая головушка полушка, да и своя шейка копейка» (А.С. Пушкин).

Отчасти беспощадность бунтарства связана с долготерпением русского человека: «Русский народ очень терпелив и терпит до самой крайности; но когда  конец положит своему терпению, то ничто не может его удержать, чтобы не преклонился на жестокость» (А.Н. Радищев). Чем больше сдерживается накапливаемая агрессия, тем сильнее её взрыв, когда рушатся внешние и внутренние преграды для неё.

Русскому человеку менее интересны внешние правовые свободы. Для него ценен внутренний аспект свободы - свободы самоопределения, что возможно и в условиях внешнего закрепощения. Русский стремится к воле вольной, по воле пожить, к самореализации по органичной потребности сердца, а не по внешним предписаниям. Волевое самоопределение в органичных жизненных условиях, при наличии традиционных духовных авторитетов было ориентировано ко благу и поэтому играло роль мощного созидательного фактора.

В итоге разрушение традиционной системы  авторитетов и ценностей при недостатке внутренней дисциплины правосознания приводило к тому, что воля вольная оборачивалась своеволием, разнузданием - освобождением от всяческих обязательств, ввергала страну в анархию и хаос.

У русских сильно чувство любви  к Родине, Отечеству, которые неотделимы от отношений к своему государству. И.Л. Солоневич вслед за Ф.М. Достоевским отмечал патриотизм русского человека, «любовь к родной земле, за которую мы лезли на все мыслимые рожны и ломали все мыслимые рожны», проявляя при этом чудеса героизма, жертвенности ради Отечества. «Безусловно, русская черта - привязанность к России в целом и к родным местам, к языку, к соотечественникам. Отсюда - ностальгия, тоска по родине, если теряешь её даже на непродолжительное время. Быть за границей любопытно, но неуютно, несмотря на бытовые удобства: тянет домой, к родным устоям, за которые привычно держаться. Неистребима потребность в общении с близкими (пусть первым встречным) - не просто в обмене информацией, а в стремлении излить душу, вести доверительный разговор, когда тебя понимают и ты понимаешь с полуслова, а то и вовсе без слов - глазами, жестом, мимикой, ибо и так всё ясно, хотя говорить можно без конца» (А.В. Гулыга). Поэтому русские болезненно переживают отъезд из России навсегда. Чтобы жить на чужбине, русский человек должен умереть и родиться заново - совершенно другим.

Русским было свойственно чувство  национального «Я». Для России характерно единство религиозной и национальной идеи: «Москва - орудие Господа Бога, сосуд, избранный для хранения истинной веры до окончания веков, и для всех народов и людей мира» (И.Л. Солоневич). Поэтому Москва думала обо всем мире и об истине для всего мира. «Настоящая реальность таинственной русской души - её доминанта - заключается в государственном инстинкте русского народа, или, что почти одно и то же, в его инстинкте общежития.… Это свойство я бы назвал так: умение уживаться с людьми. Уживчивость, но с некоторой оговоркой: “не замай”. При нарушении этой оговорки происходит ряд очень неприятных вещей - вроде русских войск в Казани, в Бахчисарае, в Варшаве, в Париже и даже в Берлине. Русскую государственность создали два принципа: а) уживчивость и б) “не замай”» (И.Л. Солоневич).

Особенно драматичными для русского человека оказывались времена разрушения государственности. Ибо сильное государство было для русских людей формой самосохранения и выживания в суровейших исторических условиях. Поэтому государственные институты имели большее, чем в Европе, значение: государство было каркасом жизненного космоса, было более сакральным в общественном сознании и более всеобъемлющим. Государство для русского человека есть «живое нравственное сообщество, организм солидарности, совместной жизни людей, вольной и справедливой: нравственно безликое государство может только возмутить его; он пытается привнести любовь в государство и в политику, он спрашивает о религиозном полномочии государства и, если такового не находит, готов отречься от него. Мудрому европейцу это может показаться наивным и детским, он лишь улыбнется и пожмет плечами. Русский же хочет знать, что право, государство, политика произрастают из глубины святых корней духа, предстают перед ликом Божиим, освящены любовью, связаны братством, требуют справедливости, являются своего рода одной большой семьею» (И.А. Ильин). Поэтому государственность в целом воспринималась не как блюститель закона, а как духовно авторитетный институт, венчающий традиционный жизненный уклад. Это не исключало критического отношения к некоторым государственным институтам. Носителем государственной идеи была верховная власть - монархия. Но русское государственническое жизнеощущение далеко от тоталитаризма - всевластия государства. В русском сознании государство - это не столько система принуждения и наказания, сколько инстанция отеческой защиты, мобилизующая через чувство общенационального долга. Поэтому индивидуальные интересы всегда были подчинены нуждам мира, земли, государственного бытия.

Одной из главных характеристик  на протяжении столетий стала общинность. Русский человек не мыслил себя вне  общины. Община была его защитой, средством выживания. Сельская русская община, или “мир”, издревле основывалась не на кровном родстве, а на соседстве и общем землевладении. Тем не менее, “мир” воспринял от рода теплоту и патриархальность образа жизни. В идеале вся русская нация могла в старину рассматриваться как огромный “клан”, или “род”, отцом которого был царь» (Г.П. Федотов).

Слияние с «миром», коллективом  становится важной чертой русской православной цивилизации. Но община отрицала личность одного человека, отсюда стремление к уравниловке, к тому, чтобы «не высовываться», быть как все. Кроме того, общинность ведет к отсутствию чувства собственности. Русский человек не различал особо «мое» и «не мое». Для традиционного русского человека богатство не могло быть нажито честным трудом («от трудов праведных не наживешь палат каменных»). В понимании русского, общество складывается из бедных (таких, как я) и богатых (они). В понимании русского богатым и честным одновременно быть невозможно.

В русском языке почти все народы обозначаются существительным, и только «русский» идет как прилагательное. Б.А. Рыбаков считал, что «в своем политико-психологическом прошлом наша общность шла не путем четкого выделения себя, а путем, прежде всего определения других. Вот так когда-то и появились «немцы» - «не мы», «немые», т. е. не говорящие по-нашему. Остальные же из близких соседей, кто изначально, а кто постепенно, с течением времени и расширением собственной государственной колониальной экспансии считались «нашими», «русскими».

Говоря о характере русского человека, историки во все века отмечали двойственность, полярность мышления и поведения русского человека, что определялось не в последнюю очередь сложностью исторической судьбы, столкновением и противоборством в ней восточного и западного элемента.

Русское сознание отрицает срединное  состояние, никаких полутонов. И  к самому себе, и к России русские  демонстрировали двойственные, иногда противоположные чувства одновременно. Существует точка зрения, что русскость – это отсутствие европейского индивидуализма, рационализма и оптимизма, накопительства, политичности, это отсутствие в то же время азиатской целеупорядоченности, растворенности индивидуума в социуме.

Четыре основных фактора влияли на формирование русского национального характера:

1) Первозданный духовный образ  и историческое предназначение, которыми Творец наделяет народ  (духовный генотип); "Бог дает  Дары Святого Духа - всем народам,  но мерою различною и особливою.  Почему, кому, и сколько - не разумеем. Но исповедуем, что нет народа обделенного и отвергнутого, хотя есть народы - не соблюдшие, растратившие и зарывшие талант свой в землю" (И.А.Ильин).

2) Природные генетические свойства  восточно-славянского этноса (природный  или этнический генотип); "Наше своеобразие от славянской крови и славянской души, не похожей ни на монгольство, ни на романство, ни на германство. Нет на свете чистых кровей и чистых рас; все давно смешалось и переплелось. Смешалась и наша славянская кровь с азиатскими и европейскими народами. Но, смешавшись, не растворилась, а дифференцировалась - и дала своеобразный уклад: темперамента, естественности, сердечности, широты, простоты и приспособимости. И эти черты мы передаем и другим народам и другим исповеданиям, живущим с нами" (И.А.Ильин).

3) Экстремальные условия выживания на просторах Евразии - климатические, географические и геополитические (исторический архетип); "Наше своеобразие от нашей природы - от пространства, от климата, от равнины, от отсутствия близкого моря, от рек, от погоды, от почвы и от растительности; и от далекого рассеяния по пространствам. Мы сами не знаем, когда и как мы вжились в нашу природу и вжили ее в себя. Но получили мы от нее много; и страстность, и созерцательность, и неуравновешенность, и свободолюбие, и склонность к лени, и братскую спайку... Наше своеобразие было довершено нашей историей. И расселенностью по равнине; и борьбою с кочевниками; и удельно-вечевым периодом; и торговлей с греками и варягами; и Киевским расцветом; и нашествием татар, борьбою с ними насмерть, их 250-летним игом, и идеею града Китежа. И далее - и вторжением западных соседей, и собиранием Руси Москвою; борьбою с Польшею и Литвою; бесконечными войнами оборонительного характера; Грозным и опричниной; Смутою и замирением юга; присоединением Малороссии; творческою бурею Петра Великого; крепостным строением, бунтами простонародья, дворянскими переворотами, нашествием Наполеона и культурным расцветом 19 века" (И.А.Ильин).

4) Воспитание православием (духовный  архетип); "Наше своеобразие - от  нашей веры, от принятого нами и вскормившего нашу культуру греческого православия, по-своему нами воспринятого, по-своему нами переработанного и по-особому нас самих переработавшего. Оно дало нам больше всего: живое желание нравственного совершенства, стремление внести во все начало любви, веру во второстепенность земного и в бессмертие личной души, открытую живую совесть, дар покаяния, искусство страдать и терпеть, неутолимый голод по религиозному осмыслению всей жизни и всего мира сверху донизу; и еще: непоколебимую уверенность в возможности и необходимости единения человека с Богом в этой жизни и в будущей, искание живых путей в этом единении и преодоление страха смерти через созерцание жизни и земной смерти Христа Сына Божия. Это и есть именно тот дар, который в истории христианства называется духом ап. Иоанна, который утрачен Западом и отречься от которого значило бы отречься от самого русского естества. И что еще достопримечательно, что этот Иоанновский дух пропитал всю русскую культуру, - русское искусство, русскую науку, русский суд - и незаметно был впитан и инокровными и инославными русскими народами: и русскими магометанами, и русскими иудеями так, что они уже нередко чувствуют себя ближе к нам, чем к своим единокровным и единоверным братьям" (И.А.Ильин).

Русский народ - государствообразователь создал огромное многонациональное государство, уникальную культуру и русскую православную цивилизацию. Надо сказать, что ни один цивилизованный народ в истории не выжил в подобных обстоятельствах, тем более не создал высокой культуры. Русская государственность - это форма самосохранения народа в тяжелейших условиях исторического существования. Понятно, что выжить в беспрецедентно трудных условиях можно было только благодаря определенным компенсационным механизмам - и в общественно-политической жизни, и в национальном характере. Многие общественные и государственные институты в России не похожи на западные и поэтому всегда подвергались жесткой критике как отсталые, азиатские, рабские, в то время как это были единственно возможные формы выживания в суровейшем углу планеты. Так, "В этих условиях единственным рентабельным трудом в земледелии в течение многих столетий был крепостной (почти рабский) труд русских крестьян... Крепостное право в России было не результатом жадности и жестокости царя и помещиков, а своеобразным, хотя и жестоким, компенсационным механизмом выживания российского социума в целом" (Л.В.Милов). Конечно же, в таковых условиях единодержавная власть была единственно приемлемой для огромной многонациональной страны: "Русская монархия делала все, что могла, для защиты внешней и внутренней свободы России и людей России, - если ей это не всегда удавалось, то виною этому были не Цари, а цареубийцы... Русское самодержавие было всегда самым верным стражем русского самоуправления и русское самоуправление - почти всегда, кроме последних десятилетий - было верной опорой самодержавия" (И.Л.Солоневич). Во имя самосохранения народа и русской цивилизации в целом приходилось ужесточать некоторые формы общежития: "Такой меры личной свободы, какую имели США и Англия в начале нынешнего столетия, русский народ не будет иметь никогда. Ибо если безопасность США и Англии была гарантирована океанами и проливами, то наша - может быть гарантирована только воинской повинностью. Американская свобода - как и американское богатство, определены американской географией - наша свобода и наше богатство ограничены русской географией" (И.Л.Солоневич).