Традиции и инновации

При всей своей оппозиционности и традиция, и инновация взаимосвязаны и взаимообусловлены до такой степени, что порой их сложно дифференцировать: ведь ни одна инновация никогда не остается новшеством сколько-нибудь долгое время точно так же, как ни одна традиция не является традицией “отродясь”, а возникает первоначально как инновация. Аргумент “так было всегда” в конечном счете не верен: не всегда, а какой-то более или менее длительный период. То, что кажется нам новшеством, либо не приживется в культуре и отомрет (в случае неприятия его членами этноса или группы), либо постепенно превратится в традицию. Так, в одном из американских фильмов 80-х годов мальчик, несколько лет пролежавший в коме и вернувшийся к жизни, с изумлением, граничащим с ужасом, смотрит по телевизору объемный видеоклип, а для окружающих этот клип не представляет никакого интереса: он давно перестал быть новшеством и превратился в традиционную телезаставку.

Именно в умении принимать и усваивать инновации и состоит жизнеспособность традиции. Но для этого нужно время. О том, что инновация превратилась в этническую традицию можно говорить тогда, когда в памяти членов этноса стирается момент введения инновации и впечатления об этом событии становятся принадлежностью истории.

Но даже если инновация не имеет шанса укорениться в определенной культуре в виде традиции, то она все равно выполняет в этой культуре более или менее значительную роль, расшатывая устои традиции, самим своим существованием показывая ее уязвимость, в частности, возможность поиска и выбора. Можно найти аналогии между такой “слабой”, но незаметно “подставляющей ножку” традиции инновацией и модой. Так, “банданы”, “конские хвосты” у юношей и самодельные “бэги” остаются прерогативой немногочисленной части современной молодежи, но все же расшатывают тысячелетние стереотипы принципиальной разности двух полов и их положения в обществе.

С другой стороны, инновация снова и снова “находит себя” в традиции. Крылатое выражение, гласящее, что “новое — это хорошо забытое старое”, находит постоянные подтверждения в жизни и культуре. Так, например, новая наука базируется не только на экспериментах и использовании сложной техники. Многие ее направления в нашем столетии связаны с прошлым, даже, как ни парадоксально, с древними мистическими учениями. В книге “Дао физики” специалист по высоким энергиям Ф. Капра доказывает, что картина мира, которую рисует пост-классическая физика, во многом смыкается с представлениями мистических религиозно-философских систем, таких как индуизм, даосизм, дзэн и т.д. Так, и современная физика, и древняя мистика сходятся на том, что мир — это единое целое, которое состоит не из вещей, а из процессов; что абсолютно объективное познание невозможно, т.к. самого наблюдающего нельзя исключить из процесса наблюдения; что Вселенная — это паутина взаимозависимых процессов, и потому познание идет не от части к целому, а наоборот. Единственная область, где инновации сводят на “нет” всю предшествующую традицию, — сфера техники и технологии, хотя нередко она осуществляет давние мифологические чаяния народов (ковер-самолет и т.д.)

2. Типы и функции инноваций. Способы  и механизмы внедрения инноваций 

До недавнего времени считалось, что инновации могут быть двух типов — экзогенными (заимствованными из других культур) и эндогенными (возникшими в данной среде без влияния извне). Более удачное деление предложил С.А. Арутюнов, считающий, что культурная трансформация, осуществляемая через введение инноваций, может происходить тремя способами: 1) спонтанно; 2) стимулировано; 3) путем заимствования.

•  Спонтанная трансформация — это любая инновация, которая возникает внутри культуры за счет факторов ее собственного развития без влияний извне. Так возникает большинство систем письменности и стилей в искусстве.

•  Стимулированная трансформация — это инновация, которая, не являясь прямым заимствованием из какой-либо другой культуры, возникает под косвенным воздействием внешних обстоятельств. Такой характер носят изменения в ценностных ориентациях, связанные с распространением зарубежных веяний в культуре: например, воздействие американских “боевиков” и телесериалов на молодежь пост-советского пространства.

•  Заимстовование — это инновация, которая связана с прямым внешним воздействием. Сюда можно отнести и распространение мировых религий, и европеизацию одежды в странах Востока, и заимствования систем письменности (китайская иероглифика, латиница, кириллица), и лексические заимствования (так, к примеру, слова “ yes ”, “ o'key ” считаются многими как западными, так и восточными народами их собственной языковой принадлежностью), и особенно — распространение технических изобретений и усовершенствований.

Способность этноса или цивилизации к изменению во многом определяет саму возможность развития культуры. Если же внутренние или внешние обстоятельства создают в обществе те потребности, которые не могут быть удовлетворены на основе традиций данной системы, это открывает двери для их трансформации, а то и замещения традиций заимствованными инновациями, причем, одно изменение, как по цепочке, тянет за собой другие. В связи с этим А.Тойнби писал, что такого рода заимствования приводят к полному принятию всех существенных элементов другой системы вплоть до полного нивелирования принимающей цивилизации. Думается, что в этом содержится изрядная доля преувеличения, по крайней мере, для этносов и цивилизаций адаптивного или динамического типа.

Так, в ранний аббасидский период исламские ученые ревностно изучали и осваивали индийскую медицину и математику (включая астрономию). В тот же период в исламской цивилизации шло освоение греческой логики и философии, и тогда же “верхушка” мусульманского мира перенимала принципы иранского администрирования и компоненты иранского политического мышления. Каковы причины такого “массированного” заимствования? Контакт все еще наивной исламской теологии с разработанными теологическими системами соседей и побежденных народов требовал формирования системы логического мышления. Персидская система административного управления была воспринята для того, чтобы устранить испытывавшиеся правительством затруднения, которые оно не могло решить за недостатком собственного опыта в этой сфере. Изучение же медицины диктовалось очевидной необходимостью. Но одновременно с этим арабы не приняли ни индийских технологий, ни индуизма или христианства. Из этого примера видно, что заимствования возникают с целью восполнения “дефицита” в какой-либо сфере культуры и далеко не всегда ведут к ее коренному преобразованию.

Ломка ценностей в масштабе, охватывающем все стороны жизни этноса и, тем более, цивилизации, происходит крайне редко, а в “чистом виде” не происходит вовсе. Так, если продолжить наш пример относительно роли заимствований исламской цивилизацией, мы можем видеть картину спонтанной специализации культурных феноменов. Если в процессе вестернизации мусульманский мир включает в свое бытие освоение более высокого уровня рационализации мышления, координации экономики, технологии и государственной деятельности, то традиционные, исходные принципы, воплощенные в религии, философии, морали, искусстве, в основном, остаются прежними. В такого рода избирательности, дополнительности и состоит одна из причин устойчивости культуры этноса, нации и цивилизации.

Сам менталитет этноса является причиной того, что в нем приживаются далеко не все инновации (и это особенно верно как раз для заимствований). Все нововведения проходят своеобразный отбор с точки зрения их согласованности или несогласованности с ментальными установками и традиционными ценностями и принимаются или отторгаются в зависимости от того, насколько “новое” соответствует “старому”.

В этом смысле можно говорить о двух важнейших функциях инновации, во многом благодаря которым она усваивается культурой: утилитарной и престижно-знаковой.

Утилитарная функция инновации связана со степенью приспособления некой инновационной модели к культуре и нуждам общества. Отбор такой инновации первоначально происходит в рамках сравнительно узкого круга специалистов. В докапиталистических обществах такая модель долгое время существует только в определенной профессиональной среде, передаваясь по наследству. Таковы рецепты средневековых европейских ремесленников, зачастую содержащие некий “секрет” изготовления того или другого изделия.

По мере того, как утилитарная инновация приживается в высших кругах, она обретает престижно-знаковый характер. Выразительный пример такого значения инновации —вымышленный, но верный по сути — мы можем найти в фантастическом романе А. и Б. Стругацких “Трудно быть богом”: “На первом же балу Румата извлек из-за обшлага изящный кружевной платочек и промокнул им губы. На следующем балу бравые гвардейцы уже вытирали потные лица большими и малыми кусками материи разных цветов, с вышивками и монограммами. А через месяц появились франты, носившие на согнутой руке целые простыни, концы которых элегантно волочились по полу” [65, 339 ] .

Другой пример: некогда японские деревянные сандалии на высоких подошвах (гэта) носили только простолюдины. Затем знать переняла эту новинку, доведя высоту подошвы до абсурда. В своем первоначальном варианте гэта играли чисто утилитарную роль — хорошей обуви для плохой погоды. А затем, уже в средние века, став очень высокими, гэта вновь вошли в обиход простого люда — сперва горожан, а после — и крестьян. Этот процесс занял несколько веков — и такая его долговременность не случайна.

Дело в том, что инновация (за исключением моды), как правило, приживается трудно, не без противоречий и не без издержек. Ее вхождению в культуру всегда препятствуют традиционные представления, принятые в обществе. Инновация обычно воспринимается как “изъян”, как нарушение “универсальных” для данного этноса правил. Так, долгое время даосизм существовал как некое маргинальное явление, находящееся на периферии главенствующей религии – конфуцианства. В силу восприятия инновации как изъяна, многие из культурных нововведений получают ироническое либо просто издевательское имя, под которым и существуют в течение всей своей истории, в процессе которой совершенно утрачивается негативный смысл термина (например, слово “импрессионист”, возникшее как насмешка критика Леруа над этими непонятными “впечатленцами”).

Чтобы инновация прижилась, необходимо поколение или несколько поколений людей, которые приняли бы ее и привыкли бы к ней. Возможны два способа отправления инновации: “закон подражания” и “закон противопоставления”.

Закон подражания предполагает, в основном, инокультурные инновации. Если культура не отвергла сходу нетрадиционное, то она старается эти инновации как-то модифицировать, адаптировать к строю национального характера и привычным ему стандартам. Красноречивый пример этому в языке – народная этимология: “полуклиника”, “гульвар” и т.п. В конце двадцатого века попытки “примерить” реалии чужой культуры стали распространены практически повсеместно – я имею в виду, главным образом, страны Европы, а также США. Причины этого очевидны: развитие средств массовой коммуникации; легкость и доступность путешествий и миграций; ощущение человечества не как совокупности различных этносов, а как единства людей в пространстве общей жизни.

Закон противопоставления “работает” в динамических этносах . Он предполагает отторжение опыта предыдущего поколения и возвращение более раннего опыта, но в сочетании с какими-то новыми элементами. Это легко отследить по такому феномену культуры как мода (например, сегодняшняя мода во многом повторяет моду семидесятых, но включает в себя и нечто новое). Может также приниматься какой-то опыт, отвергнутый прежним поколением.

И тот, и другой способы внедрения инновации имеют нечто общее, а именно –появление вариантов новых культурных “ответов на вызов среды” (по выражению А. Тойнби ) наряду с ответами традиционными.

Достаточно долгое время такие инновации сосуществуют с традиционными элементами культуры, которые для большего количества членов этноса являются приоритетными, причем “полупризнанных” инноваций может существовать одновременно довольно много: они воспринимаются уже спокойно, однако, все еще с некоторой настороженностью, но, тем не менее, существуют в этносе, образуя вокруг себя все новые и новые модификации и “дочерние” инновации. И наступает момент, когда либо сама инновация, либо ее “дочерняя” форма как бы “взрывает” аналогичную традицию, подменяя ее. Теперь уже ее относительная новизна воспринимается членами этноса либо нации как нечто положительное. В результате признанная равноправной и имеющая некоторое преимущество за счет своей относительной “новизны” и, следовательно, престижности инновация и ее модификации становятся “законными” и даже более предпочтительными, нежели аналогичные традиционные формы. Правда, последнее верно лишь для динамических этносов и цивилизаций: в традиционных обществах, напротив, “победившей инновации” требуется статус “освященности стариной”, который старательно изыскивается в сакральных текстах.

По мнению С.А. Арутюнова, можно говорить о том, что на пути вхождения инновации в культуру, она проходит четыре стадии: селекцию, воспроизведение или копирование, приспособление или модификацию и структурную интеграцию.

•  Селекция заключается в отвержении одних инноваций (внутренних или привнесенных извне) и в отборе других для последующего усвоения или переработки. Критерии этого отбора — необходимость такой инновации в данной сфере культуры, а также возможность совмещения ее с традициями этноса или группы.

•  Воспроизведение (копирование) — это ранняя, “пробная” стадия вхождения инновации в культуру. На этом этапе соответствующее нововведение как бы экспериментально принимается целиком, без каких-либо серьезных изменений. Но само это принятие неокончательно: оно может ограничиться кратковременной модой в определенных слоях общества и затем исчезнуть — в том случае, если она идет вразрез с тенденциями данной культуры. Так, повсюду в мире копируются элементы западной моды или восточных “техники тела”.

•  В том случае, если инновация не воспринимается, что называется, “в штыки”, начинается процесс ее модификации , “подгонки” под традиционные культурные формы, приспособления к специфике данного этноса. Этот процесс двусторонний: в нем изменяется не только сама инновация, но и традиционные элементы этнической культуры, вступающие с ней в контакт.“В культуре постоянно происходит отфильтрование шаблонов, не соответствующих требованиям новых эталонов. Временно сохраняются лишь те стандарты культуры, которые каким-то образом видоизменяются в соответствии с этими требованиями”, – пишет И.Е. Ширшов в книге “Динамика культуры” [77, 15].

•  И, наконец, последний этап в усвоении инновации, связанный с тем периодом, когда она уже не воспринимается как инновация, а превращается в часть этнической традиции — это этап структурной интеграции , который преобразует инновации во что-то “свое”. В этом случае даже некогда заимствованный из другой культуры элемент может стать своеобразным признаком, знаковым выражением данной культуры или определенной субкультуры в ее составе: как нюхательный табак, ставший атрибутом американских фермеров, как трубка — характерный этностереотип голландца, хотя оба этих предмета были переняты у индейцев.

Своей способностью инкорпорировать инновации в развивающуюся структуру культуры и общества всегда славилась Индия, которая всегда умела интериоризовать чужие влияния, превратив их в самобытные явления культуры. Так, “она всегда засасывала всех завоевателей. Приходили греки — она их принимала и переваривала, создавался новый греко-индийский стиль в искусстве, живописи, особенно в скульптуре. Приходили мусульмане — она их тоже усваивала. Наверное, вы помните изображение Тадж-Махала, знаменитого мавзолея, построенного в XVII веке в Индии. Есть известная картина русского художника Верещагина, изображающая этот чудесный Тадж-Махал: белый купол, белые минареты на фоне голубого неба — это индо-мусульманская архитектура. Кто бы туда не приходил, Индия как почва все принимала и переваривала — и создавалось нечто совершенно особенное” [52, 60 ] . Во многом эта легкость восприятия чужого и превращения его в свое объясняется одним из основных принципов индуистской религии — многообразием путей к спасению в соответствии с уровнем развития и положением в жизни разных людей.