Содержание:
1. Введение.
2. Опыт художественного исследования.
3. Один день зэка и история
страны.
4. Заключение.
Введение
Любое произведение литературы,
отображая жизнь посредством
слова, обращено к сознанию
читателя и в той или иной
степени на него воздействует.
Прямое воздействие, как известно,
имеет место в произведениях
публицистики, посвященных актуальным
вопросам текущей жизни общества.
Факты действительной жизни, человеческие
характеры и судьбы рассматриваются
писателем-публицистом как повод,
как конкретная основа взглядов
автора, ставящего перед собой
цель самим фактом, логикой суждения
и выразительностью образа убедить
читателя, заставить его понять
собственную точку зрения. Здесь
одним из важнейших инструментов
познания действительности и
воссоздания событий в таком
сочетании, которое позволяет
проникнуть в самую суть происходящего,
является вымысел, благодаря которому
сокровенное содержание явления
предстает гораздо убедительнее,
чем простая констатация факта.
Таким образом, правда художественная
- выше правды факта, а главное - значительнее
по силе воздействия на читателя. В своем
реферате я постараюсь затронуть основные
стороны исследований Солженицына в сфере
объективного анализа репрессивной системы
сталинских лагерей. Совершенно неслучайно
именно эта тема явилась основополагающей
в моей работе, так как актуальность ее
видна и по сей день. Многое из того, что
пережили наши соотечественники полвека
назад, конечно же, страшно. Но еще страшнее
забыть прошлое, оставить без внимания
события тех лет. История повторяется,
и кто знает, все может произойти снова
в еще более жесткой форме. А.И.Солженицын
был первым, кто показал в художественной
форме психологию времени. Он первый открыл
завесу тайны над тем, о чем знали многие,
но боялись рассказать. Именно он сделал
шаг в сторону правдивого освещения проблем
общества и отдельно взятого человека.
Это потом появится В.Шаламов, который
заявит, что в таком лагере, как Иван Денисович,
можно провести хоть всю жизнь. Это упорядоченный
послевоенный лагерь, а совсем не ад Колымы.
Но речь не об этом. Главное ,- что каждый
прошедший все перипетии, описанные Солженицыным
(да и не только им), заслуживает особого
внимания и почтения, вне зависимости
от того, где он их провел. Архипелаг Гулаг
является не только памятником всем, кому
не хватило жизни об этом рассказать, это
своего рода предостережение будущему
поколению. Настоящая работа ставит своей
целью проследить соотношение категорий
правда факта и художественная правда
на материале произведения документальной
прозы Архипелаг ГУЛАГ и рассказа Один
день Ивана Денисовича А. Солженицына.
Это произведения, создававшиеся на протяжении
десяти лет, стали энциклопедией лагерной
жизни, советского концентрационного
мира. Но что такое Архипелаг ГУЛАГ - мемуары,
автобиографический роман, своеобразная
историческая хроника. Александр Солженицын
определил жанр этого документального
повествования как опыт художественного
исследования. С одной стороны, определение
это очень точно формулирует задачу, поставленную
писателем художественное исследование
лагеря как феномена, определяющего характер
государства, исследование лагерной цивилизации
и человека, живущего в ней. С другой стороны,
этот подзаголовок может рассматриваться
как условный термин, удобный отсутствием
четкого жанрового содержания, но тем
не менее точно отражающий историческую,
публицистическую и философскую направленность
книги. И, как известно, никакой диалог,
если он сразу не зафиксирован на бумаге,
не может быть через годы воспроизведен
в своей конкретной данности. Никакое
событие внешнего мира не может быть передано
во всей полноте мыслей, переживаний и
побуждений его отдельных участников
и свидетелей. Настоящий мастер всегда
перестраивает материал, его воображение
переплавляет документальную массу в
неповторимый мир непосредственно увиденного,
тем самым подтверждая главную закономерность
вечного взаимодействия искусства и действительности
- их нераздельность одновременно. Однако
Солженицын не прибегал к этому в основной
массе своих произведений, ибо то, что
изображено в его книгах не может быть
подвергнуто искажению, неся своеобразный
отпечаток времени, власти и истории, от
которой нельзя откреститься, которую
необходимо принимать как свершившийся
факт, помнить и открывать. Автор, хорошо
понимая это, все же показал жизнь во все
её красе, и поэтому не каждый читатель
долетит своим взором хотя бы до середины
Архипелага, но я постараюсь раскрыть
основные аспекты творчества этого автора.
АРХИПЕЛАГ ГУЛАГ (1918-1956)
Опыт
художественного исследования
Внебрачное
наследие ГУЛАГА,
дитя
единокровное - общага.
Раскрыла
пасть на трассе Усть-Улима.
Как
ни крути, а не проехать мимо.
Гром
и литавры бесконечной стройки,
целинные
былинные края.
Фанерной
стенкой стиснутые койки.
Одна
из них, из десяти, моя.
А на
соседней, с Панькой Волосатой,
живет
подросток
из
породы статуй.
Сильномогуч
и абсолютно лыс.
Столовая
и туалет дощатый
в замерзшей
луже, в наледях слились.
Пристанище
для обнаглевших крыс.
О,
разве всем ниспослано терпенье
идти
на свет сквозь мерзость запустенья!
И где
он есть, тот благодатный свет,
когда
кругом, как я, такие ж люди..
Простым
словам о святости, о чуде
поверил
бы я в девятнадцать лет..
(Александр Зорин)
Опыт художественного
исследования.
Архипелаг Гулаг - одно из
наиболее капитальных произведений
Александра Солженицына. Всегдашний
и острый критик нашей действительности,
нашего общества и его политической
системы, Солженицын, надо думать,
останется таковым до конца
своей жизни. Вместе с тем
есть основания, что к происходящим
у нас переменам он присматривается,
как и все мы, с надеждой
на мирное выздоровление страны.
Но вот что главное чем трагичнее,
чем ужаснее было пережитое время, тем
больше друзей било челом до земли, восхваляя
великих вождей и отцов народов. Злодейство,
кровь и ложь всегда сопровождаются одами,
которые долго не смолкают даже и после
того, как ложь разоблачена, кровь оплакана
и принесены уже громкие покаяния. Так,
может быть, умные и честные оппоненты
нужнее нашему обществу, чем дешево приобретенные
и даже - искренние, но недалекие друзья
А если так, Александр Солженицын с его
непоколебимым упорством нам нынче попросту
необходим - мы должны его знать и слышать,
а не знать и не слышать не имеем ни морального,
ни умственного права.
Пусть далеко не все, что
высказано автором в егоАрхипелаге,
мы разделяем, но когда сейчас рассчитываемся
со своим прошлым, мы убеждаемся, что он-то
противостоял ему чуть ли не всю свою сознательную
и, уж во всяком случае, творческую жизнь.
Этот факт обязывает нас задуматься о
многом. Тем более что нынче мы тоже ведь
другие, уже не те, к кому взывал когда-то
наш писатель. Будучи другими, многое узнав,
поняв и пережив, мы по-другому прочитаем
его, вполне возможно, что даже и не так,
как он того хотел бы. Но это и есть та долгожданная
свобода- свобода печатного слова и свобода
прочтения, без которой нет и не может
быть деятельной, с несомненной пользой
для общества литературной жизни, которую
на равных правах веками создают и литература,
и общество.
Человек не выбирает время,
в котором ему жить. Оно дается
ему, и в отношении к нему
он определяет и выявляет себя
как личность. Обычных способностей
и обычного усердия требует
оно от живущих в согласии с ним, за
что и награждает спокойной жизнью. Не
всякому дано бросить ему вызов.
Встав против течения, трудно
устоять под напором его. Но
зато устоявшие, бросившие безумный
вызов и нареченные современниками
бунтарями, открываются нам подлинными
героями своего времени. Геройство
их - в силе духа и нравственной
самоотверженности. В том, что
прожили они жизнь свою не
во лжи.
Таким и видится уже сегодня
жизненный и творческий путь
Александра Солженицына - выдающегося
современного русского писателя.
Понять его - значит многое понять
в истории уходящего XX века. Но, прежде
всего нужно назвать трех китов, составляющих
пафос творчества. Это - патриотизм, свободолюбие,
жизнестойкость.
Чтобы спокойно и объективно
оценить Архипелаг ГУЛАГ, надо
выйти из того шокового состояния,
в которое погружает нас книга.
Мы - каждый - испытываем потрясение
от материала, который разворачивает
писатель, от его оценок, расходящихся
с теми, что были общеприняты.
Но шок испытываем и от необходимости
сделать самому себе честное
признание так что же, это было.
Для каждого из нас это
сложный психологический барьер.
Почему -то не очень верится тому, кто
легко взял этот барьер, и у него нет вопросов,
все ему понятно и все ответы он нашел.
В обыденной жизни можно
уйти от того, что мешает уйти
от сварливой жены, съехать от
надоевшего соседа, поменять работу,
оставить город, наконец - сменить
при определенных обстоятельствах
даже паспорт. Словом - начать
новую жизнь.Но можно ли уйти от прошлого
Тем более, что оно не только твое, а и твоего
народа, твоей страны, прошлое, ставшее
историей.
Что было - то было. Знание
того, что было, не может быть
безнравственным. Народ, забывающий
прошлое, не имеет будущего. Но
с чувством стыда в будущее
не вступают. Легче поверить, что
описанное Солженицыным, - правда. И
мы сегодня выговариваемся за
всех тех, кто вынужден был
молчать - от страха ли, стыда,
от чувства вины перед детьми.
Выговариваем свое незнание всей
правды этого неслыханного преступления
против народа.
1956 год открыл было шлюзы запрета,
обозначил саму проблему случившейся
народной беды. Ее принесли с собой те,
кто только что вернулись из тюрем, лагерей
и ссылок. Говорили о ней и на официальном
уровне, в памятном докладе Н. С. Хрущева
на XX съезде КПСС. Тогда же, в 1958 году, Александр
Солженицын, хлебнувший этой беды, и задумал
свой Архипелаг ГУЛАГ. Публикация в 1962
году Одного дня Ивана Денисовича укрепила
уверенность писателя в своих силах. К
нему пошли письма, в которых люди рассказывали
свои судьбы, приводили факты и детали,
побуждали его к работе.
По мере того как открывалась,
а точнее - пока лишь приоткрывалась
эта правда, острее вставал вопрос
об истоках, причинах, вдохновителях
и исполнителях. Было очевидно, что
все репрессии были частью
системы, а всякая система имеет
некое организующее начало, стержень,
который ее держит даже тогда,
когда составляющие меняются. Репрессии
не могли возникнуть сразу,
только в связи с выдвижением
на первые роли И. В. Сталина
и приближенных к нему. Официально
репрессии и сегодня ассоциируются
с культом личности Сталина,
официально и сегодня признаются
порождением сталинизма, говорится
о жертвах сталинских репрессий.
Это продолжает оставаться
предметом довольно острого спора,
формула о сталинских репрессиях
30-х - начала 50-х годов является
неполной. Она не включает в
себя миллионы крестьян, репрессированных
с начала коллективизации. Она
не включает в себя Соловки
20-х годов. Она не включает
в себя высылку за границу
сотен деятелей русской культуры.
Солженицын цитирует маршала
Тухачевского о тактике подавления
крестьянского восстания в Тамбовской
губернии в 1921 году Было решено организовать
широкую высылку бандитских семей. Были
организованы обширные концлагеря, куда
предварительно эти семьи заключались.
Это в 1926 году уже воспринималось спокойно
как нечто нормальное в практике молодого
советского государства.
В самом начале первого тома Архипелага
Солженицын называет 227 своих соавторов
(без имен, конечно) Я не выражаю им здесь
личной признательности это наш общий
дружный памятник всем замученным и убитым.
ПОСВЯЩАЮ всем, кому не хватило жизни об
этом рассказать. И простят они мне, что
я не все увидел, не все вспомнил, не обо
всем догадался. Это слово скорби всем
тем, кого поглотила адова пасть ГУЛАГа,
чьи имена стерлись из памяти, исчезли
из документов, большею частью уничтоженных.
В лаконичной преамбуле своего
грандиозного повествования Солженицын
замечает В этой книге нет ни вымышленных
лиц, ни вымышленных событий. Люди и места
названы их собственными именами. Если
названы инициалами, то по соображениям
личным. Если не названы вовсе, то лишь
по тому, что память людская не сохранила
имен, - а все было именно так. Автор называет
свой труд опытом художественного исследования.
Удивительный жанр! При строгой документальности
это вполне художественное произведение,
в котором, наряду с известными и безвестными,
но одинаково реальными узниками режима,
действует еще одно фантасмагорическое
действующее лицо - сам Архипелаг. Все
эти острова, соединенные между собой
трубами канализации, по которым протекают
люди, переваренные чудовищной машиной
тоталитаризма в жидкость - кровь, пот,
мочу; архипелаг, живущий собственной
жизнью, испытывающий то голод, то злобную
радость и веселье, то любовь, то ненависть;
архипелаг, расползающийся, как раковая
опухоль страны, метастазами во все стороны;
окаменевающий, превращающийся в континент
в континенте.
Десятый круг Дантова ада, воссозданный
Солженицыным, - фантасмагория самой жизни.
Но в отличие от автора романа Мастер и
Маргарита, Солженицыну, реалисту из реалистов,
нет никакой нужды прибегать к какой-либо
художественной мистике- воссоздавать
средствами фантастики и гротеска черную
магию, вертящую людьми помимо их воли
то так, то эдак, изображать Воланда со
свитой, прослеживать вместе с читателями
все королевские штуки, излагать романную
версию Евангелия от Пилата. Сама жизнь
ГУЛАГа, во всей реалистической наготе,
в мельчайших натуралистических подробностях,
гораздо фантастичнее и страшнее любой
книжной дьяволиады, любой, самой изощренной
декадентской фантазии. Солженицын как
будто подтрунивает над традиционными
мечтами интеллигентов, их бело-розовым
либерализмом, не способных представить
себе, до какой степени можно растоптать
человеческое достоинство, уничтожить
личность, низведя ее до толпы зэков, сломать
волю, растворить мысли и чувства в элементарных
физиологических потребностях организма,
находящегося на грани земного существования.
Если бы чеховским интеллигентам,
все гадавшим, что будет через
двадцать- тридцать- сорок лет, ответили
бы, что на Руси будет пыточное следствие,
будут сжимать череп железным кольцом,
спускать человека в ванну с кислотами,
голого и привязанного пытать муравьями,
клопами, загонять раскаленный на примусе
шомпол в анальное отверстие (секретное
тавро), медленно раздавливать сапогом
половые части, а в виде самого легкого-
пытать по неделе бессонницей, жаждой
и избивать в кровавое мясо, - ни одна бы
чеховская пьеса не дошла бы до конца,
все герои пошли бы в сумасшедший дом.
И, обращаясь прямо к тем, кто делал вид,
что ничего не происходит, а если и происходит,
то где-то стороной, вдалеке, а если и рядом,
то по принципу авось меня обойдет, автор
Архипелага бросает от имени миллионов
Гулаговского населения Пока вы в свое
удовольствие занимались безопасными
тайнами атомного ядра, изучали влияние
Хайдеггера на Сартра и коллекционировали
репродукции Пикассо, ехали купейными
вагонами на курорт или достраивали подмосковные
дачи, - а воронки непрерывно шныряли по
улицам и гебисты стучали и звонили в двери
... Органы никогда не ели хлеба зря; пустых
тюрем у нас не бывало никогда, а либо полные,
либо чрезмерно переполненные; в выбивании
миллионов и в заселении ГУЛАГа была хладнокровно
задуманная последовательность и неослабевающее
упорство.
Обобщая в своем исследовании
тысячи реальных судеб, сотни
личных свидетельств и воспоминаний,
неисчислимое множество фактов,
Солженицын приходит к мощным
обобщениям - и социального, и
психологического, и нравственно-философского
плана. Вот, например, автор Архипелага
воссоздает психологию среднеарифметического
жителя тоталитарного государства,
вступившего - не по своей воле
- в зону смертельного риска.
За порогом - Большой террор, и
уже понеслись неудержимые потоки в
ГУЛАГ начались арестные эпидемии.