Гендерные особенности речи в произведении А. С. Пушкина "Капитанская дочка"

Гендерная лингвистика  в полной мере демонстрирует антропоцентрический подход к изучению языка, цель которого заключается в данном случае в следующем:

– в  выявлении и объяснении того, как, каким образом отражаются в единицах языка (фонетике, морфемике, лексике и синтаксисе) представления о людях разного пола;

– в  определении особенностей коммуникативного поведения мужчин и женщин (специфический  выбор лексических единиц и синтаксических конструкций, использование коммуникативных стратегий и тактик), иными словами – в установлении специфики мужского и женского говорения.

Следует отметить, что у мужчин и женщин, пользующихся одним и тем же этническим языком, будут разные языковые вкусы  и предпочтения, разное коммуникативное поведение и другие различия подобного рода. Представления о речи мужчин и женщин имеются у всех народов, причём «эти представления живут не только в трудах и умах лингвистов, но свойственны и народному сознанию», что находит «подтверждение в наличии пословиц, поговорок, устойчивых выражений, ориентированных на эту проблематику» [1, с. 90].

Все пословицы  негативно оценивают женскую  речь, которая по традиции всегда противопоставлялась  мужской (в силу социальных причин мужская  речь рассматривалась и рассматривается как норма, а женская – как отклонение от неё). Полярность оценок мужской и женской речи обусловлена тем фактом, что всё человеческое сознание, «независимо от его пола, насквозь пропитано идеями и ценностями мужской идеологии с её приоритетами мужского начала, логики, рациональности и объектности женщины» [11, с. 13].

Народнолингвистические  представления о женской речи по сравнению с мужской выглядят следующим образом: женщины очень  болтливы; они меньше сквернословят  и употребляют грубые, резкие выражения, чем мужчины; женщины более вежливы; они предпочитают использовать не прямые, а косвенные просьбы и приказы, чаще употребляют эвфемизмы; женщины пристрастны к чрезмерностям в оценках и обращениях; они любят переспрашивать и меньше перебивают собеседника; женщины часто не заканчивают свою речь и т.д.

Таким образом, с точки  зрения гендерной лингвистики язык как система и речь как реализация языка наделяются «гендерными параметрами». Ошибочным при этом было бы впадать  в крайность и полагать, к примеру, что язык «закрепляет» дискриминацию женщин или что существует специфический «женский язык» или «мужской язык» как самостоятельные коммуникативные системы. В языке, объективно отображающем реальную действительность, представлены сложившиеся на протяжении многих веков устойчивые стереотипы, поэтому язык в принципе не может «дискриминировать» или, напротив, «возвышать» кого-либо. Что касается живой, естественной речи, то в ней в необходимых случаях происходит своеобразное «переключение регистров», в результате чего  в мужской или женской коммуникации проявляются (в большей или меньшей степени) определенные феминные или маскулинные признаки.

Рассмотрение языка  и речи в аспекте гендерной  лингвистики позволяет получить информацию о том, какую роль играет гендер (социокультурный пол) в той или иной культуре; какие поведенческие нормы, свойственные мужчинам и женщинам, фиксируются в текстах разного типа; как меняется представление о гендерных нормах, о мужественности и женственности во времени; какие стилевые особенности могут быть отнесены к преимущественно женским или преимущественно мужским; как осмысляется мужественность и женственность в разных языках и культурах; как гендерная принадлежность влияет на усвоение языка; с какими фрагментами и тематическими областями языковой картины мира она связана.

Лингвогендерный подход позволяет также установить, при  помощи каких лингвистических механизмов становится возможной манипуляция гендерными стереотипами. В рамках гендерной лингвистики оказывается возможным, кроме того, проанализировать закрепление в языке стереотипных представлений о статусе и социальных ролях мужчин и женщин. Не менее важно также при лингвистическом анализе художественного текста обратить внимание на то обстоятельство, что перед нами – не бесполые «литературные персонажи», а персонажи-мужчины и персонажи-женщины с характерной для них психологией, а значит – со свойственными им особенностями речевого поведения.

Очевидная представленность гендера в языке, в том числе  – в связи с наличием гендерных  асимметрий, является убедительным доказательством  его антропоцентричного характера. При этом основным объектом лингвогендерных  исследований являются, по вполне понятным причинам, слова и фразеологические обороты – единицы языка, активно формирующие гендерные картины мира

Выразительным показателем  гендерной маркированности словарного состава языка является гендерная  асимметрия, одним из показателей которой служат имена существительные со значением лица: для обозначения лиц женского пола в языке используются имена существительные мужского рода. Важным источником рассмотрения гендерной асимметрии являются словари новых слов. Имеющийся фактический материал позволяет выделить несколько групп неологизмов с точки зрения представленности в них явления гендерной асимметрии.

Антропоцентрический характер современных лингвистических исследований проявляется прежде всего в установке на решение проблемы «человек в языке». Художественные тексты позволяют рассматривать данную проблему во всем ее многообразии, поскольку за каждым текстом стоит языковая личность, владеющая системой языка. Языковой аспект гендера предполагает исследование особенностей текста, порождаемого «гендерной языковой личностью». 

В. И. Коваль приводит в пример работу Н. Жолнеркевича  «Феномен текста в гендерной лингвистике», в которой исследователь отмечает, что при рассмотрении текста в аспекте гендерной лингвистики проблематизируются «темы взаимосвязи пола и языка, специфики мужской и женской коммуникации», что, в свою очередь, позволяет акцентировать внимание исследователей «на разоблачении и устранении нескольких установок патриархатной культуры: мужское (письмо, язык, дискурс, текст) – норма, женское – отклонение; мужское – позитивно, женское – негативно; мужское – доминирует в языке, женское – невидимо» [7, с. 55-56].

Таким образом, исследование языка и речи в лингвогендерном аспекте позволяет выявить новые и весьма важные для понимания языковые и речевые особенности. Эти особенности, в свою очередь, не могут быть адекватно поняты без обращения к философии, социологии и психологии, к явлениям общественной жизни, в которых так или иначе нашли отражение представления о социокультурных ролях мужчин и женщин.

Понятия «женский язык»  и «мужской язык» детерминированы, прежде всего, устойчивыми представлениями о некоторых особенностях речевого и невербально поведения женщин и мужчин. Содержание соответствующих терминов в каждом конкретном случае их употребления обусловлено определенным контекстом или ситуацией.

Немалые перспективы открываются  в таком  направлении гендерной  лингвистики, в центре внимания которого находятся вопросы реализации мужской и женской речи в художественных текстах – богатейшем и, по сути, неисчерпаемом источнике, сохранившем ценнейшие сведения о проявлениях гендера как «плавающего», постоянно изменяющегося, динамичного параметра. Маскулинная (мужская) и феминная (женская) речь, как свидетельствуют тексты, обладают рядом конкретных признаков, учет которых имеет не только теоретическое, но и сугубо практическое значение.

В следующем разделе  мы рассмотрим особенности мужской  и женской речи в произведении А. С. Пушкина «Капитанская дочка».

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

2 Особенности  мужской и женской речи в произведении               А. С. Пушкина «Капитанская дочка»

 

2.1 Особенности речи на  уровне фонетики

 

Распространенное суждение о том, что «Мужчины и женщины говорят на разных языках» следует понимать как «Мужчинам и женщинам свойственны различные модели речевого поведения». Гендерные признаки коммуникативных тактик проявляются в разных фреймах − социально закрепленных моделях поведения, обеспечивающих релевантное общение и декодирование. Ориентация женщин и мужчин на различные «речевые регистры» объясняется различиями в их психологии: «есть чувства, которые испытывают только женщины или только мужчины, есть смыслы, формируемые в сознании только женщины или только мужчины, значит, есть соответствующий этим установкам выбор языковых средств, естественный для одних и неактуальный, необязательный для других» [12, с. 8]. Выбор речевых средств в процессе коммуникации мужчин и женщин является вполне осознанным: «Мужчины пытаются говорить таким языком, который они рассматривают как типичный или соответствующий мужчинам, женщины пытаются говорить в манере, которую они рассматривают как типичную или соответствующую женщинам» [13].

Фонетический рисунок  речи мужских литературных персонажей  обнаруживается в художественных текстах в ситуациях, когда герои литературного произведения осознанно либо подсознательно стремятся к реализации таких стереотипно маскулинных черт, как активность, агрессивность, доминантность, грубость. 

Мужские голоса всегда ниже, грубее женских, что обусловлено  не только особенностями анатомического строения голосового тракта мужчин иженщин (у мужчин гортань шире, чем у женщин, голосовые связки длинне и толще), но и различными социальными ролями и культурологическими установками. Мужчины стремятся так, как если бы они были крупнее и значительнее, чем они есть на самом деле.

Женщинам, когда они  общаются с мужчинами, следует знать, что мужчины, «как правило, плохо понимают интонационные различия в оформлении речи, поскольку у мужчин хуже, чем у женщин, развит звуковысотный слух: нюансы интонации, её отттенки мужчины мужчины понимают хуже, чем женщины». В целом «мужчины сравнительно мало внимания уделяют форме речи, а больше внимания её содержанию» [14, с. 14].

В то время как в  женской речи средством манерного, «социально престижного» поведения является удлинение гласных звуков («движение по горизонтали»), в «фонетическом рисунке» мужской речи нередко встречается «движение по вертикали», т.е. повышение голоса за счет предельной интенсификации акустических возможностей гласных как средство угрозы, запугивания собеседника. В романе «Капитанская дочка» такая речь присуща Пугачёву:

« –Это что ещё – вскричал Пугачёв, сверкнув огненными глазами.

Признаюсь я  перепугался за бедного моего  дядьку. Он хотел было пуститься  опять в объяснения, но Пугачёв его прервал: «Как ты смел лезть ко мне с такими пустяками? – вскричал он, выхватя бумагу из рук секретаря и бросив её в лицо Савельичу. – Глупый старик! Их обобрали: экая беда? Да ты должен, старый хрыч, вечно Бога молить за меня да за моих ребят за то, что ты и с барином-то своим не висите здесь вместе с моими ослушниками… Заячий тулуп! Я те дам заячий тулуп! Да знаешь ли ты, что я с тебя живого кожу велю содрать на тулупы?» [15, с. 282].

«Глаза у  Пугачёва засверкали. «Кто из моих людей  смеет обижать сироту? – закричал он. – Будь он семи пядень во лбу, а от суда моего не уйдёт. Говори: кто виноватый?» [15, с. 293].

Следует отметить, что в данных примерах повышение голоса сопровождается невербальным средством общения: сверканием глаз.

Пугачёву даже не нужно повышать голоса, чтобы напугать собеседника. Ему достаточно «грозно» взглянуть:

«Пугачёв взглянул грозно на Швабрина: «И ты смел меня обманывать? – сказал он ему. – Знаешь ли, бездельник, чего ты достоин?

Швабрин упал на колени… В эту минуту презрение заглушило во мне все чувства ненависти и гнева. С омерзением глядел я на дворянина, валяющегося в ногах беглого казака [15, с. 300].

Отличительной особенностью в речи некоторых персонажей «Капитанской дочки» является использование  звука «и». Звук «и» звучит в начале предложения как в мужской речи, так и в женской:

« – И, матушка – отвечал Иван Игнатьич. – Бог милостив: солдат у нас довольно, пороху много, пушку я вычистил. Авось дадим отпор Пугачёву. Господь не выдаст, свинья не съест! [15, с. 263-264].

« – И, пустое! – сказала комендантша. – Где такая крепость, куда бы пули не залетали? Чем Белогорская ненадёжна? Слава Богу, двадцать второй год в ней проживаем. Видали и Башкирцев и киргизцев: авось и от Пугачёва  отсидимся! [15, с. 267].

Скорее всего, это фольклорная черта, позволяющая  показать добрые, благожелательные отношения  между людьми.

Особенности женского речевого поведения являются неотъемлемой характеристикой женственности в целом: «Женская манера говорения в любом сообществе, или, точнее, способы говорения, которые в наивно-лингвистическом представлении ассоциируются с женщинами, создают символическую картину представлений этого сообщества о нормах женственности» [7, с. 32].

Если мужчины  стремятся разговаривать так, как  если они были крупнее и значительнее, чем они есть на самом деле, то женщины, наоборот, и в речи стараются казаться миниатюрнее. Нет ни одной женщины, которая стремилась бы говорить более низким голосом.

Например, Маша нежно бранит Гринёва за дуэль:

«Марья Ивановна с нежностию выговаривала мне за беспокойство, причиненное всем моею ссорою с Швабриным. «Я так и обмерла, — сказала она, — когда сказали нам, что вы намерены биться на шпагах. Как мужчины странны! За одно слово, о котором через неделю верно б они позабыли, они готовы резаться и жертвовать не только жизнию, но и совестию и благополучием тех, которые... Но я уверена, что не вы зачинщик ссоры. Верно, виноват Алексей Иваныч» [15, с. 253].

Таким образом, мужские голоса всегда ниже, грубее женских, что обусловлено не только особенностями анатомического строения голосового тракта мужчин и женщин,  но и различными социальными ролями и культурологическими установками.

В то время как в  женской речи средством манерного, «социально престижного» поведения является удлинение гласных звуков («движение по горизонтали»), в «фонетическом рисунке» мужской речи нередко встречается «движение по вертикали», т.е. повышение голоса за счет предельной интенсификации акустических возможностей гласных как средство угрозы, запугивания собеседника. В романе «Капитанская дочка» такая речь присуща Пугачёву.