Гендерные особенности речи в произведении А. С. Пушкина "Капитанская дочка"

Автор работы: Пользователь скрыл имя, 20 Октября 2013 в 15:30, курсовая работа

Описание работы

«Важнейшее деление людского рода на две части (мужчины – женщины) до недавнего времени не привлекала к себе специального внимания лингвистов.
Социолингвистика, психолингвистика, этнолингвистика изучали различия в языке и его употреблении, связанные с различиями между разными группами людей, не обращая внимания при этом на различия по полу.

Файлы: 1 файл

Курсовая.doc

— 213.00 Кб (Скачать файл)

Отличительной особенностью в речи некоторых персонажей «Капитанской дочки» является использование звука  «и». Звук «и» звучит в начале предложения как в мужской речи, так и в женской. Скорее всего, это фольклорная черта, позволяющая показать добрые, благожелательные отношения между людьми.

 

2.2 Словообразовательные  особенности мужской и женской  речи

 

Как мы уже говорили, Гринёв из романа «Капитанская дочка» – человек очень честный и искренний. Он правдиво и иронично вспоминает о своей юности, о своих недостатках, совсем не считая себя героем. Именно поэтому мы верим повествованию Гринёва о пугачёвском восстании, тому, что оно описано правильно и объективно. Создать эту атмосферу доверительного и достоверного рассказа помогают и единицы морфемного уровня.

Следует отметить, что и в мужской, и в женской  речи персонажей данного романа присутствуют словообразовательные суффиксы, которые подчёркивают добрые, мягкие, спокойные отношения между героями. Проанализируем данное утверждение.

В произведении множество существительных с  суффиксом –к, который, как утверждает О. Н. Игнатенко, «соединяясь с существительными, не изменяет их значения, но придаёт им разговорную окраску» [6, с. 3]. Такие существительные присутствуют и в мужской, и в женской речи персонажей.

Вспомним, как  Гринёв впервые приезжает в Белогорскую  крепость: он входит в «чистенькую  комнатку», на стене которой висят «лубочные картинки», «старушка в телогрейке разматывает «нитки» [15, с. 244].

К окраске разговорного стиля примыкает уменьшительно-ласкательная эмоциональная окраска в суффиксах –ик-, -ок-, -ушк-.

Интересна в  произведении оппозиция имён собственных, «Пётр Андреич», «Иван Игнатьич», «Алексей Иваныч» – эти имена и отчества с разговорными суффиксами –ич-, -ыч- принадлежат офицерам; только по отчеству (с тем же суффиксом) называли представителей низшего сословия – «Максимыч», «Савельич», «Антипьевна» (независимо от возраста).

Молодых служанок называли именами с суффиксом –к-, в данном случае имеющим оттенок пренебрежительности:

«Прачка Палашка, толстая и рябая девка, и кривая коровница Акулька как-то согласились  в одно время кинуться матушке  в ноги, винясь в преступной слабости и с плачем жалуясь на мусье, обольстившего их неопытность» [15, с. 230].

Эта оппозиция  по сословной принадлежности прослеживается очень чётко. Но есть и другая, более  важная для Пушкина оппозиция.

Слова с суффиксами разговорного характера чаще всего встречаются  в речи автора-рассказчика; суффиксы, совмещающие разговорный оттенок с уменьшительно-ласкательным, – в речи Василисы Егоровны, капитана Миронова, Савельича.

Речь Швабрина отличается книжным характером, в ней есть иноязычные слова, канцелярские выражения. А вот слова с уменьшительными  суффиксами произносятся Швабриным насмешливо, с издёвкой, с желанием оскорбить собеседника. Когда Гринёв прочитал Швабрину свои любовные стихи, тот с презрением назвал их «стишками», напоминающими ему «любовные куплетцы» Тредьяковского:

«– Как ты это находишь? – спросил я Швабрина, ожидая похвалы как дани, мне непременно следуемой. Но к великой моей досаде, Швабрин, обыкновенно снисходительный, решительно объявил, что песня моя нехороша.

 – Почему так? – спросил я его, скрывая свою досаду.

 – Потому, – отвечал он, – что такие стихи достойны учителя моего, Василья Кирилыча Тредьяковского, и очень напоминают мне его любовные куплетцы» [15, с. 249].

В своём желании  оскорбить собеседника, он в своей речи затрагивает и коменданта:

«Посмотрим, – сказал он, сдержишь ли ты своё слово: стихотворцам нужен слушатель, кА Ивану Кузьмичу графинчик водки перед обедом…» [15, с. 249].

Желая опорочить Машу в  глазах Гринёва, он советует ему действовать  с ней «не песенками», вместо «стишков» подарить ей пару серёг:

« – Ого! Самолюбивый  стихотворец и скромный любовник! – продолжал Швабрин, час от часу более раздражая меня, – но послушай дружеского совета: коли ты хочешь успеть, то советую действовать не песенками.

– Что это, сударь, значит? Изволь объясниться.

– С охотою. Это значит, что ежели хочешь, чтоб Маша  Миронова ходила к тебе в сумерки, то вместо нежных стишков подари ей пару серёг» [15, с. 250].

Такое отчётливое противопоставление речи героев на морфемном уровне свидетельствует о намерении автора создать смысловую оппозицию: образованный столичный дворянин Швабрин – простое провинциальное дворянство. Оппозиция «столица – провинция», как это часто бывает у Пушкина, отражает и нравственную оппозицию: бесчестье, зло, бездуховность – честь, добра, милосердие. Простота семейств Гринёвых и Мироновых – это простота, дающая чёткость нравственной позиции в ситуации выбора, что для Пушкина (вспомним эпиграф «Береги честь смолоду») было основным пафосом произведения. Недаром дорогие сердцу Пушкина семьи Мироновых и Гринёвых близки к простым людям и солдатам, которыми они управляют строго, но справедливо, по-отечески, составляя вместе с ними национальную общность – русский народ.

Всё произведение Пушкина окружено особой атмосферой народности.  Большинство эпиграфов к главам заимствовано из устного народного творчества, в этих народных песнях, пословицах много слов с суффиксами эмоциональной оценки, характерными для этих жанров: «Сторона ль моя сторонушка, … И хмелинушка кабацкая», «только выслужила головушка Два высокие столбика, Перекладинку кленовую, Ещё петельку шелковую».

Вообще, определённые суффиксы, например суффикс –ушк- в речи капитана Миронова имеют явно выраженный фольклорный характер:

« — А слышь ты, Василиса Егоровна, — отвечал Иван Кузмич, — я был занят службой: солдатушек учил» [15, с. 246].

«Что ж вы, детушки, стоите? — закричал Иван Кузмич. — Умирать так умирать: дело служивое!» [15, с. 272].

В речи Василисы Егоровны стилизация под народно-поэтическую речь особенно заметна:

«Злодеи! — закричала  она в исступлении. — Что это вы с ним сделали? Свет ты мой, Иван Кузмич, удалая солдатская головушка! не тронули тебя ни штыки прусские, ни пули турецкие; не в честном бою положил ты свой живот, а сгинул от беглого каторжника!» [15, с. 274].

Старинный народный характер имеют обращения «старинушка, «батюшка», «матушка».

В начале произведения вожатый обращается к Савельичу:

« — Это, старинушка, уж не твоя печаль, — сказал мой бродяга, — пропью ли я или нет. Его благородие мне жалует шубу со своего плеча: его  на то барская воля, а твое холопье дело не спорить и слушаться» [15, с. 241].

Данное обращение  выражает народное уважительное отношение  к старому человеку, А вот значение слов батюшка и матушка сложнее. В произведении Гринёв-рассказчик называет своего отца исключительно «батюшкой», и обращаясь к нему, и говоря о нём в третьем лице:

«Добро, — прервал батюшка, —  пора его в службу. Полно ему  бегать по девичьим да лазить на голубятни» [15, с. 231].

Савельич обращается к своему юному воспитаннику «батюшка Пётр Андреич», «мой батюшка»,  но никогда его так не называет за глаза:

«Батюшка Петр Андреич, — произнес он дрожащим голосом, —  не умори меня с печали. Свет ты мой! послушай меня, старика: напиши этому  разбойнику, что ты пошутил, что у  нас и денег-то таких не водится. Сто рублей! Боже ты милостивый! Скажи, что тебе родители крепко-накрепко заказали не играть, окроме как в орехи...» [15, с. 235].

Василиса Егоровна обращается к  Гринёву «мой батюшка»:

«Ивана Кузмича дома нет, — сказала она, — он пошел  в гости к отцу Герасиму; да вcе равно, батюшка, я его хозяйка. Прошу любить и жаловать. Садись, батюшка» [15, с. 244].

Оренбургский генерал, человек пожилой, тоже говорит ему  «батюшка»:

«…Ну, батюшка, — сказал он, прочитав письмо и отложив в  сторону мой паспорт, — все будет сделано: ты будешь офицером переведен в *** полк, и, чтоб тебе времени не терять, то завтра же поезжай в Белогорскую крепость, где ты будешь в команде капитана Миронова, доброго и честного человека. Там ты будешь на службе настоящей, научишься дисциплине. В Оренбурге делать тебе нечего; рассеяние вредно молодому человеку. А сегодня милости просим: отобедать у меня» [15, с. 242].

Восставшие казаки называют Пугачёва «нашим батюшкой»:

«Размышления мои были прерваны приходом одного из казаков, который прибежал с объявлением, что-де «великий государь требует тебя к себе». — «Где же он?» — спросил я, готовясь повиноваться.

— В комендантском, —  отвечал казак. — После обеда  батюшка наш отправился в баню, а теперь отдыхает…» [15, с. 276].

Таким образом, «батюшка» – это едва ли не самое употребительное обращение к мужчине в данном произведении. Оно выражает и уважение, и почтение, и простоту в общении независимо от возраста, и снисхождение.

В словаре В. И. Даля о  слове матушка сказано: «то же, что мать, родительница (ласкат.); всякая женщина в летах; попадья» [16, с. 302]. Благодаря произведению А. С. Пушкина мы узнаём, что значение и употребление этого слова было гораздо шире:

Гринёв называет свою мать уважительно и ласково «матушкой»:

«Я задумался. В нежности матушкиной я не сомневался, но, зная нрав и образ мыслей отца, я чувствовал, что любовь моя не слишком его тронет и что он будет на нее смотреть как на блажь молодого человек» [15, с. 256].

За «матушку государыню»  призывает постоять капитан Миронов своих детушек-солдат:

«Комендант обошел свое войско, говоря солдатам: «Ну, детушки, постоим сегодня за матушку государыню и докажем всему свету, что  мы люди бравые и присяжные!» [15, с. 270].

«Матушкой» называет Машу отец Гринёва, расстроенный, что она покидает его семью:

«Поезжай, матушка! —  сказал он ей со вздохом. — Мы твоему счастию помехи сделать не хотим. Дай бог тебе в женихи доброго  человека, не ошельмованного изменника» [15, с. 314].

«Матушкой» называет Машу Анна Власьевна, приютившая её в Царском Селе:

«Анна Власьевна изумилась  и расхлопоталась. «Ахти господи! — закричала она. — Государыня требует вас ко двору. Как же это  она про вас узнала? Да как же вы, матушка, представитесь к императрице? Вы, я чай, и ступить по-придворному  не умеете...» [15, с. 317].

Слово матушка в чём-то аналогично слову батюшка не только в значении родства.

Другой особенностью словообразовательных суффиксов существительных  в произведении является их маркированность  в качестве единиц, сигнализирующих  о признаках сентиментализма как литературного направления. Связаны они с образом Маши Мироновой. Своё нежное, восхищённое отношение к Маше влюблённый Гринёв-рассказчик выражает не только словами «милая», «добрая», но и словами с характерной суффиксацией: «губки», «голосок» Маши, её «светлица», в которой остались «лампадка» и «зеркальце» – всё это можно считать данью сентиментализму с его «чувствительными», «приятными» словами.

Важная семантико-стилистическая роль суффиксов в произведении «Капитанская дочка» отразилась и в самом названии романа – из двух производных слов, суффиксы в них имеют и смысловое содержание, и выполняют стилистическое задание. Грамматически главенствующим является слово «дочка» Суффикс –к- имеет разговорную окраску, выделяемую на фоне нейтрального слова «дочь»:

«Я смотрел на нее  с предубеждением: Швабрин описал мне Машу, капитанскую дочь, совершенною  дурочкою» [15, с. 246].

Гринёв-рассказчик, ещё не зная Машу Миронову, относится к ней с  предубеждением, поэтому она для  него «капитанская дочь», человек чужой, малопривлекательный. Разговорное «дочка» создаёт эффект приближения рассказчика и читателя к персонажу, непринуждённость мемуарного повествования:

«Моя любовь уже не казалась батюшке  пустою блажью; а матушка только того и желала, чтоб ее Петруша женился на милой капитанской дочке» [15, с. 313].

Особенно чётко это  заметно это при сопоставлении  с официальным «дочь капитана Миронова»:

«Знаю, что вы не богаты, — сказала она, — но я в долгу  перед дочерью капитана Миронова…» [15, с. 317-318].

Суффикс –к- в слове дочка имеет и уменьшительно-ласкательное значение, подчёркивающее теплоту отношение в семье Мироновых. «Милой капитанской дочкой» стала она и для родителей Гринёва. Слово дочка отражает и характер Маши Мироновой, то есть выполняет и смысло-образующую функцию на уровне идейного содержания текста. Маша – «благоразумная и чувствительная девушка», она нежная, кроткая, ласковая, легко краснеет, падает в обморок, то есть имеет ту слабость, которая так сильно действует на сердце мужчины. А оппозиция «капитанская дочка» и «Капитанская дочь, Не ходи гулять в полночь…» позволяет охарактеризовать и нравственные свойства её натуры, подчеркнуть, что они не соответствуют тому, что рассказывает о ней Швабрин.

Таким образом, производное  суффиксально слово дочка, будучи прямо в тексте сопоставленным с непроизводным дочь, позволяет точно и выразительно подчеркнуть авторскую мысль, свидетельствует о целенаправленном использовании богатейших смысловых и экспрессивных возможностей русского словообразования.

Производным является и слово «капитанская». Суффикс относительного прилагательного –ск- выражает признак родственного отношения: Маша – дочь капитана. Но Пушкину нужно было подчеркнуть не только «принадлежность» Маши своему отцу, но и унаследованные от него качества характера. Несмотря на чувствительность, кротость, Маша проявляет мужество и твёрдость духа, когда дело касается вопросов чести или когда нужно спасти возлюбленного. Именно соединение слабости и силы, кротости и активности, обходительности и твёрдости и делает Машу такой привлекательной, положительной героиней в глазах автора и читателя. Эта «многослойность» содержания проявляется только в атрибутивном словосочетании «Капитанская дочка»; она утратилась бы в названии «Дочь капитана» или «Дочка капитана». Поэтому практически невозможен перевод названия романа А. С. Пушкина на языки аналитического строя: всё богатство содержания и стилистическая маркированность утрачиваются.

Информация о работе Гендерные особенности речи в произведении А. С. Пушкина "Капитанская дочка"