Гендерные особенности речи в произведении А. С. Пушкина "Капитанская дочка"

Итак, и в мужской, и в женской речи персонажей данного романа присутствуют словообразовательные суффиксы, которые подчёркивают добрые, мягкие, спокойные отношения между героями.

В произведении множество  существительных с суффиксом –к, который придаёт им разговорную окраску. Такие существительные присутствуют и в мужской, и в женской речи персонажей: комнатка, лубочные картинки, старушка.

К окраске разговорного стиля примыкает уменьшительно-ласкательная эмоциональная окраска в суффиксах –ик-, -ок-, -ушк-.

Слова с суффиксами разговорного характера чаще всего встречаются  в речи автора-рассказчика; суффиксы, совмещающие разговорный оттенок с уменьшительно-ласкательным, – в речи Василисы Егоровны, капитана Миронова, Савельича.

Речь Швабрина отличается книжным характером, в ней есть иноязычные слова, канцелярские выражения. Но слова с уменьшительными суффиксами произносятся Швабриным насмешливо, с издёвкой, с желанием оскорбить собеседника.

Такое отчётливое противопоставление речи героев на морфемном уровне свидетельствует  о намерении автора создать смысловую  оппозицию: образованный столичный дворянин Швабрин – простое провинциальное дворянство. Оппозиция «столица – провинция», как это часто бывает у Пушкина, отражает и нравственную оппозицию: бесчестье, зло, бездуховность – честь, добра, милосердие. Простота семейств Гринёвых и Мироновых – это простота, дающая чёткость нравственной позиции в ситуации выбора, что для Пушкина (вспомним эпиграф «Береги честь смолоду») было основным пафосом произведения.

Другой особенностью словообразовательных суффиксов существительных  в произведении является их маркированность в качестве единиц, сигнализирующих о признаках сентиментализма как литературного направления. Связаны они с образом Маши Мироновой.

 

2.3 Лексические  особенности мужской и женской  речи в «Капитанской дочке»

 

Следует отметить, что речь мужских литературных персонажей заметно отличается от женской речи своими лексическими особенностями. Исследователи отмечают, в частности, такие черты мужской речи, как настойчивость, требовательность, авторитарность, стремление захватить инициативу в разговоре, агрессивность [17].

Образцы мужского речевого поведения, представленные в художественных текстах, позволяют выявить прямолинейность  мужских высказываний, для которых  в целом не характерна аллегоричность, двусмысленность. Они привыкли кратко изъясняться, длинные  ответы для них неприемлемы. Когда отец Гринёва спрашивает у его матушки, сколько лет Петруше, он подразумевает краткий ответ, все воспоминания он считает ненужными:

«Вдруг он обратился  к матушке: «Авдотья Васильевна, а  сколько лет Петруше?»

— Да вот пошел семнадцатый годок, — отвечала матушка. — Петруша родился в тот самый год, как окривела тетушка Настасья Гарасимовна, и когда еще...

«Добро, — прервал  батюшка, — пора его в службу. Полно ему бегать по девичьим да лазить на голубятни» [15, с. 231].

Сравнивая стилистическую окрашенность женской и мужской речи, Н. Б. Мечковская отмечает: «Женская речь не бывает в такой мере стилистически снижена, так насыщена бранной экспрессией и вульгаризмами, как мужская речь в некоторых социальных слоях общества» [18, с. 296]. Грубые, вульгарные слова, являющиеся средством индивидуальной речевой характеристики, обычно встречаются в художественных произведениях, отражающих быт и интересы «простых людей».

В произведении «Капитанская дочка» такие слова звучат в речи, прежде всего, Савельича:

«— Помилуй, батюшка  Петр Андреич! — сказал Савельич. —  Зачем ему твой заячий тулуп? Он его  пропьет, собака, в первом кабаке» [15, с. 241].

Грубые слова звучат и в речи отца Петруши, но предназначены  они Савельичу, и то в качестве порицания, «отеческого» поучения своего крепостного:

«Стыдно тебе, старый пес, что ты, невзирая на мои строгие приказания, мне не донес о сыне моем Петре Андреевиче и что посторонние принуждены уведомлять меня о его проказах. Так ли исполняешь ты свою должность и господскую волю? Я тебя, старого пса! пошлю свиней пасти за утайку правды и потворство к молодому человеку. С получением сего приказываю тебе немедленно отписать ко мне, каково теперь его здоровье, о котором пишут мне, что поправилось; да в какое именно место он ранен и хорошо ли его залечили» [15, с. 258].

Сводить сущность мужской речи к грубым вульгарным и циничным высказываниям (так же, как и характеризовать женскую речь исключительно сквозь призму «красивой» лексики) было бы глубоко ошибочным. Тексты художественных произведений содержат огромное количество примеров вполне нормативного выражения разнообразных эмоций, испытываемых мужскими персонажами. При этом следует подчеркнуть, что с подобным явлением мы преимущественно встречаемся в произведениях русской классической литературы.

Речь Гринёва является подтверждением этого предположения.

Художественные тексты дают немалое количество примеров использования  мужскими персонажами эвфемистических выражений в сферах, традиционно являющихся предметом мужской бравады и самоутверждения.

В условиях «внутримужского» общения тема сексуальных отношений является преобладающей: «Одним из признаков мужественности является красочное описание своих сексуальных побед, причем чем их больше, тем лучше – тем выше твой авторитет в глазах окружающих. <…> Женщина в данной ситуации фигурирует постольку, поскольку она – лишь средство для передвижения в социальной иерархии данной группы» [7, С. 113]. При этом участники коммуникации, как правило, не утруждают себя в выборе речевых средств, активно используя стилистическую сниженную и вульгарную лексику.

В романе «Капитанская дочка» стилистическую сниженную и вульгарную лексика не используется. Например, Швабрин предпочитает использовать недвусмысленные намёки, как мы понимаем, пытаясь опорочить Машу:

« — Ого! Самолюбивый  стихотворец и скромный любовник! — продолжал Швабрин, час от часу более раздражая меня, — но послушай дружеского совета: коли ты хочешь успеть, то советую действовать не песенками.

— Что это, сударь, значит? Изволь объясниться.

— С охотою. Это значит, что ежели хочешь, чтоб Маша Миронова ходила к тебе в сумерки, то вместо нежных стишков подари ей пару серег.

Кровь моя закипела.

— А почему ты об ней  такого мнения? — спросил я, с  трудом удерживая свое негодование.

— А потому, — отвечал  он с адской усмешкою,— что знаю по опыту ее нрав и обычай» [15, с. 250].

Тот же Швабрин, бесстыдно  стремясь выпутаться из неприятной ситуации цитирует песенку с циничным намёком:

« — А с кем это, мой батюшка, ты ссорился?

— Мы было поспорили довольно крупно с Петром Андреичем.

— За что так?

— За сущую безделицу: за песенку, Василиса Егоровна.

— Нашли за что ссориться! за песенку!.. да как же это случилось?

— Да вот как: Петр Андреич  сочинил недавно песню и сегодня  запел ее при мне, а я затянул мою любимую:

Капитанская дочь, 
Не ходи гулять в полночь...

Вышла разладица. Петр Андреич  было и рассердился; но потом рассудил, что всяк волен петь, что кому угодно. Тем и дело кончилось.

Бесстыдство Швабрина чуть меня не взбесило; но никто, кроме меня, не понял грубых его обиняков; по крайней мере, никто не обратил на них внимания» [15, с. 252].

Допускает вольности  в обращении с дамами ротмистр гусарского полка Иван Иванович Зурин:

«— Не могу: я не один.

— Ну, подавай сюда и  товарища.

— Я не с товарищем; я... с дамою.

— С дамою! Где же ты ее подцепил? Эге, брат! — (При сих  словах Зурин засвистел так выразительно, что все захохотали, а я совершенно смутился.)

— Ну, — продолжал  Зурин, — так и быть. Будет тебе квартира. А жаль... Мы бы попировали по-старинному... Гей! малой! Да что ж сюда не ведут кумушку-то Пугачева? или она упрямится? Сказать ей, чтоб она не боялась: барин-де прекрасный; ничем не обидит, да хорошенько ее в шею» [15, с. 305].

Следует отметить, что  при  описании речевой палитры женских литературных персонажей, отличающейся чрезвычайным богатством и разнообразием, могут использоваться как качественные, так и количественные показатели.

Результатом исследований, основанных на фактических записях  разговоров мужчин и женщин, стала  следующая афористичная по своей сущности фраза, характеризующая особенности речевого поведения обоих полов: «Мужчины соревнуются, женщины сотрудничают». Анализ стилей мужской и женской речи позволил выявить и другие всеобщие оппозиции, а именно: мужской разговор имеет своеобразный «отчётный» характер, женский разговор – это разговор «о мелочах», разговор мужчин имеет своей целью получение некоего «статус-кво», в то время как женский разговор нацелен на утверждение согласия и интимности [13].

Достаточно подробно особенности женского и мужского стилей речевого поведения рассматривает Е. И. Горошко. К ним исследовательница относит склонность женщин чаще задавать вопросы. Вопросы, как правило, задаются с целью каким-либо образом продолжить беседу, поскольку женщина всегда более заинтересована в продолжении беседы. Свое несогласие с мнением собеседника женщина чаще выражает молчанием, а не открытым словесным протестом. По некоторым данным, считается, что средства вербальной агрессии ей более чужды, чем мужчине. Существует также «мужская» и «женская» «интерпретация» вербальной агрессии: женщина считает её направленной лично против себя и склонна перебивать общение, мужчины видят в ней способ интенсификации беседы. Было замечено и то, что женщину обычно перебивают чаще, чем мужчину. У женщин наблюдается более вежливый характер реплик, хотя и более напористое речевое поведение. Они более склонны к высказываниям требований, «преподносимым в виде просьб». Темы разговоров, как правило, развиваются спонтанно, существует и четкая ориентация на определенные темы беседы. Женщины в разговоре, как правило, больше извиняются. Для мужчин более характерно интерпретировать речь собеседника и сообщаемую ему информацию, чаще перебивать собеседника, в особенности, когда собеседник − женщина. Чаще дискутировать и оспаривать мнение собеседника, игнорировать комментарии собеседника также более свойственно мужскому, а не женскому дискурсу. Мужчина, как правило, старается доминировать в беседе, управлять её развитием, свои намерения выражает прямо, без обиняков, не используя при этом корректные и чересчур вежливые формы слов. Реплики в диалоге носят менее личностный характер. Он также склонен чаще начинать беседу, количество реплик мужчины в диалоге, как правило, больше и по продолжительности они длиннее. Мужчина чаще выбирает тему беседы, он в большей мере склонен рассматривать вопросы как источник информации, а не как средство для продолжения разговора. В разговоре чаще пытается разрешить возникшие проблемы и дать советы по этому поводу. Считается, что речевые стили мужчин и женщин прежде всего отличаются тем, в какой степени мужчины и женщины учитывают реакцию партнера на предшествующие высказывания и их выбор и коррекцию в этой связи. Мужчина также в большей степени ориентируется на собственное предыдущее высказывание, а женщина − на высказывания коммуникативного партнера. В том случае, если тематический фокус высказывания партнера по коммуникации не совпадает с их собственным, женщины стараются переориентировать последнее, мужчины воспринимают такую же ситуацию как отклонение от правильного хода беседы и продолжают строить свои высказывания с прежней тематической ориентацией [19].

Женское речевое поведение  в целом отличается фатичностью, эмпатией, вниманием к подтексту: «Замечено, что женщины − тонкие коммуниканты, они более фатичны, то есть изобретательны и мобильны в применении контактоустанавливающих средств, легче переключаются, учитывая желания собеседника, проще входят в мир интересов другого человека, способны проявить эмпатию (сочувствие) в разнообразных вербальных и невербальных формах. Улавливая ситуативную множественность смыслов, женщина проявляет себя как тонкий герменевт, умеющий читать между строк и формировать на фоне текста подтекст» [12, с. 23].

Женские тактики коммуникативного поведения характеризуются обращенностью к внутреннему миру собеседника, доверительностью, вниманием к имеющим большое значение частностям и деталям.

 Для женской речи  характерна аллегоричность, двусмысленность  высказываний. Аллегоричность женской речи заключается в употреблении участницами коммуникации высказываний, которые, обладая подтекстом, скрытым смыслом, могут быть поняты весьма специфично применительно к конкретной ситуации. Подобное вербальное поведение женщин исторически и психологически обусловлено. Когда женщина высказывает что-то, то делает это в косвенной форме, только намекает на то, чтó хочет сказать, другими словами – «ходит вокруг да около». Разговор обиняками – чисто женская специализация и служит определенной цели: с помощью такого разговора легче наладить отношения и прийти к согласию с другими, поскольку в такой речи отсутствует агрессия, конфронтация и обходятся стороной разногласия. Такой разговор вполне отвечает роли хранительницы гнезда, которой надо поддерживать гармонию».

Уход от прямого, однозначного ответа оказывается особенно значимым для женщины в судьбоносной, переломной ситуации.

Рассмотрим данное утверждение  на примере «Капитанской дочки».

Когда Пётр Гринёв предлагает Маше стать его женой, она уходит от прямого ответа, предпочитая сказать «да» иным способом:

«Проснувшись, подозвал я Савельича и вместо его увидел перед собою Марью Ивановну; ангельский голос ее меня приветствовал. Не могу выразить сладостного чувства, овладевшего  мною в эту минуту. Я схватил  ее руку и прильнул к ней, обливая слезами умиления. Маша не отрывала ее... и вдруг ее губки коснулись моей щеки, и я почувствовал их жаркий и свежий поцелуй. Огонь пробежал по мне. «Милая, добрая Марья Ивановна, — сказал я ей, — будь моею женою, согласись на мое счастие». Она опомнилась. «Ради бога успокойтесь, — сказала она, отняв у меня свою руку. — Вы еще в опасности: рана может открыться. Поберегите себя хоть для меня». С этим словом она ушла, оставя меня в упоении восторга. Счастие воскресило меня. Она будет моя! она меня любит! Эта мысль наполняла все мое существование» [15, с. 256].