Мир поэзии Николая Рубцова

живо,  с  увлечением,  немало  говорится  о  родном   крае,   его   истории,

достопримечательностях.  Открывается  здесь  и   характер   подростка,   его

интересы  и  привязанности.  Любопытен  самый   тон   школьного   сочинения,

откровенно доверительный – подчас до наивности…

Но годы летят,  и  подросток  Рубцов  осознает  то  движение  времени,

которое  с  детства  уходит  в  неведомую   бесконечность,   из   привычного

дружеского круга в мир большой, незнакомый. И добрый  и  ласковый  мальчишка

выходит из приютившей его обители  в  большой  мир.  Выходит  с  открытым  и

доверчивым сердцем, зная,  что  жизнь  не  легка  и  подчас  горька,  но  не

представляя в полной мере её сложности и многообразия…

 

Часть 2. Из детства в путь

 

Свидетельство  об  окончании  семилетки  получено  на  руки  вместе  с

характеристикой, и 12 июня 1950г. Николай Рубцов уезжает  в  Ригу.  Мечта  о

море зовет, и он мечтает поступить в мореходное училище. Однако  надежды  не

оправдались, - ему не было еще пятнадцати лет, необходимых  для  поступления

в «мореходку», - 29 июня он вернулся в село Никольское.

Но устраиваться в жизни как-то надо, и Николай поступает  в  Тотемский

лесотехникум, - тут  романтика  «не  светит»,  но  во  всяком   случае,  все

знакомо и надежно. Экзамены сданы, и  30  августа.  Рубцов  уезжает  Тотьму,

расставшись с детдомом.

«После детского дома, так сказать, дом всегда был там, где  я  работал

или учился. До сих пор так», - писал Н. Рубцов и спустя  более  десяти  лет.

Поэт верно замечал, что детдомовцев «оскорбляло  слово  «сирота»:  неправдой

внешней (у  них  все  есть  как  у  людей)  и  глубокой  правдой  неизбывной

внутренней  болью,  которую  будить  недозволенно  никому.   Не   пережившим

сиротства трудно представить себе ту  боль:  тоску  по  матери,  по  родному

дому, которого и не было, и нет и, не будет. Трудно представить  то  чувство

неприкаянности, которое возникает неизбежно снова и снова, как бы удачно  ни

сложились  обстоятельства,  и  накладывает  свой  неизгладимый  опечаток  на

жизнь».

Так было и с Николаем Рубцовым, для  которого  домом  в  Тотьме  стало

общежитие лесотехникума. Заметим и то, что для всех студентов  (кроме  таких

бедолаг, как он) общежитие временное пристанище, у них  есть  еще  и  родной

ДОМ, где они могут отогреться душой, а для детдомовца –  единственный  угол…

Драматично все это, однако в ранней юности еще не осознается в полной  мере.

Учился Рубцов легко, хотя уже без особого старания, но литература  –  как  и

в Никольской семилетке – неизменно вызывала его интерес…

Тихий одноэтажный в ту пору город Тотьма – лишь  соборы  да  несколько

старых купеческих особняков  возвышались  на  его  улицах  –  раскинулся  на

высоком берегу реки Сухоны. Палисадники его заплеснуло зеленью,  а  улицы  –

сухие и песчаные. Многое напомнит здесь  старину,  и  Н.Рубцов  хорошо  знал

прошлое своего древнего города.

Любовался он с  тихим  восторгом  величавыми  соборами  и  сиживал  за

городом возле огромного камня, сохранившего надпись самого  Петра  Великого,

от которого – по преданию – городище  и  пустило  свое  имя  («То-тьма»).  И

прохладные залы уютного музея влекли его, -  ведь  сколько  в  нем  тайн  за

каждой вещью или картиной старых мастеров – живописцев, за  каждой  грамотой

в ее замысловатых и все-таки знакомых письменах.

Но, видимо, жила в нем неотступной мечта о море, и больше всего  любил

он бывать на пристани. Вот зарисовка самого Николая Рубцова:

«…Последний, отвальный гудок дает пароход  «Чернышевский»,  отходя  от

пристани, и  быстро  проходит  рекой  мимо  маленьких  деревянных  старинных

домиков, скрывающихся в зелени недавно распустившихся  листьев  берез,  лип…

скрадывающей их заметную кособокость  и  уже  подряхлевший  за  долгие  годы

существования серый  вид,  мимо  громадных  и  каменных  мраморных  церквей,

верхушки которых еще далеко будут видны над городом…» («О родном уголке»).

Сколько раз Рубцов видел эту картину, сколько раз  думал:  а  что  там

дальше-то?.. И однажды он забрал в канцелярии  техникума  свои  документы  и

пустился в путь…

А куда он рвался, куда?.. «Я желал  бы  напомнить  о  той  стране  без

имени, без территории, куда  мы  в  детстве  бежали,  -  писал  М.Пришвин  в

повести «За волшебным колобком» - Я пробовал в детстве  туда  убежать.  Было

несколько  мгновений  такой  свободы,  такого   незабываемого   счастья…   В

светящейся  зелени  мелькнула  страна  без  имени  и  скрылась…»  Не  ту  ли

призрачную страну ребяческой  мечты  искал  Н.Рубцов?..  Но  поиск  его  был

драматически осложнен тем, что он не имел ДОМА, того  надежного  пристанища,

куда возвращаются, и потому в разочарованиях не находил нравственной  опоры,

и потому так болезненно их переживал.

Именно  с  этого  момента  начинается  самый  малоизвестный  период  в

библиографии  Николая  Рубцова  –  одиссея  юноши,  рвавшегося  в   море   и

добившегося своего, немало поездившего по стране. Где он только не  побывал!

В Ташкенте, Архангельске, Кировске, на Кольском, в Ленинграде… А еще где?  –

кто знает…

И в дальнейшем, спустя семь-восемь лет,  в  библиографической  справке

Николай Рубцов  написал  об  этом  периоде  жизни  очень  скупо:  «Учился  в

нескольких техникумах, ни одного не закончил. Работал на нескольких  заводах

и в Архангельском траловом флоте. Служил четыре года на Северном флоте.  Все

это в разной мере отозвалось в стихах…» Лишь немногие подробности его  жизни

выдали нам стихи Рубцова, написанные, скорее всего позже,  а  не  по  следам

его жизненного пути.

Море так неудержимо влекло Н. Рубцова, что он приехал  в  Архангельск.

Безмерная ширь Северной Двины, пронизывающий  холодом  и  надеждой  ветер  с

моря и суда, суда…

Как я рвался на море!

Бросил дом безрассудно

И в моряцкой конторе

Все просился на судно.

Умолял, караулил…

Но нетрезвые, с кренцем,

Моряки хохотнули

И назвали младенцем…

(«Фиалки», 1962г.)

Но не сразу Рубцов добился своего. Поначалу  он  работал  «на  берегу»

библиотекарем и по совместительству – истопником. Но – «умолял,  караулил…».

И все-таки ему повезло  –  он  попал-таки  на  рыболовецкое  траловое  судно

кочегаром.

Здесь Рубцов наше некоторое  соответствие  своим  мечтам,  по  крайней

мере, он в дальнейшем,  довольно  часто  писал  о  своей  матросской  жизни.

Интонации утверждающие и горделивые переплетаются в  них  с  ироническими  и

грустными – многое, видимо, для  Николая  Рубцова  оказалось  неожиданным  в

жизни матроса-рыболова с его нелегкой работой в плавании.

Но между тем поэзия коснулась души юноши всей  своей  властностью.  Он

уже понимает всю необходимость учебы, но возникает другой вопрос!  Где?  Тут

Рубцов не в силах определиться.

Оставив траловый флот Николай решает поступить  в  горный  техникум  в

городе Кирове Мурманской области,  однако  накануне  поездки  его  обокрали.

Оказавшись без денег и билета, он едет на  крыше  вагона,  о  чем  вскоре  и

сообщает   флотским   друзьям.   А   их   нравы   отличает   и    грубоватая

требовательность друг к другу, и щедрость в готовности  прийти  ближнему  на

помощь. По кругу пошла шапка, и, как потом рассказывал сам  Николай  Рубцов,

денег ему прислали втрое больше, чем пропало…  Поступив  в  техникум  Рубцов

поучился в нем, однако, только полгода – и здесь он не нашел чего-то своего

Вскоре после нового, 1955г. Николай Рубцов приезжает  к  своему  брату

Алексею в поселок Приютино Ленинградской области. Немало из  прошлого  этого

уголка он узнал. Теперь он чернорабочий на одном из  ленинградских  заводов.

Жизнь человека одинокого, неустроенного оставляет очень  немного  места  для

творческого вдохновения.

…Конец неустроенности и скитаниям Николая положил  призыв  на  военную

службу осенью 1955г. Родина снова основательно  вмешалась  в  его  судьбу  и

волею  приказа  вовлекла  юношу  в  устойчивый  коллектив,  -  молодой  поэт

вступает в новую пору своей жизни.

 

Часть 3. На Северном флоте

 

Служить Николаю Рубцову довелось на Северном флоте. Привыкать к службе

ему  было  проще,  чем  многим  другим,  поскольку  он  успел  поплавать  на

рыболовецких судах. Он скоро вошел в  ритм  службы,  учебно-теоретических  и

политических  занятий,  освоился  со  своей  специальностью   дальномерщика.

О ровном и равномерном прохождении службы Рубцовым свидетельствуют и  значок

«отличник боевой  и  политической  подготовки»,  и  звание  старшины  второй

статьи, присвоенное ему в конце пребывания на флоте.

Позже писатель из Рязани Валентин Сафронов, который близко  сошелся  с

Николаем в те годы, будет говорить о нем: «В те годы флотской  нашей  юности

Рубцов был очень общительным человеком. С  отчаянной  смелостью  врубался  в

любой разговор о литературе, тем паче о поэзии. Если  сам  читал  стихи  или

вслух размышлял о чьих-то – тут Колю слушать не переслушать. И замыкался  он

лишь в том случае, когда невзначай или с назойливым интересом  касались  его

жизни: где родился? возле кого рос? коснуться этих самых начал – все  равно,

что открытую рану зацепить: Рубцов или молча злился или отвечал грубостью».

Как казалось, Рубцов производил вид человека,  вполне  вписавшегося  в

среду. Но вписаться в среду, вовсе не значит раз и  навсегда  избавиться  от

горестных мыслей и переживаний. Посещали они нашего матроса на  корабле,  но

особенно  тягостные дни пережил он во время своего первого отпуска  в 1957г.

в Приютине, где был в гостях у брата Алексея. Встреча с  братом  всколыхнула

горькую память о матери. Видимо, тогда  же  Николай  узнал,  что  отец  его,

считавшийся погибшим, остался жив и обзавелся  другой  семьей,  -  открытие,

которое побуждало  не  только  радоваться,  но  и  горько  размышлять  (отец

Н.Рубцова  –  военнослужащий  –  скончался  в  1957г.  в   звании   майора).

Переживания усугубились еще одним обстоятельством: любимая  девушка  Николая

вышла замуж за другого. Неустроенность  отпускного  была  угнетала  чувством

одиночества.

Все это так или иначе сказалось в стихах, написанных Николаем Рубцовым

в Приютине той осенью. Эти  стихи  были  очень  разные  по  содержанию:  «Ты

хорошая очень, знаю…», «О природе»,  «Морские  выходки»,  «Березы»,  «Снуют,

считают рублики…» и др.  Писались  стихи  исключительно  для  себя,  хотя  и

читались, может быть, двум-трем приятелям. Духовная жизнь находит  выражение

в прямых, откровенных высказываниях, то элегически  нежных,  то  откровенных

грубых. И в то же время чувствуешь, что боль эта живая, острая, - тем  более

хочется сбросить ее, освободиться от  нее,  хотя  бы  в  стихах.  Нельзя  не

верить выраженным в них переживаниям, не почувствовать, что это уже поэзия…

Спокойнее жилось Николаю Рубцову в напряженном ритме воинской учебы, в

кругу друзей, среди которых особенно близким ему стал Валентин Сафонов, -  в

этом не дают оснований усомниться письма самого  поэта.  «Ты  своим  письмом