О метафизическом сюжете комедии Д. И. Фонвизина «Недоросль»

Автор работы: Пользователь скрыл имя, 10 Января 2013 в 14:37, реферат

Описание работы

Исследование проблематики пьесы Д. И. Фонвизина «Недоросль» в значительной мере опиралось на известное определение Гоголем жанра комедии как комедии общественной1. Так, К. В. Пигарев подчеркивает в пьесе «значение главного антикрепостнического манифеста»2. В исследованиях П. И. Беркова, проанализировавшего пьесу на фоне фонвизинского же «Рассуждения о непременных государственных законах», обнаружился иной объект сатиры - деспотическое правительство Екатерины3. Вероятно, не будет большим преувеличением сказать, что именно эта точка зрения оказалась наиболее распространенной4

Файлы: 1 файл

О метафизическом сюжете.docx

— 63.66 Кб (Скачать файл)

О метафизическом сюжете комедии Д. И. Фонвизина «Недоросль».

Исследование  проблематики пьесы Д. И. Фонвизина  «Недоросль» в значительной мере опиралось на известное определение  Гоголем жанра комедии как  комедии общественной1. Так, К. В. Пигарев подчеркивает в пьесе «значение главного антикрепостнического манифеста»2. В исследованиях П. И. Беркова, проанализировавшего пьесу на фоне фонвизинского же «Рассуждения о непременных государственных законах», обнаружился иной объект сатиры - деспотическое правительство Екатерины3. Вероятно, не будет большим преувеличением сказать, что именно эта точка зрения оказалась наиболее распространенной4.

Между тем  в гоголевской оценке комедии  Фонвизина было подчеркнуто еще  одно очень значимое свойство пьесы. Сравнивая комедию Фонвизина  с комедией Грибоедова, Гоголь пишет: «Обе комедии исполняют плохо  сценические условия <...> Содержание, взятое в интригу, ни завязано плотно, ни мастерски развязано. Кажется, сами комики о нем не много заботились, видя сквозь него другое, высшее содержание и соображая с ним выходы и уходы лиц своих»5. Попытка понять своеобразие художественной структуры комедии в связи с ее «высшим содержанием» предпринята в работах Ю. В. Стеника, выделившего в структуре пьесы несколько уровней: а) фабульный уровень, организующий композиционный каркас драматического действия; б) комедийно-сатирический уровень; и, наконец, в) идеально-утопический6. Именно этот третий уровень обнаруживает, с точки зрения исследователя, философскую проблематику пьесы7. Иной подход к исследованию философской проблематики комедии предложен в работе П. Е. Бухаркина8. Он рассматривает комедию в контексте книги Тихона Задонского «Сокровище духовное, от мира собираемое», обнаруживая значительное сходство в раскрытии темы зла, «бестиарных» мотивов, связанных со значащей фамилией Скотининых и темой свиней. Обнаружение П. Е. Бухаркиным христианско-дидакгичсского контекста в комедии Фонвизина оказалось, на наш взгляд, очень плодотворным, позволяющим осознать метафизическую проблематику комедии. Описывая образно-композиционное строение комедии, К. В. Пигарев отмечает, что «четырем отрицательным персонажам «Недоросля» - Простаковой, Простакову, Скотинину и Митрофану - Фонвизин противопоставил такое же число положительных лиц - Стародума, Правдина, Софью и Милона»9. Это два полюса комедии. Первый из них - семья Простаковых и Скотинин - характеризуется низменностью духовного облика, который «раскрывается через уподобление их животным»10. Второй - организован иначе. Как пишет Ю. В. Стеник, «в отношениях между персонажами возникает <...> особый замкнутый мир духовных ценностей, живущий по нравственным законам»11.

Центром первого  мира является, без сомнения, Простакова, центром второго - Стародум.

Давно замечено, что Фонвизин сосредоточивает вокруг рода Скотининых метафорическую тему скота. Так, в 5-ом явлении 1-го действия разворачивается диалог Скотинина  и Простакова12, где "свинская" тема объединяет Скотинина и Митрофана:

Скотинин: Люблю свиней, сестрица, а у нас в околотке такие крупные свиньи, что нет из них ни одной, котора, став на задни ноги, не была бы выше каждого из нас целой головою.

Простаков: Странное дело, братец, как родня на родню походить может. Митрофанушка наш весь в дядю. И он до свиней сызмала был такой же охотник, как и ты. Как был еще трех лет, так, бывало, увидя свинку, задрожит от радости.

Скотинин: Это подлинно диковинка! Ну пусть, братец, Митрофан любит свиней для того, что он мой племянник. Тут есть какое-нибудь сходство; да отчего же я к свиньям-то так сильно пристрастился?

Простаков: И тут есть же какое-нибудь сходство, я так рассуждаю.

В 3-ем действии (явление 3-е), после сцены драки  Простаковой и Скотинина, следует такой диалог:

Милон: (Скотинину): Разве она вам не сестра?

Скотинин: Что греха таить, одного помету, да вишь, как развизжалась. (109).

При глазах Простаковой глаза Простакова, как известно, «ничего не видят» (85).

И, наконец, вся эта компания объединяется вокруг Простаковой как вокруг некоего центра:

Скотинин: Это я, сестрин брат.

 

<...> Простаков: Я женин муж.             (Вместе.)

Митрофан: А я матушкин сынок.

(111).

Таким образом, весь род Скотининых (Скотинин, его  сестра, Митрофан (чье имя истолковывают как "являющий мать") и Простаков объединены темой свиней. Эта тема приобретает в пьесе настойчивый характер, тем самым подчеркивается ее значение. Так, Скотинин, гордясь древностью своего рода, вызывает ироническую реакцию Правдина и Стародума:

Правдин (смеючись): Эдак вы нас уверите, что он старее Адама.

Скотинин: А что ты думаешь? Хоть немногим...

Стародум (смеючись): То есть пращур твой создан хоть в шестой же день, да немного попрежде Адама? (131).

Это место  прямо отсылает читателя к первой книге Бытия, где рассказывается о шести днях творения. В последний, шестой день, «создал Бог зверей земных по роду их, и скот по роду его, и всех гадов земных по роду их» (Бытие, 1:25). И лишь после этого «сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию» (Бытие, 1:27). В этом контексте Скотинины лишаются образа Божьего, то есть становятся нелюдьми. Сцена чтения Часослова Митрофаном (118) в этом случае приобретает зловеще-гротескный характер:

Кутейкин (открывает Часослов, Митрофан берет указку): Начнем благословясь. За мною, со вниманием. «Аз же есмь червь...»

Митрофан: «Аз же есмь червь...»

К уте й к и н : Червь, сиречь животина, скот. Сиречь: «Аз есмь скот».

Митрофан: «Аз есмь скот».

Кутейкин (учебным голосом): «А не человек».

Митрофан (так же): «А не человек».

Кутейкин: «Поношение человеков».

М итрофа н : «Поношение человеков».

Заметим, что  в библейском контексте тема свиней действительно приобретает особую значимость, ибо они считались  нечистыми животными (Лев., 11:7; Втор., 14:18). Во второй книге Маккавеев рассказывается история о том, что некто Элеазар предпочел смерть, когда его силой принуждали есть свинину (2 Мак., 6:18 и след.). Для нас же наибольшую важность имеет эпизод изгнания Христом бесов из бесноватого. «И нечистые духи, вышедши, вошли в свиней» (Марк, 5:13). Этот евангельский эпизод мотивирует связь темы свиней с темой бесов в комедии Фонвизина. Так, Правдин характеризует Простакову как «презлую фурию, которой адский нрав делает несчастье целого <...> дома» (93). Особым смыслом наполняется в сердцах брошенное Кутейкиным: «Что за бесовщина!» (115). И, наконец, обнаженно открыто звучит эта тема в финале (142):

Г-жа Простакова: <...> Вить я человек, не ангел.

Стародум: Знаю, знаю, что человеку нельзя быть ангелом. Да и не надобно быть и чертом.

Таким образом, библейский (шире - христианский) контекст объясняет взаимосвязь тем скота, свиней, черта, а характеристика рода Скотининых приобретает, помимо всего  прочего, метафизический оттенок: перед  нами не люди, а бесы...

Однако нас  больше интересует «положительный»  центр комедии, созданный вокруг образа Стародума. Как отметил И. 3. Серман в связи с этим образом, «Фонвизин вводит новое сочетание этико-психологических понятий в сферу мысли своих персонажей - "душа" и "просвещение", отношения между которыми обозначают новый для русской драматической литературы круг вопросов общественной жизни и литературного движения»13.

За Стародумом в комедии закрепляется прежде всего тема добродетельной души.

Стародум: <...> Отец мой непрестанно мне твердил одно и то же: имей сердце, имей душу, и будешь человек во всякое время. На все прочее мода: на умы мода, на знания мода, как на пряжки, на пуговицы.

Правдин: Вы говорите истину. Прямое достоинство в человеке есть душа...

Стародум: Без нее просвещеннейшая умница - жалкая тварь. (С чувством.) Невежда без души - зверь <...> От таких-то животных пришел я свободить...

Правдин: Вашу племянницу <...> (104-105).

И чуть далее (107):

Стародум: <...> Я отошел от двора без деревень, без ленты, без чинов, да мое принес домой неповрежденно, мою душу, мою честь, мои правилы.

В монологах  Стародума возникает оппозиция  «просвещение - душа». И, как бы корректируя  основную тему комедии (образование), Стародум утверждает, что только воспитание добродетельной души может из зверя, твари, чудовища сделать человека: «Я боюсь для вас нынешних мудрецов. Мне случилось читать из них все  то, что переведено по-русски. Они, правда, искореняют сильно предрассудки, да воротят  с корню добродетель (122). <...> Ум, коль он только что ум, самая безделица <...> Прямую цену уму даст благонравие. Без него умный человек - чудовище (125). <...> я желал бы, чтобы при всех науках не забывалась главная цель всех знаний человеческих, благонравие» (140).

За образом  Стародума метафорически закрепляется тема благой души, добра, нравственности. Милон и Правдин носят откровенно характерологические имена, в ряде случаев еще и поддержанные их высказываниями. Например, Правдин: «<...> да как мудрено истреблять закоренелые предрассудки, в которых низкие души находят свои выгоды!» (139).

Итак, Стародум - это добро, Правдин - это истина, Милон - это красота. Если отрицательный  пафос комедии - это бездушные  нелюди, бесы, то положительный - это знаменитое триединство Добра, Истины и Красоты, призванное отличать благонравную душу. Понятно, что и имя Софьи - тоже имеет особый смысл. В комедии Фонвизина она охарактеризована несколько неожиданно: «Ты, мой сердечный друг, ты соединяешь в себе обоих полов совершенство» (127). Кроме того, что в переводе София означает мудрость, Стародумом она осознается как явление идеала высшего порядка, не измеряемого обычной человеческой мерой. В такой оценке Софьи проступают черты другого лика - Софии Премудрости Божией14. В свете сказанного сам фабульный уровень комедии - борьба двух лагерей за обладание Софьей - начинает приобретать символико-аллегорический характер: силы духовные (Истина, Красота, Добро) ведут борьбу за обладание Софией - Премудростью Божией с силами бездуховными и бездушными (скотами, бесами). Осознаваемый таким образом метафизический сюжет «Недоросля» несколько неожиданно оказывается сближен с проблематикой масонской литературы. Собственно такая возможность чувствовалась и ранее. Так, И. 3. Серман пишет: «Масонство, в «Утреннем свете» впервые получившее возможность высказать свое отношение к важнейшим проблемам этики и общественной мысли, основным своим противником объявило французский материализм. Антигельвецианский пафос «Утреннего света» хотя и смягчен в "Недоросле", однако совершенно очевиден, с одним, правда, существенным отличием. Масоны в качестве душевного начала в человеке называли религиозное чувство. Фонвизин в «Недоросле» этого не делает»15. С этим трудно не согласиться. Итак, нравственно-этический пафос «Недоросля» находил воплощение в темах, предложенных Н. И. Новиковым в «Утреннем свете» (1777-1780). Более того, напомним, что существует мнение о том, что в образе Стародума Фонвизин воплотил некоторые черты Н. И. Новикова16. Действительно, «Утренний свет» объявлял единственным предметом своего внимания дух и душу человеческую, потому что "ничто полезнее, приятнее и наших трудов достойнее быть не может,  как то, что теснейшим союзом связано с человеком и предметом своим имеет добродетель, благоденствие и счастие его»17. «Человек <...> есть нечто возвышенное и достойное. Священное Откровение научает нас притом, что он прежде всех творений получил образование по образу Всевышнего <...> Сие обстоятельство само по себе есть толь велико и важно, что может в нас вперить подобострастие к такой твари <...> Да будет нам дозволено с теми только людьми иначе поступать, кои сами свое высокое человеческое достояние ногами попирают и достойное почтения свойство уничижают, <...> такие люди, конечно, заслуживают, чтоб мы их за диких в человеческом только образе скитающихся зверей почитали <... > И так всеобщая сатира да будет бичом, коим мы станем пороки и сих нечеловеков наказывать»18.

«Когда рассматриваем  мы, в каком отношении человек  по естеству своему находится к Богу, то всеконечно должно возыметь превосходное понятие о человеческой природе, если рассудить, что сия человеческая природа от Бога проистекает <...> Он восхотел устроить мир, который бы Его Божества достоин и Его Премудрости приличен был»19. «Бог нас сотворил и содержит для того, дабы нам Свое величество, силу, славу и премудрость вселенной предъявити»20. «Если бы люди были токмо единою целию всех вещей этого мира, а притом не были б средством оных, то были бы они подобны шмелям, которые у трудолюбивых пчел поедают мед, а сами оного не делают. Тщетная честь! Бедное достоинство, которое людей равняло б со свиниями <...> Истинные человеки не должны тако проводити жизнь»21. «Коль свята, коль славна выгода для нас, когда уверены о сей несомненной истине, но какие мучения <...> для нас, когда будем отрицать оную? <...> Чистейшие небесные чувствования должны будут уступить скотским похотениям, правда неправде, добродетель беззаконию; несчастный отчается, невинность утеснится, злодей и порочный восторжествует; имение, честь и жизнь будут в опасности, словом, вся земля сделается адом»22. Подобные примеры можно множить и множить. Просветительская деятельность как мартинистов, так и Новикова в известных пределах не противоречили друг другу. Как отмечает Н. Д. Кочеткова, «московские мартинисты, во многом воспринявшие идеи Шварца, развивают их дальше по-разному. Н. И. Новиков развертывает активную просветительскую деятельность в самом прямом смысле. При этом он в значительной степени руководствуется принципами, близкими Шварцу, хотя не принимает его наиболее мистических идей»23. Думается, что масонская тема в исследовании о "Недоросле" возникает вполне обоснованно, позволяя объяснить центральный софиологический сюжет в комедии, сюжет, который становится столь характерным для русской литературы второй половины XVIII века24.

Метафизический  сюжет «Недоросля» разрешается  оптимистически: София-Премудрость  оказывается вместе с Добром, Истиной  и Красотой. Это вполне естественно  для идеально-утопического сознания просветителя. В свою очередь продолжающий просветительскую традицию Грибоедов  принципиально изменит этот сюжет. "Горе от ума" имеет в этом отношении "открытый" финал: София-Премудрость  оказывается никому не нужной в этом мире. Мир существует без высшей мудрости. С другой стороны, вся последующая русская литература, и прежде всего Пушкин, будут пытаться решить эту, поставленную Грибоедовым, проблему - найти в окружающей нас реальной жизни, со всеми видимыми ее противоречиями и диссонансами, внутреннюю мудрость, добро, красоту и истину.

Информация о работе О метафизическом сюжете комедии Д. И. Фонвизина «Недоросль»