Образ ребенка в художественных произведениях

 С 1962 по 1963 г. в США вышел (одновременно с монографического  характера исследованиями творческого  пути Сэлинджера) ряд антологий, в которых собраны статьи о  творчестве писателя, принадлежащие  представителям различных течений  американского литературоведения.

В 1962 г. литературный критик журнала «Тайм» Генри Гренвальд составил и прокомментировал объемистую антологию «Сэлинджер. Критический и персональный портрет», включив в нее статьи (либо отрывки из статей и книг) более двадцати критиков, представителей различных западных литературоведческих школ и направлений. Составитель предпослал сборнику собственное суждение о творчестве Сэлинджера, которого считает «приверженцем романтического течения в современной американской литературе» (Там же. С. 12). «После десятилетий, ознаменованных политическим, социальным и психологическим романами, молодежь сможет, наконец, с чувством облегчения встретиться с Сэлинджером»,— пишет Гренвальд (Там же. С. 12).

Статья профессора Корнелльского университета А. Майзенера «Любовная песнь Дж. Д. Сэлинджера» — одна из центральных в антологии Гренвальда. Название статьи перекликается с названием поэмы Т. С. Элиота «Любовная песнь Дж. Альфреда Пруфрока». Критик более всего ценит в творчестве писателя поиск положительного героя, «хорошего американца». Торо, Мелвилл, Твен, Фолкнер, Фитцджеральд— таковы имена, в ряд которых Майзенер безоговорочно ставит и Сэлинджера, ибо героям последнего присущи, по его мнению, те же черты, что и Торо в «Уолдене», Измаилу—у Мелвилла, Геку Финну — у Твена, Айку Маккаслину — у Фолкнера и Джею Гэтсби — у Фитцджеральда. В той же антологии есть статья американского критика А. Кейзина, который характеризует Сэлинджера как одного из лучших американских новеллистов, чье мастерство можно сравнить лишь с мастерством в этом жанре Хемингуэя.

В 1963 г. критическая литература о Сэлинджере пополнилась антологией литературно-критических материалов, посвященных «Над пропастью во ржи», составленной Г. Симонсоном и Ф. Хейгером. «Она рассчитана на студентов, и в ней собраны, в частности, документы о кампании, которая велась в США в середине 50-х годов против этого романа и тех преподавателей, которые советовали своим ученикам прочесть историю злоключении Холдена Колфилда» (Там же. С. 13).

Практически все критики в своих работах отмечали интерес Сэлинджера к философии, религии, эстетике Востока, прежде всего к дзэн-буддизму. Некоторые считали, что его произведения страдают из-за приверженности к восточным религиям, другие наоборот видели в этом находку автора, привнесшего что-то абсолютно новое в литературу. К примеру, М. Гайсмар в своей книге "Американские современники. От бунта к конформизму." говорит, что «стремление возвести дзен-буддизм и философии "высшего самоотречения" в главный принцип бытия выводят творчество Сэлинджера из сферы материальных факторов жизни, которые писатель игнорирует или избегает, а это чревато творческим кризисом» (Цит. по: Тугушева М. Сэлинджер// Писатели США, М.:1990, С. 483). То, что после 1965 года Сэлинджер ничего не опубликовал, говорит о справедливости этого предсказания, - считает М. Гайсмар. Однако Сергей Белов в своей статье "Парадоксы Дж. Сэлинджера" считает, что блестящая техника писателя - отчасти результат его интереса к дзэн-буддизму. "Недосказанность, отсутствие однозначных трактовок в его произведениях заставляют вспомнить о важном эстетическом принципе дзэн - о равенстве творческой активности художника и его аудитории" (Белов С. Парадоксы Дж. Сэлинджера// Литературное обозрение, 1985г. № 2, с. 62). Постулаты дзэн-буддизма стали у "позднего" Сэлинджера инструментом критики американской буржуазности, а также многих шаблонов западного сознания. Именно в дзэн он нашел оружие борьбы с рационально-умозрительным отношением к миру – пишет Белов.

В советской  литературной критике имя Сэлинджера появляется в 1960 г., когда в журнале «Иностранная литература» (№ 11) был опубликован роман «Ловец во ржи» (получивший в переводе название «Над пропастью во ржи»). Публикацию предваряла небольшая статья, которая рассказывала о новом для советского читателя американском литературном имени. Автор статьи писательница В. Панова подчеркивала критическую настроенность Сэлинджера по отношению к окружающей его действительности. Вскоре вышла и первая статья о романе — «Мальчишка бежит из Америки» Р. Орловой,[135] в которой указывалось на связь романа о злоключениях Холдена Колфилда с американской действительностью 50-х годов и на определенную ограниченность реализма Сэлинджера. О том что социальные горизонты писателя узки (но что он все же ощущает лицемерие и внутреннюю опустошенность американской буржуазии острее героя своего романа), писал в статье «„Битник“ и его герои» М. Мендельсон,[136] одним из первых усмотревший связь литературы битников с творчеством Сэлинджера.

Так началась дискуссия о природе творчества Сэлинджера, которая вначале велась исключительно на материале романа «Ловец во ржи». В нее постепенно включались А. Елистратова, Е. Книпович, В. Назаренко, Г. Владимов. Частичные итоги состоявшегося обмена мнениями подвел вскоре Р. Самарин в статье «Проблемы гуманизма в современной литературе капиталистических стран», помещенной в сборнике «Гуманизм и современная литература»[137] (сочтя наиболее глубокой оценку, данную творчеству Сэлинджера А. Елистратовой, указавшей «на характерную односторонность изображения действительности» в романе). Д. Затонский в статье «Человек и мир в литературе современного Запада», помещенной в том же сборнике, заметил, что исследователям творчества Сэлинджера следует поставить в центр анализа романа «Ловец во ржи» мертвящую среду, в которой живет и действует герой, и предложил продолжить спор о характере гуманистического мировоззрения Сэлинджера.[138]

В 1964 г. Р. Орлова в своей книге «Потомки Гекльберри Финна»[139] возобновила полемику относительно природы творчества Сэлинджера. Солидаризуясь с мнением В. Пановой, Н. Галь, Г. Владимова, подчеркивавших критические мотивы «Ловца во ржи» и видевших в них основное значение романа, Р. Орлова не приемлет высказывания В. Назаренко, усмотревшего в творчестве Сэлинджера охранительные тенденции. Возражает она и против зачисления Сэлинджера критиком Е. Книпович в декаденты. Оспаривая выводы Е. Книпович о соотношении в творчестве Сэлинджера элементов модернизма и реализма, Р. Орлова сравнивает период написания им «Ловца во ржи» с тем периодом творчества Горького, когда был написан рассказ «Страсти-мордасти». Поздние же произведения Сэлинджера критик рассматривает в том же ключе, что и творчество Г. Бёлля и Г. Грина (религия «выявляет нравственные позиции писателя»).

В это же время публикуется исследование Л. С. Кустовой, посвященное лексическому анализу «Ловца во ржи» и оценке перевода романа на русский язык.[140] Автор возражает, в частности, против введения в русский текст произведения и в самое его название слова «пропасть», ибо, пишет она, когда Холден Колфилд рассказывал о своем желании спасать детишек от падения, он имел в виду не пропасть, а лишь «страшный овраг». Замена «оврага» «пропастью», считает Л. С. Кустова, придает роману резкое социальное звучание, к чему сам Сэлинджер не стремился. Ведь «пропасть» воспринимается как «символ современной Америки».

Большинство авторов, как видим, говорят о Сэлинджере в основном как о создателе романа «Ловец во ржи». Исключение составляет лишь Р. Орлова, в чьей книге («Потомки Гекльберри Финна») много внимания уделено рассмотрению сэлинджеровских рассказов и повестей о Глассах. Однако с середины 60-х годов произведения, написанные Сэлинджером после «Ловца во ржи», привлекают внимание советской литературной критики все больше и больше. Так, Н. Анастасьев в статье «Миры Джерома Сэлинджера»[141] видит писателя уже как бы в двойном свете: автор романа «Ловец во ржи» — представитель критического реализма, а создатель рассказа «Тедди» и повестей о Глассах — религиозный мистик, испытывающий сильное влечение к реализму. Наиболее отчетливо, по мнению Н. Анастасьева, противоречивость творчества Сэлинджера 1953—1959-х годов проступает в повести «Выше стропила, плотники», где действие «развивается на реальной почве, а характеры повествования — живые люди».[142]

Соотношение элементов модернизма с традицией критического реализма и декадентские тенденции в творчестве Сэлинджера рассматриваются в работах В. А. Хомякова.[143] Вопросам связей творчества Сэлинджера с культурой Востока (и, в частности, влияния дзэнской эстетики на его новеллистику) посвящены не только отдельные исследования Е. В. Завадской, но и специальная глава в ее книге «Восток на Западе».[144] Вопрос о влиянии на Сэлинджера традиций мировой литературы и, в частности, как утверждали некоторые критики, влияния Руссо, Достоевского, Толстого, Томаса Манна исследовал Ю. А. Петровский, который пришел к заключению, что правомерно в данном контексте называть только имя Достоевского. Воззрения Сэлинджера, полагает он, оказываются в своей основе, как и у Достоевского, гуманистическими, «а облекающие их религиозные одежды — не чем иным, как условно принятым традиционным способом выражения».[145] С Достоевским, считает Ю. А. Петровский, роднит Сэлинджера также изображение трагической судьбы детей и подростков в буржуазном обществе. Впрочем, исследователь не отрицает возможности религиозной интерпретации творчества Сэлинджера, но, говоря о главном герое повестей о Глассах — Симоре, сравнивает значимость и звучание этого образа с социальным значением героев Джека Лондона.

Автор книги «Очерки об американских писателях XX века» Ю. Я. Лидский, подробно остановившись на романе «Ловец во ржи», не менее детально анализирует и новеллы Сэлинджера, и повести о Глассах, приходя к выводу о несомненности общественного и эстетического значения творчества писателя.

Наиболее серьезный концептуальный подход к творчеству Сэлинджера находим в работе Б. Сучкова, который ставит имя автора «Ловца во ржи» как писателя, испытавшего воздействие экзистенциализма, рядом с именами его учителей Сартра и Камю, а также Айрис Мэрдок и Симоны де Бовуар, считая, что, как и они, он затрагивает существенные вопросы общественно-политической жизни, но что по своему методу его произведения также «нередко представляют собой отход от реалистического воспроизведения жизни».[146]

Не уменьшается у советских исследователей интерес к творчеству Сэлинджера и в конце 60-х годов. В статье М. Тугушевой, предпосланной выпущенному издательством «Прогресс» роману «Ловец во ржи» на английском языке, высказывается суждение о месте Сэлинджера в американском литературном процессе. Писатель вместе с Дж. Апдайком, С. Беллоу и Б. Маламудом причисляется автором к плеяде представителей «американского критического реализма нового этапа».[147]

Работа Т. Л. Морозовой «Образ молодого американца в литературе США», вышедшая в 1969 г., продолжает рассмотрение творчества Сэлинджера на фоне современной американской литературной жизни, сравнивая его с Дж. Керуаком, Дж. Апдайком и С. Беллоу. И если в начале 60-х годов Сэлинджер справедливо был признан нашими литературоведами родоначальником движения битников, то в книге Т. Л. Морозовой находим уже не только указание на сходство Холдена Колфилда с героями написанных позднее произведений битников, но и замечания о существеннейшем различии между персонажами бит-литературы и героями повестей о Глассах, ряда рассказов Сэлинджера. Т. Л. Морозова отмечает и бросающуюся в глаза разницу между сумбурной прозой представителей «разбитого поколения» и четко сбалансированным стилем прозы Сэлинджера, приходя к выводу, что в творчестве писателя существуют две противоречивые тенденции — реалистическая и модернистско-мистическая, каждая из которых попеременно одерживает верх. Примером победы реалистической тенденции автор называет «Ловца во ржи», а примером победы модернистско-мистической тенденции — повесть «Зуи» и рассказ «Тедди»[148]

Сделанный нами краткий обзор суждений о творчестве Сэлинджера и о его месте в современном американском и мировом литературном процессе, высказанных советскими и зарубежными литературоведами, критиками и писателями, показывает, что они содержат различный подход к оценке ряда сторон творчества писателя. Но в то же время всеми авторами в той или иной мере признается стремление Сэлинджера к реалистическому отображению жизни, то усиливающееся в его творчестве, то ослабевающее. Сами же эти усиления и ослабления реалистических тенденций, тяга к модернизму и отход от него, подчас в рамках одного произведения, обусловлены — двойственной природой самого мировоззрения писателя, двойственной природой его восприятия мира.

Итак, о Сэлинджере написано не так уж много. К сожалению, авторы книг и критических статей, на наш взгляд, очень мало внимания уделяют характеристике образа ребенка в произведениях Сэлинджера.

Материалом настоящего исследования послужили 2 рассказа Джером Д. Сэлинджера «Хорошо ловится рыбка-бананка», «Тебе, Эсме, с любовью и всякой мерзостью», входящие в сборник «9 рассказов»,  и роман «Над пропастью во ржи». Выбор именно этих произведений обусловлен их сравнительно небольшим объемом, компактностью и обозримостью образной системы и сюжета, что позволяет сравнить образы ребенка, выявить функции образа ребенка в произведениях, а также проанализировать языковые и художественные средства (способы) его создания. Данные произведения избраны нами для анализа именно потому, что в них представлены образы наиболее показательные, знаковые для понимания воплощения образа ребенка в творчестве Сэлинджера.

Предметом исследования являются выявление (определение) функций образа ребенка в сюжетостроении рассказов и романа Сэлинджера, а также определение способов создания образа ребенка.

 Цель работы: показать особенности воплощения образа ребенка в творчестве Джером Д. Сэлинджера на примере рассказов «Хорошо ловится рыбка-бананка», «Тебе, Эсме, с любовь и всякой мерзостью» и романа «Над пропастью во ржи».

Задачи исследования:

1. Учитывая существующие точки зрения на изображение образа ребенка в художественных текстах, показать значимость творчества Сэлинджера в формировании литературного контекста.

2. Определить способы создания образа ребенка в рассказах и романе Сэлинджера;

3. Выявить функции образа ребенка в сюжетостроении рассказов Сэлинджера «Хорошо ловится рыбка-бананка», «Тебе, Эсме, с любовь и всякой мерзостью».

4. Выявить функции образа  ребенка в сюжетостроении в романе Сэлинджера «Над пропастью во ржи».

Основные методы исследования – сравнительно-сопоставительный и структурный анализы.

Научная новизна работы состоит, во-первых, в выделении функций образа ребенка в сюжетостроении; во-вторых, в комплексном описании способов создания образа ребенка Сэлинджером; в-третьих, в сравнительном анализе различных по жанру, времени создания произведений Сэлинджера.

Актуальность работы определяется ее выполнением в формате актуальных для современного литературоведения интересов – анализом отдельных аспектов поэтики текста.

Данное исследование имеет практическую значимость. Материалы его могут быть использованы при изучении произведений зарубежной литературы на уроках литературы. Материалы исследования могут быть также положены в основу факультативного курса по литературе в школе. На примере образов Эсме, Сибиллы, Фиби возможно наглядно показать, какими средствами языка создаются яркие и неповторимые художественные образы.