Поэтика жанра антиутопии в творчестве Кира Булычёва («Любимец», «Перпендикулярный мир»)

Таким образом, выводится  основной принцип построения «хорошо  организованного цивилизованного  мира» – чтобы построить новое, нужно разрушить старое. Это является неотъемлемой частью антиутопического мира. Что и показано у Булычёва.

 Подобная запрограммированность  сознания людей наложила свой  отпечаток и на поведение: «Я  выставил когти наружу и оскалился  – пускай меня бояться» [Булычев 1997: 38], «тогда я легонько зарычал – чтобы они знали, с кем имеют дело» [Булычев 1997: 39].

В речи героя ещё долго  будет присутствовать рабское обращение  к гуманоидам: «Сколько господа Спонсоры нас учили, чтобы мы навели порядок  на планете, чтобы мы всё собрали  и обезвредили, - у них же рук  не хватает!» [Булычев 1997: 91]

Таким герой предстаёт  перед нами в начале романа. Страх, благоговение, восхищение захватчиками преобладают в сознании людей, проявляющееся  и во внешнем поведении. Дальнейшее развитие сюжета - это путь к свободе  людей, прежде всего к внутренней свободе, к избавлению от страха. А  зачатки возрождения личности у  любимца в начале романа показаны писателем лишь как проблески. В  этом отношении показателен следующий  эпизод – разговор госпожи Яйблочко и Тима:

«– Мы с дамами как  раз обсуждали новости из Симферополя. Это же надо – ограбить курортный  автобус! Я не сторонница жестокого  обращения, но всякому терпению есть предел. И этот нелепый лозунг…

– «Земля для людей!» –  сказал я, и получилось чуть более  вызывающе, чем мне того хотелось» [Булычев 1997: 18].

И: «Если они захватили  Землю, потому что у них есть одуряющие  газы, лазерные пушки и чёрт знает  ещё какое оружие, это не означает, что люди – рабы. Нет, мы не сказали  ещё последнего слова! Мы тоже цивилизованные люди!» [Булычев 1997: 19]

Псевдокарнавал породил  особую карнавальную среду, которую  Б. Ланин обозначил, как паранормальным жизненным ритмом, когда в любимце  попеременно преобладают либо страх, либо благоговение. И этот же литературовед  правильно заметил, что «страх становится всепроникающим эфиром, и сгущается  он только в человеке, в его поведении  и мыслях». Что мы и доказали.

Власть спонсоров царит  на Земле уже 100 лет. Угнетая, порабощая, лишая свободы и препятствуя  развитию, рано или поздно эта власть прекратит своё существование. Свободолюбие, непокорность заложена в человеке на генетическом уровне. Просто в данном романе обстоятельства оказались сильнее. Но силы человечества росли и крепли. Бунт наступил бы рано или поздно. И в своём романе Булычёв показал решающий шаг в этом бунте – отказ от рабского положения не только во внешнем мире, но, что важнее, и в этом мы согласны с писателем, и во внутреннем. Это происходит и на лексическом уровне – уже не «господа» или «спонсоры», а «жабы».

Как часто это бывает в  приключенческих произведениях, герой  всегда «возвращается туда, откуда всё началось – домой» [Ануфриев 2003: 72]. Тим возвращается в местность, где «существовал» как любимец. Там он встречает свою возлюбленную Инну. И в разговоре с ней  явно прослеживается перемена в характере  Тима. Перемена из животного в человека.

В их диалоге заметен контраст в сознании: он – возродившаяся  личность, она – пугливое домашнее животное:

«–А как твой жабёныш  поживает? [Тим – А.Меньших]

– Кто? [Инна – А.Меньших]

– Твой хозяин, жабёныш, которого мадам Яйблочко изметелила. – Тим, не стоит так говорить о спонсорах.

В её голосе прозвучала бабушкина  интонация.

–Ладно, я сказал, я тобой  ещё займусь. Обязательно вернусь  поговорить с тобой серьёзно. Жалко  оставлять тебя в животном состоянии. – я живу в счастливом состоянии! – поспешила она с ответом» [Булычев 1997: 323].

Или «– Когда мы их вышибем  к чёртовой матери, сказал я, – первым делом мы вернём тебе твоего малыша.

– Не надо! Не думай так, это  опасно!

– Неужели и я таким  был?» [Булычев 1997: 324]

Торжество страха закончилось  для Тима, но не для Инны и многих других любимцев. Он теперь говорит  смелее, увереннее, без тени лести  или рабства. Это уже Человек. Нужно немало сил и времени, чтобы  Земля возродилась. Но путь к этому  уже положен. Хотя для Тима этот путь не был лёгким. Ему пришлось пройти испытания: сначала бегство от хозяев; затем познание истины, развенчивание королей – спонсоров: они убивали разумных существ – ползунов – для пищи; наблюдал результаты экспериментов над людьми в питомнике (именно здесь выращивают любимцев по спецзаказу); реальная жизнь непокорённых людей под землёй. Булычёв намеренно проводит своего героя через эти познания правды жизни. Цель - испытать его, проверить, а достоин ли человек звания «свободного человека». Разумен и силён ли он духом, чтобы получить свободу и способен ли он на борьбу. И писатель показывает нам именно сильного и достойного человека – Тима.

Итак, в романе «Любимец»  мы рассмотрели понятие псевдокарнавала  на взаимоотношениях человека и природы (Спонсоры – жабы). В повести «Перпендикулярный  мир» Кир Булычёв показывает страх, порождённый человеком власти в  человеке народа. Этот страх удел антиутопического варианта мира.

В утопическом мире страх  присутствует в допустимых нормах, как обыденное явление, не имеющее  отношение к власти.

Нас же интересует страх  другого рода. Когда человек подчиняет  всего себя – свои мысли, желания, поступки – подчиняет в угоду  власти. Во главе власти всегда стоит  самый сильный. В романе «Любимец»  это были гуманоиды, в повести  – человек, Василий Парфёнович Пупыкин. Он установил в параллельном мире абсолютную власть с культом вождя, социальную иерархию, строгую дисциплину. По своей сути – это тоталитарный режим. Характерное явление для  антиутопической картины мира.

Рассмотрим самого вождя  – Пупыкина. Он – абсолютный правитель. Это подтверждается и атрибутикой  власти: охрана, строгость в одежде, манеры, строительство огромного  монумента Пупыкину при жизни (явное  злоупотребление своей властью). Важность его персоны заметна  в следующем эпизоде:

«Тут же из-за поворота вылетела черная «Волга» с двумя флажками, как у посольской машины — справа государственный, слева с гуслярским гербом: ладья под парусом, на корме  сидит певец с гуслями, а над  мачтой — медвежья нога под красной  звездочкой.

В машине мелькнул чей-то знакомый профиль, на мгновение голова повернулась, и глаза уперлись в лицо Удалова. Удалов не успел угадать — кто  же едет.

За первой машиной мчались  еще две «Волги», серая и зеленая, потом «жигуленок» и напоследок — мотоциклист в милицейской  форме» [Булычев 1999: 42].

В сатирической форме Булычёв  изображает подобострастие, лесть и  подхалимство высокопоставленных чиновников:

«— Вот наша главная  улица. Наше завтра, — сказал Оболенский тихо и радостно. Но непроизвольно  почесал ушибленное бедро.

— Улица имени Василия  Пупыкина, — прошелестел чей-то голос.

— Кто сказал? — нахмурился Пупыкин. — Молчите? А ведь знаете, чего я не терплю. Ты, Ложкин?

Пойманный на месте преступления Ложкин потупился, встал, как нашкодивший  первоклассник, и сказал:

— Вы, Василий Парфенович, не терпите лести и подхалимства.

— И заруби себе это на носу. Народ будет решать, как  назвать наш проспект. Народ, а  не ты, Ложкин.

— Ну, это вы неправы! —  вдруг взвился Малюжкин. — Ложкин — представитель народа. Лучшей его части, ветеран труда.

— Ладно, ладно, без прений, — смилостивился Пупыкин, — Садись, ветеран, чтобы больше с такими предложениями  не лез» [Булычев 1999: 80].

Или: «После этого перерыв. После перерыва обсуждение персонального  дела бывшего директора стройконторы, бывшего члена городского президиума, бывшего, не побоюсь этого слова, моего друга, Корнелия Удалова.

И так всем стало страшно, что даже твердокаменный Слабенко не сразу смог начать свою речь. Он отпил  воды из графина, стоявшего перед  ним, и руки его дрожали.

А от Удалова не только все  отодвинулись, но даже стол отодвинули. Он теперь сидел один на пустынном  пространстве ковра» [Булычев 1999: 83].

Таким образом, выясняется, что люди в таком мире живут  по принципу: «»Вождь говорит –  мы слушаем, вождь приказал – мы исполнили». Другого варианта не дано.

И как Пупыкин не отнекивается, что ему не по душе лесть и подхалимство, читатель заметит обратное. Власть в лице Пупыкина жаждет лести, покорности и страха. Власть упивается свое властью.

Удалов-настоящий, как человек  новый в этом мире, не заражён  всеобщим страхом. Поэтому первое, что  говорит Пупыкин Удалову в  личной беседе (не зная, что этот из другого мира): «Что-то ты у меня сегодня  не трепещешь? По глазам вижу, что не трепещешь» [Булычев 1999: 87].  Удалов-настоящий  как бы нарушает обычное явление  – страха перед властью.

Так же упивание властью  показано фантастом через слова  Пупыкина во всё той же беседе: «Смешно  прямо, — сказал он, — как барбосы, ну прямо, как барбосы. Стоило мне  неудовольствие к тебе выразить, как  они уже тебя растерзать готовы» [Булычев 1999: 87]. Это самодовольный  смех, смех довольного своей властью  человека.

И эту власть подпитывают  сами люди, что изобразил писатель, используя один из карнавальных элементов  – театрализацию.

«Ложкин, — перебил его  Пупыкин. — Учти, что у нас в  Гусляре нет проблемы отцов и  детей, и даже конфликтов таких нету. Они надуманные. Так что если мы строим для отцов города, значит, строим и для детей. У меня у  самого двое детей. Все знают.

Тут людей прорвало, все  начали аплодировать» [Булычев 1999: 85].

В этом эпизоде заметен  и пафос говорящего, и восторженность слушающих, и аплодисменты, чем заканчивается  любое представление.

Подхалимство в повести  приобрело громадные масштабы. На заводе по производству пластмассовых  игрушек налажен выпуск специзделий, где «изделие номер один — это  статуя Пупыкина в полный рост для  украшения крыш на проспекте, а изделие  номер два — Пупыкин в детстве. Такие статуи народ требовал для  детских садов. И делали те статуи не из гипса, а из долговечного пластика под мрамор» [Булычев 1999: 85].

Социальная иерархия, как  основополагающая категория в жанре  антиутопии, так же разработана Булычёвым. Кастовость проявляется и в возможностях (кому-то приходится стоять в очереди  на квартиру), и в привилегиях (только определённой части населения можно  есть икру в буфете).

«Разве ты не понимаешь, что  мы, руководящие работники, должны поддерживать свои умственные способности? У нас  же особенная работа, организационная!» [Булычев 1999: 92]

Нормальным явлением в  таком обществе является донос.

«С утра мне сигналы  на тебя поступают, - сказал Пупыкин, задумчиво  покручивая усы» [Булычев 1999: 87].

Эти сигналы и есть донос. И доносят те, кто заглушил в  себе человеческое. Если в «Любимце»  человек стремится быть настоящим  человеком, то в «Перпендикулярном  мире» идёт обратный процесс. Такие  люди пошли по пути карьеризма. Это  произошло с двойником Удалова. Булычёв на примере отдельных  жителей антиутопического Великого Гусляра дал представление, что  при таком выборе происходит с  человеком во внешнем и во внутреннем мирах. Внутри карьерист презирает  себя, не может найти оправдания для своей совести (как это  происходит с Грубиным – соседом  Удалова, в утопическом мире это  порядочный и уважаемый человек, обладатель вечного двигателя). Доносчиком стал двойник Удалова, сломался, в  отличие от жены Ксении. С приходом к власти Пупыкина он превратился  в марионетку, в прочем, как и многие другие.  Такой человек слаб не физически,  а морально:

«Удалов и подошел к  двойнику.

— Ждешь? — сказал он.

— Тише! Тут люди рядом. Ты куда пропал?

— Пупыкин меня допрашивал.

— Ой, тогда я пошел! Лучше  сразу в ноги!» [Булычев 1999: 91]

Потеряв себя, Удалов потерял  гордость, и теперь ему остаётся только унижаться, пресмыкаться.

Подобные люди имеют и  соответствующую репутацию: «В вас  совесть заговорила. Мне Ксения говорила, что вы не такой подонок, как кажетесь. Я ей не поверила» [Булычев 1999: 43].

Удалов-настоящий с горечью  узнаёт правду о своём двойнике, считая, что подобные качества –  лакейство и рабство – есть и в нём самом.

Боятся все и всякого. В городе – абсолютная власть Пупыкина. Но Булычёв насмехается над этой властью. В гротескном искажении  изображён Пупыкин: обладая огромной властью, он маленького роста. Это его  комплекс (как у Наполеона), его  минус, как он сам считает.

«И Пупыкин зашелся  в смехе, совсем под стол ушел, такой  махонький стал, одним ногтем придавить  можно» [Булычев 1999: 88].

И смешон способ, которым  он решил исправить эту оплошность природы: «Ботинки заказал себе в  Вологде на высоких каблуках» [Булычев 1999: 40]

Можно придавить, что и  попытаются сделать возродившиеся  Удалов-двойник, Грубин и вернувшийся  Минц.

По ходу сюжета Удалов-настоящий  узнаёт, что власть Пупыкина не законная, «самопровозглашённая», мнимая. Он «царствует»  лишь в пределах Великого Гусляра. Единственная возможность его свергнуть –  это сообщить в областную администрацию. Но Пупыкин позаботился об этом:

«До области ты не доедешь, — сказал Грубин. — Некоторые  пытались. В область специальное  разрешение нужно. Его лично Пилипенко  подписывает. Только проверенные оптимисты  туда попадают. Так что в области  о Великом Гусляре самое лучшее представление.

— Но ведь кто-то приезжает!

— Если приезжает, то на витрины  с картонной лососиной смотрят, а потом в предгорском буфете обедают» [Булычев 1999: 103].

   Все недовольные  отправлены на сельхозшефство  в деревню, или принудотдых.  Мера запугивания населения. Принудотдых  – «это по-старому тюрьма».   

2.3.  Пространственно-временная  организация

 

В произведениях Кира Булычёва прослеживается определённая пространственно  – временная организация. Если в  утопических эпизодах изображаются замкнутые общества, на примере которых  писатель показывали устройство государств. При написании антиутопических  по своей сути эпизодов писатель ставят другую цель: он изображает не идеальное  общество, а достижения науки, которые  могут привести к рабству человечества (как в «Любимце»), к познанию худшего  варианта собственного города (как  в «Перпендикулярном мире»).  А  достичь подобного развития науки  ученые могут сделать и в реальности. То есть, в таких произведениях  прослеживается установка на достоверность, ведь  события  разворачиваются  не в каком-то вымышленном месте, а в России, и город Великий  Гусляр имеет реального прототипа - Великий Устюг. В «Перпендикулярном  мире» события разворачиваются  в пределах одного города – Великого Гусляра. И у Булычёва этот город  мы воспринимаем как замкнутое пространство, отгороженные от внешнего мира. Пупыкин  правит незаконно в своём городе. Но внешний мир не знает о реальной ситуации в городе, что мы и рассмотрели  в предыдущей главе.