Романтические тенденции в творчестве Гете

"Западно-восточный диван"  Гете - сложная книга. Однако книги,  которые нуждаются в особых введениях, руководствах, наставлениях по их чтению, тяжелы и заслуживают всяческого неодобрения. Книга должна говорить сама за себя. Так и гетевский "Диван"; однако все то, что Гете вложил в ее относительно небольшой объем, слишком велико, чтобы не было опасности скользить по поверхности текста, не замечая всей многомерности, многослойности созданного.

" Слово - как веер" - писал Гете. Слова прекрасны, но не самоценны. Ценны они тогда, когда стоят на своем месте в огромном пространстве мира. В этом - выражение одной из черт романтизма - стремления к созданию собственной реальности. Слово - как веер, слова словно зеркала: действует система со - отражений, на всякое слово (образ, мотив, высказывание, символ) ложится неуловимый отпечаток остальных, а целое - волшебный поэтический мир, в котором всякое слово, всякая мысль включаются в игру невесомых бликов, между тем держащих на себе целое мироздание, осмысленное и воссозданное художественно-поэтически и научно-философски. За словом стоит полнота картины мира, мира природы и культурной истории. Несмотря на видимую простоту, многое заключено в его звуковую оболочку, и какое странное целое создают отдельные слова в ЗВД. Весь целый смысл - за словесным каркасом из пустот и арматуры. Так в музыке порой паузы важнее и красноречивее звуков.

 Романтик творит новый мир  из своего "Я" и внутри  своего "Я". Гете делает то  же самое, однако его "Я" - множественно, оно не сводится, как обычно, в точку, за которой  скрывалась бы вся эта внутренняя  безбрежность. После прочтения "Дивана" возникает ощущение, что гетевская безбрежность - внешняя. Иными словами, для Гете не столь важен внутренний мир чувства, что столь свойственно романтизму, сколько связь личности с внешним миром. Это просматривается и у Гете - романиста в "Годах странствий Вильгельма Майстера", например, в новеллах "Бегство в Египет" и "Святой Иосиф Второй". И снова о поэтическом Слове. На Востоке оно приобретает особую важность в силу чисто восточных особенностей, Слово значительно и многозначно. Восточная поэзия сложна, так как этот край издавна славился хитростью и тягой к иносказательности, коварством, и, может быть, это обстоятельство наложило отпечаток и на литературу. [ ист. 8, стр.81]

"Восточная поэзия выработала  богатейший иносказательный язык, в котором самые утонченные мистические понятия были выражены в образах плотского любовного вожделения. Гете, введя подобные образы в свой "Диван", заимствовал эту традицию у восточных поэтов, в частности, у Хафиза. Так что же мешало поэту, назвавшись мистиком, под покровом святости, срывать всяческие покровы и обнажать человеческие пороки и страсти? И здесь вновь приходит на помощь значительность слова, его весомость, которые придавали особую силу даже отдельному словосочетанию, бейту3 или строке. А благодаря значительности даже отдельное слово, вдруг повернувшееся острой гранью смысла к читателям, обжигает своей неожиданностью. Эти особенности и были отличительными чертами восточного стиха вообще и хафизовского частности в гетевском восприятии. Это и придавало газелям Хафиза обаятельную туманность и переливчатость, усиливало их притягательность. В поэзии Востока воцарились пафос намека, игра иносказаниями и аллегориями, двусмысленность полутонов, теней и светотеней, сбивающие с толку комментаторов и порождающие множество споров вокруг каждого бейта. Это похитрее ребуса, который в конечном чете имеет одно-единственное решение, сложнее шифра, который в конце концов может быть однозначно расшифрован. Это "лисан ул-гайб", "сокровенный язык", который каждая эпоха, а внутри нее разные читательские группы истолковывают по-своему".

 В стихотворении "Хеджра", которым открывается "Диван", Гете говорит о роли изреченного  слова на Востоке:

 Wie das Wort so wichtig dort war,

Weil es ein gesprochen Wort war.

 

 И где слово вечно ново,

 Ибо устным было слово.

 

 Или в обращении к Хафизу  в стихотворении "Вторение":

 Пускай я весь - твое лишь  отражение,

 В твой ритм и строй  хочу всецело влиться,

 Постигнуть суть и дать  ей выражение,

 А звуки - ни один не  повторится,

 Иль суть иную даст их сопряжение,

 Как у тебя, кем сам Аллах  гордится.

 

 В "Диване" три образа  являются основными: образ Поэта,  носителя Высшей Правды, образ  вечно живого, умирающего и возрождающегося  поэтического Слова - " Stirb und Werde" , образ непрестанного служения Идеалу.

 Первый раскрывается нам  в предпоследней строфе "Хеджры" . где упоминается гурия стоящая,  подобно апостолу Павлу, у райских  ворот, допуская в рай лишь  героев, отдавших свою жизнь в  борьбе за веру, за Идеал. У  Гете это не религиозное верование, а вера в Идеал, в Мечту. Те, кто был Идеалу верен, заслуживают рая. Затем образ находит продолжение в "Книге Рая". Гурия спрашивает у поэта, стучащегося в двери рая, чем же он может доказать свою верность Высшей Правде, свое право быть в раю. Поэт отвечает:

 Распахни врата мне пошире,

 Не глумись над пришлецом.

 Человеком был я в мире,

 Это значит - был борцом.

 Не правда ли, это напоминает  строки из "Фауста":

 Лишь тот достоин счастья  и свободы,

 Кто каждый день идет за  них на бой!

 

 В отдельном стихотворении, в котором используются образы мотылька и свечи их "Бустана" Саади, Гете объясняет, в чем благость поэта. Это стихотворение "Блаженное томление" - одно из лучших в "Диване". В нем раскрывается второй из основных образов - образ вечно живого поэтического Слова -дела.

 Скрыть от всех! Подымут травлю!

 Только мудрым тайну вверьте:

 Все живое я прославлю,

 Что стремится в пламень  смерти.

 И после изображения гибели  мотылька Гете произносит:"Stirb und Werde!" - "Умри - и возродись!". Вот она, сокровенная романтика Гете - каждодневная борьба за Идеал, за Мечту! "Каждодневно - трудное служенье!" .Вечное обновление, круговорот жизни и смерти:

 

 И доколь ты не поймешь:

 Смерть для жизни новой,

 Хмурым гостем ты живешь

 На земле суровой.

 

 Самоотверженность ради вечной жизни в Слове, которое переживет века, смерть в борьбе за Идеал, который с физической смертью человека не гибнет, а побеждает - такова истинная победа над смертью таково высшее торжество жизни как Идеала, такова победа внутреннего мира над внешним. Эта непрестанная борьба за Идеал, служение ему - третий основной образ "Дивана"." Каждодневно - трудное служенье!"

 В первой книге "Дивана" - " Моганни -наме" - "Книге  певца" - указаны четыре стихии,питающие  поэтическое вдохновение. Это  Любовь, Ненависть, Вино и Меч.Каждая из стихий представлена в соответствующей книге

 Любовь - "Эшк -наме" - "Книга  любви", "Зулейка - наме" - "Книга  Зулейки"

 Ненависть - "Рендж -наме" - "Книга недовольства"

 Вино - "Саки -наме" - "Книга  кравчего"

 Меч - "Тимур -наме" - "Книга Тимура".

 И все остальные книги  "Дивана" - "Моганни-наме", "Хафиз-наме", "Тефкир - наме" - "Книга размышлений", " Масаль-наме" - "Книга притчей", "Хикмет - наме" - "Книга изречений", "Парси - наме"- "Книга Парса", "Хулд-наме" - " Книга Рая" - проникнуты поэзией,порожденной четырьмя стихиями, и являются внушением непрестанного, повседневного служения поэта Идеалу. "Диван" по своему основному содержанию связан с кругом идей "Фауста", с философией активного гуманизма и борьбы за Человека.

 Гете сумел органически слить воедино передовые идеи Запада своего времени и "седого" Востока, сплавить формальные художественные особенности восточной и западной поэтики и создать глубоко гуманистический западно-восточный синтез." Богу принадлежит Восток, богу принадлежит и Запад" - цитата из Корана, особенно любимая Гете. И еще:

 

 

Orient und Occident

Sind nicht mehr zu trennen.

 

 Восток и Запад уж более неразделимы.

 

 Рассмотрим отдельно еще  два раздела ЗВД - "Книгу  Зулейки" и "Книгу Рая", без которых анализ "Дивана" был бы неполон.

 Если "Диван" в целом  можно назвать, несколько расширив  формулировку немецкого гетеведа  К. Бурдаха, произведением скрытой  политической лирики, то "Книга  Зулейки" - произведение интимнейшей  лирики. Любовь, страсть в о всех  ее нежнейших и самых тончайших проявлениях - чувство общечеловеческое, здесь растворяются Запад и Восток, здесь название ЗВД следует рассматривать лишь как синоним понятия "Общечеловеческая книга", то есть и западный и восточный. Тут Гете говорит об общечеловеческом значении культуры, будь то культура западная или восточная.

 И все же "Книга Зулейки" - это также часть "Дивана", произведение, которое в качестве  художественной формы (здесь-то  действительно только формы)избрало  восточную поэтику. Отсюда и  центральные герои - Хатем и Зулейка, весьма вольное толкование традиционных восточных героев, и расцвеченная всеми цветами радуги восточная ткань книги. Две арабские традиции любовной газели - омаритскую с лейтмотивом "любовь - наслаждение" и азраитскую, по названию племени азров, которые, по выражению Гейне, "полюбив, умирали", с лейтмотивом "любовь - страдание" объединил и преодолел Хафиз в своем творчестве; в его газели любовь - высшее наслаждение, самозабвенное, всепоглощающее чувство, переходящее в философское восприятие мира. Именно эту традицию Хафиза развил по-своему Гете в "Книге Зулейки", и это делает ее еще одной из форм западно-восточного синтеза.

"Книга Рая" интересна тем,  что в ее форме переплетены  глубокое и серьезное с веселым  и смешным. С одной стороны,  самые сокровенные мысли о борьбе за человеческие идеалы, о миссии поэта, о бессмертии стихов, с другой - беспощадная издевка над филистерством, пошлостью, соединенная с некой бравадой против достопочтенных мещан.

 Пусть же и собачка, лая,

 Поспешает  за уловом. [ ист. 8, стр. 86 ]

 Именно  такое неожиданное соединение  высокого стиля с низким, поэтического  с обыденным было в традициях  Хафиза и других восточных  поэтов, На что Гете также обратил  внимание в своих "Примечаниях". И эта особенность "Книги  Рая", опирающаяся на восточную образность, лишний раз показывает специфику западно-восточного синтеза в творчестве Гете. На Востоке поэт ищет истоки гуманистической идеи, доводившей почитание человека до его обожествления и универсализировавшей человеческую любовь в хафизовском смысле слова, определяя ее как основу мира и жизни. Это та тема, что красной нитью проходит через все творчество Гете вообще и через ЗВД в частности; то, к чему стремились романтики.

 В синтезе  Гете гуманистические, художественные  и нравственные категории, связанные с реальной историей и обозначенные соответственно как "Восток" и "Запад", не просто сосуществуют, они органически слиты в единый литературно-художественный, культурный сплав.

 

 Вместе  с тем, формирование в творчестве  Гете западно-восточного синтеза дает повод литературоведам искать его истоки и разнообразные формы на разных этапах развития мирового литературного процесса. Выражение этого синтеза характерно, например, для Байрона. Пушкина. Кроме того, этот синтез присущ целым литературам, в частности, в древности - эллинистической.

 В "Примечаниях"  Гете выступает как исследователь,  сумевший сказать много нового  и глубокого о характерных  чертах восточной поэзии и  восточной поэтики. В "Примечаниях"  Гете, по его собственному выражению,  выступает как наблюдательный путешественник, проходящий мимо поэтических жемчужин Востока. Он в большой мере рассказал о внешней стороне, о формальных особенностях восточной поэзии, ее калейдоскопической пестроте, когда говорит, например, о восточных поэтах: "Ничтоже сумняшеся, они сплетают самые тончайшие и самые обыденные образы, к чему нам нелегко привыкнуть"5. Там же характеризуется и пристрастие восточных поэтов к невероятной гиперболизации, чрезмерности, изысканной искусственности, загадочный шифр цветов и знаков, орнаментика необычайных сравнений, метафор и т.п. В других разделах Гете разбирает тропы, язык, поэтические виды восточной поэзии. Он заявляет решительный протест против вечного приравнивания восточных поэтов к западным, например, Фирдоуси к Гомеру, Хафиза к Горацию и т.д., а также против вывода сатир, од, элегий и вообще конкретных западных поэтических видов в ориентальной поэзии, складывавшейся в совершенно других исторических и культурных условиях. "не нужно народу чужого платья, дайте ему его привычное." В религии, в поэзии, в философии - во всем Востоку присущ мистицизм, необычный для Запада, отмечает Гете: " Проницательный человек, не довольствуясь тем, что представляют ему, все являющееся его чувствам, рассматривает как маскарад, где прячется от него, шаловливо и своенравно, высшая духовная жизнь, - чтобы приманить нас к себе, чтобы увлечь в высшие, благороднейшие сферы. Если поэт поступает с сознанием и умеренностью, можно согласиться со всем этим, радоваться всему этому и, готовясь к более решительному воспарению, пробовать свои крылья".6

 В "Западно-восточном  диване" Гете сумел органически  соединить восточную и западную  литературную культуру, высказал  очень важную по тем временам  мысль о ее общечеловеческом  значении, не забывая при этом, что Восток и Запад все-таки совершенно разные культурно-исторические формации. И продемонстрировал все это через самое простое и сложное, общечеловечески понятное - Любовь, внутренний мир человека, который был так важен для романтика. Однако Гете показал внутренний мир не отдельного человека, а целой культуры, еще раз возвещая этим общечеловеческую ценность восточной поэзии и культуры. Романтических героев в ЗВД много - каждый персонаж этой книги в известной мере является романтическим героем. Однако главным из них является сам Восток во всем своем многообразии и переменчивости, во всей своей таинственности и страстности, неповторимости, непонятности для западного человека. А роль романтического конфликта, правда, невидимого, неприметного исполняет извечное противостояние и противопоставление Востока и Запада.

 Отражение  внешнего и внутреннего в ЗВД  весьма своеобразно. Все зашифровано,  высказано полунамеками. Однако  можно заметить, что внешнее в  ЗВД - это восточные краски, правда, лишь отчасти, поскольку восточное в этом произведении является и частью формы, и частью содержания. Внешним также являются комментарии Гете в лице "Статей и примечаний..." . Внутреннее же - сокровенные мысли об общечеловеческом значении культуры, о многих общечеловеческих ценностях и так далее. [ ист. 9, стр. 124 ]

 

 

 

Тенденции романтизма в «Фаусте» Гете

 

В "Фаусте" широко использованы легендарно - сказочные мотивы, мифы и предания, а рядом с ними, причудливо сплетаясь с фантастикой, мы видим реальные человеческие образы и вполне жизненные ситуации.

 Гёте  прежде всего - поэт. В немецкой  поэзии нет произведения, равного  "Фаусту" по всеобъёмлющему  характеру его поэтического строя.  Интимная лирика, гражданский пафос,  философские раздумья, острая сатира, описание природы, народный юмор - всё это наполняет поэтические строки универсального творения Гёте.

 Основу  сюжета составляет легенда о  средневековом маге и чернокнижнике  Иоанне Фаусте. Он был реально  существовавшей личностью, однако  уже при его жизни о нём  стали складывать легенды. В  1587 году в Германии вышла книга "История доктора Фауста, известного волшебника и чернокнижника ", автор которой неизвестен. Он написал свое сочинение в осуждение Фауста как безбожника. Однако при всей враждебности автора в его сочинении проглядывает истинный облик замечательного человека, который порвал со средневековой схоластической наукой и богословием с целью постигнуть законы природы и подчинить её человеку. Церковники обвинили его в том, что он продал душу дьяволу.