Шпаргалка по "Отечественная литература"

Иной тип представляет Вернер. Он из разряда «странных людей». Е.Михайлова справедливо заметила: «Характерно, что обычному трафаретному светскому «обществу» Печорин предпочитает «странных людей». Единственным своим приятелем он избрал доктора Вернера, который подобно Печорину, поражает «странным сплетением противоположных наклонностей». ( Михайлова Е. Проза Лермонтова)

Вернер – человек, по мнению Печорина «замечательный по многим причинам» И дальше Печорин дает развернутую характеристику человека, в котором писатель запечатлел тип русского интеллигента, скорее всего разночинца, материалиста, и демократа по своим убеждениям, человека богатой и сложной душевной жизни, сотканного, как и Печорин, из противоречий – в облике, внешних проявлениях и внутренних качествах. Вынужденный жить и служить в превелигерованной среде, он внутренне близок к простым людям. Он насмешлив и нередко исподтишка насмехается над своими богатыми сановными пациентами, но Печорин видел, как «Он плакал над умирающим солдатом». От его злых эпиграмм не один из самодовольных и сытых «добряков» прослыл «пошлым дураком». В то же время, все «истинно порядочные люди, служившие на Кавказе» были его приятелями. И в них современники угадывали ссыльных декабристов.

Подчеркивая внешнюю неказистость Вернера, Печорин особо выделял в его «неправильных чертах отпечаток души испытанной и высокой».

Грушницкий и Вернер – это две существующие в жизни ипостаси характера Печорина. Первый – утрированное изображение чисто внешних печоринских черт, второй воспроизводит немало из его внутренних качеств. В смысле Грушницкий контрастирует с непривлекательной внешностью Вернера, «Уродливо себялюбивой душе» Грушницкого противостоит обаяние «красоты душевной» Вернера: в душе первого «ни на грош» поэзии, другой поэт «на деле»; Грушницкий – ограниченный эгоист, Вернер способен на подлинно гуманные чувства и тд. Между тем простая арифметическая сумма качеств одного и другого не может дать характера, подобного Печорину. Он на много сложнее и значительнее их, вместе взятых, хотя порою и «впадает в Грушницкого» и действительно близок Вернеру.

Лермонтову удались и женские образы: жертвенно любящей, жаждущей счастья, но глубоко страдающей Веры и умной, благородной, нравственной и чистой Мери.

Мери – светская девушка, не лишенная духовных запросов, настроенная несколько романтически. В ее романтизме много наивно-незрелого и внешнего. Однако есть в этом романтизме и положительное звено – стремление к иной, более содержательной жизни. Особую многозначительность приобретает фраза Вернера, о московских барышнях, которые, призрев пустое кокетничанье «пустились в ученье». Мери «знает алгебру, читает по-английски Байрона.

Жертвой прихоти Печорина становится не бездумная кокетка, а существо юное, с порывами к идеальному не только в книжно-романтическом смысле; лично поэтому, Мери вызывает такое сочувствие читателя. Пожалуй, наиболее вероятно, что Мери, не появись на ее жизненном пути Печорин, благополучно пережила свой поэтический возраст и, скорее всего, превратилась в заурядную светскую даму. Своеобразную действенную сущность образа Мери отмечал Белинский: «В ее направлении есть нечто общее с Грушницким, хотя она несравненно выше него».

Образ Веры в какой-то мере проливает свет на возможные варианты судьбы Мери. Вера, очевидно, прошла тот же душевный «искус» приобщения ее Печориным миру дотоле неведомых духовно-нравственных ценностей и примеров, несовместимых с условной и во многом искусственной светской жизнью и моралью.

Романтическая основа судьбы Мери в значительной мере реалистически уравновешивается психологически мотивированным изображением постепенного зарождения и развития в душе чувства любви. Это нельзя сказать о Вере. Изнутри она остается нераскрытой. Ее всепоглощающая любовь к Печорину дана в готовом виде, возникновение и развитие этой любви можно только гадательно предполагать (что, и было в данном сделано). Это наиболее объектированный, лирического плана образ, представляющий собой как бы синтез образов Бэлы с ее естественностью и страстностью и Мери с ее утонченностью и сложной умственно-душевной организацией. В образе Веры, по словам Белинского «особенно отразилась субъективность взгляда автора. Но и он лишен какой-либо романтической ходульности и выспренности, и поэтому не выпадает из общего жизнедостоверного повествования о судьбе «странного человека», как Печорин.

Образ Печорина, передового русского человека 1830-х годов явился закономерным результатом всего творчества Лермонтова. Появление Печорина было подготовлено субъективной лирикой поэта и в первую очередь такими стихотворениями, как «Монолог», «1831-го июня 11 дня» и «Дума». В героях юношеских поэм и драм Лермонтова в какой-то мере намечаются черты, получившие в дальнейшем развитии образ Печорина. Особенно большое значение в становлении образа современного героя, а, в конечном счете, и образа Печорина, имели тип «странного человека», так прочно вошедшего в юношескую драматургию Лермонтова и имеющего многочисленных предшественников в русской литературе первых трех десятилетий XIX столетия.

31) Конфликт в комедии Н.В. Гоголя  “Ревизор”.

Новаторство гоголевского замысла (подсказанного ему, как и сюжет «Мертвых душ», Александром Сергеевичем Пушки­ным) заключалось в том, что он создал драматическое произ­ведение, в котором не было ни привычного любовного конф­ликта, ни личности главного героя. Конфликт комедии носит общественный характер. В ней изображен, так сказать, коллек­тивный герой — чиновники некого провинциального города во главе с городским главой — городничим, а также их жены, дети, купцы, мещане, полицейские и иные жители. Более того, за выведенными на сцену персонажами чувствуются еще и дру­гие горожане. Все они, взятые вместе, объединены общей тре­вогой — ожиданием приезда грозного ревизора-инкогнито из Петербурга. Но рамки картины событий в одном провинциаль­ном городе по ходу действия расширяются до более крупных масштабов: это типичные события, которые могли бы проис­ходить в любом другом городе Российской империи, в том чис­ле и в ее столице. Это уловил даже император Николай Пер­вый, который, посмотрев комедию, сказал: «Всем досталось от господина Гоголя, а больше всех — мне». Против каких пороков российского общества была направ­лена сатира Гоголя? Какие общественные явления подверглись в ней беспощадному отрицанию и осмеянию? В самом общем виде можно ответить так: использование власти теми, кому она принадлежит, не для служения обществу и государству, а для своих собственных корыстных целей. Все городские чиновни­ки, выведенные на сцену в комедии «Ревизор», в этом отноше­нии отличаются друг от друга только способами достижения этих целей. Среди нет ни одного честного и порядочного чело­века. При этом они понимают, что их поступки несправедли­вы и даже преступны, но все равно ведут себя привычным об­разом, находя то или иное оправдание. Вот, скажем, судья Ляпкин-Тяпкин, о котором автор гово­рит, что это «человек, прочитавший пять или шесть книг; и потому несколько вольнодумен». Он не считает себя взяточни­ком, потому что берет взятки не деньгами, а борзыми щенка­ми (фраза, как и многие другие реплики гоголевской пьесы, ставшая крылатой). На это городничий вполне резонно отве­чает ему: «Ну, щенками или чем другим — всё взятки». И он, конечно, прав. Однако сам городничий, в силу более высокого служебно­го положения, вероятно, превосходит в масштабах мздоимства «вольнодумного» судью. Когда купцы жалуются на него Хлес­такову, то обиженно сообщают: «Так всё и припрятываешь в лавке, когда его завидишь! То есть, не то уж говоря, чтоб какую деликатность, всякую дрянь берет: чернослив такой, что лет уже по семи лежит в бочке, что у меня сиделец не будет есть, а он целую горсть туда запустит. Именины его бывают на Анто­на, и уж, кажись, всего нанесешь, ни в чем не нуждается: нет, ему еще подавай: говорит, и на Онуфрия его именины. Что де­лать? И на Онуфрия несешь». Другие чиновники также не отличаются рвением на своем служебном месте, зато злоупотребляют своим положением кто как может. Попечитель богоугодных заведений Земляника замечательно характеризует отношение к пациентам в подве­домственной ему больнице, врач которой, оказывается, «по- русски и слова не знает»: «О! Насчет врачеванья мы с Хрис­тианом Ивановичем взяли свои меры: чем ближе к натуре, тем лучше, — лекарств дорогих мы не употребляем. Человек простой: если умрет, то и так умрет; если выздоровеет, то и так выздоровеет». А почтмейстер развлекается тем, что вскрыва­ет и читает чужие письма. Сам же городничий, узнав, что мнимый ревизор живет в городе уже вторую неделю, в ужасе восклицает: «В эти две недели высечена унтер-офицерская жена! Арестантам не выдавали провизии! На улицах кабак, нечистота!» Таковы городские чиновники, призванные обес­печить благополучие и процветание вверенного им города, а вместо того заботящиеся только о собственном кармане и праздном времяпрепровождении. Новаторским открытием Гоголя в «Ревизоре» стал также образ Хлестакова. В нем можно заметить некоторое сходство с Чичиковым из «Мертвых душ»: оба они плуты. Но если Чичи­ков сознательно совершает свои мошенничества, то Хлестаков даже не задумывается над ними. Он вовсе не ставил перед со­бой цели обмануть чиновников и других жителей города, но стечением обстоятельств и благодаря естественным для себя психологическим реакциям сумел оставить в дураках пройдох и жуликов гораздо более высокого ранга, нежели он сам. Итак, «Ревизор» — это комедия, с колоссальной силой вы­ставившая на осмеяние все общественные пороки тогдашней России. Впрочем, только ли тогдашней? Разве в наши дни не встречаются чиновники, подобные тем, которых мы видим в комедии? И для нашего времени она остается такой же злобо­дневной, какой была при жизни автора.

Одно из центральных мест в конфликте занимает образ Хлестакова, «значительного лица» поневоле, возможно, не до конца понимающего, за кого его принимают. Известны театральные и литературоведческие версии, в соответствии с которыми Хлестаков догадывается о своем «ревизорском» статусе. Но они противоречат гоголевской заданности характеров; в этом и заключается комизм – пустейший человек, олицетворение глупости торжествует над социальной мудростью. Многоопытный городничий Сквозник-Дмухановский наказан не Хлестаковым, а рецедивами общественных отношений, царивших в России. Тема, которая будет выражена в названии пьесы Островского «На всякого мудреца довольно простоты», характеризует и комедию «Ревизор»; обнаруживается принципиальная неэффективность бюрократических и социальных институтов, их изначальная преступность – громоздкие и внешне незыблемые, они разрушаются изнутри страхом, и достаточно появиться намеку на возможное наказание – тотчас вскрываются спрятанные за парадным фасадом власти обывательская психология и ничтожность нравов.

Немая сцена может быть интерпретирована как развязка представленного конфликта и как завязка нового, общая тональность которого будет мало чем отличаться от уже произошедшего. Персонажи фиксируются в позах, наиболее точно передающих их характеры, длительность переводится в сферу пластического образа, придавая повседневности черты гротескной монументальности. Это художественное решение автора статуарно запечатлевает порок, делает его предметом всеобщего обозрения, типизирует явление, открывает его для последующих интерпретаций в произведениях русских сатириков.

32) Н.В. Гоголь «Мёртвые души»: история  создания, проблема жанрового определения. Система образов поэмы Н.В. Гоголя «Мёртвые души».

К работе над «Мертвыми душами» Гоголь приступил в 1835 году. В это время писатель мечтал о создании большого эпического произведения, посвященного России. А.С. Пушкин, одним из первых оценивший своеобразие таланта Николая Васильевича, посоветовал ему взяться за серьезное сочинение и подсказал интересный сюжет. Он рассказал Гоголю об одном ловком мошеннике, который попытался разбогатеть, закладывая в опекунский совет купленные им мертвые души как души живые. В то время было известно немало историй о реальных скупщиках мертвых душ. В числе таких скупщиков называли также одного из родственников Гоголя. Сюжет поэмы был подсказан действительностью.

Большая часть произведения создавалась за границей, главным образом в Риме, где Гоголь старался избавиться от впечатления, произведенного нападками критики после постановки «Ревизора». Находясь вдалеке от Родины, писатель ощущал неразрывную связь с ней, и только любовь к России была источником его творчества.

В декабре 1841 года рукопись была готова к печати, но цензура запретила ее выпуск. Гоголь был подавлен и искал выход из создавшегося положения. Втайне от московских друзей, он обратился за помощью к Белинскому, который в это время приехал в Москву. Критик пообещал помочь Гоголю, и через несколько дней уехал в Петербург. Петербургские цензоры дали разрешение напечатать "Мертвые души", но потребовали изменить название произведения на «Похождения Чичикова, или Мертвые души». Таким образом они стремились отвлечь внимание читателя от общественных проблем и переключить его на похождения Чичикова.

Замысел произведения был чрезвычайно сложен. Он не укладывался в рамки общепринятых в литературе того времени жанров и требовал переосмысления взглядов на жизнь, на Русь, на людей. Необходимо было найти и новые способы художественного воплощения идеи. Привычные рамки жанров для воплощения авторской мысли были тесны, потому Н.В. Гоголь искал новые формы для завязки сюжета и его развития.

В начале работы над произведением в письмах Н.В. Гоголя часто встречается слово «роман». В 1836 году Гоголь пишет: «...вещь, над которой я сижу и тружусь теперь, и которую долго обдумывал, и которую долго еще буду обдумывать, не похожа ни на повесть, ни на роман, длинная, длинная...» И все же впоследствии замысел своего нового произведения Н.В. Гоголь решил воплотить в жанре поэмы. Современники писателя недоуменно восприняли его решение, так как в то время, в литературе XIX века, большим успехом пользовались поэма, написанная в стихотворной форме. Основное внимание в ней сосредотачивалось на сильной и гордой личности, которую в условиях современного общества ожидала трагическая участь.

Решение Гоголя имело более глубокий смысл. Замыслив создать собирательный образ родины, он сумел выделить свойства, присущие разным жанрам, и гармонично соединить их под одним определением «поэма». В "Мертвых душах" присутствуют черты и плутовского романа, и лирической поэмы, и социально-психологического романа, и повести, и сатирического произведения. По первому впечатлению, "Мертвые души" – скорее роман. Об этом говорит система ярко и подробно обрисованных характеров. Но Лев Толстой, ознакомившись с произведением, говорил: «Возьмите “Мертвые души” Гоголя. Что это? Ни роман, ни повесть. Нечто совершенно оригинальное».

В основе поэмы повествование о русской жизни, в центре внимания – личность России, охваченная со всех сторон. Чичиков, герой "Мертвых душ", ничем не выдающееся лицо, и именно такой человек, по мысли Гоголя, был героем своего времени, приобретатель, сумевший опошлить все, даже саму идею зла. Разъезды Чичикова по Руси оказались наиболее удобной формой для оформления художественного материала. Эта форма оригинальна и интересна главным образом потому, что в произведении путешествует не только Чичиков, похождения которого являются связующим элементом сюжета. Вместе со своим героем разъезжает по России автор. Он встречается с представителями различных социальных слоев и, соединяя их в одно целое, создает богатую галерею портретов-характеров.

Зарисовки дорожных пейзажей, путевые сценки, различные исторические, географические и другие сведения помогают Гоголю представить на суд читателя полную картину русской жизни тех лет. Проводя Чичикова по русским дорогам, автор показывает читателю огромный диапазон русской жизни во всех ее проявлениях: помещиков, чиновников, крестьян, усадьбы, трактиры, природу и многое другое. Исследуя частное, Гоголь делает выводы о целом, рисует страшную картину нравов современной ему России и, что особенно важно, исследует душу народа.

Жизнь России того времени, знакомая писателю действительность изображена в поэме с «сатирической стороны», что было ново и необычно для русской литературы XIX века. А потому, начав с жанра традиционного авантюрного романа, Н.В. Гоголь, следуя все более и более расширяющемуся замыслу, выходит за рамки и романа, и традиционной повести, и поэмы, и в результате создает масштабное лиро-эпическое произведение. Эпическое начало в нем представлено похождениями Чичикова и связано с сюжетом. Лирическое начало, присутствие которого становится все более и более значимым по мере развертывания событий, выражено в лирических авторских отступлениях. В целом, "Мертвые души" – это масштабное эпическое произведение, которое еще долгое время будет поражать читателей глубиной анализа русского характера и удивительно точным предсказанием будущего России.

Система образов. Образная система поэмы строится в соответ­ствии с тремя основными сюжетно-композиционными звеньями: помещичья, чиновничья Россия и образ Чичикова. Своеобразие системы образов состоит в том, что контраст героям, показанным в реальном плане поэмы, составляет план идеальный, где присутст­вует авторский голос и создается образ автора. Каждому из помещиков посвящена отдельная глава, а вместе они представляют лицо помещичьей России. Последовательность появления этих образов также не случайна: от помещика к поме­щику все глубже оскудение человеческой души, поглощенной жаж­дой наживы или бессмысленным расточительством, что связывает­ся как с бесконтрольным владением «душами» других, богатством, землей, так и с бесцельностью существования, утратившего свою высшую духовную цель. Эти персонажи даны как бы в двойном освещении — такими, как они сами себе кажутся, и такими, каковы они на самом деле. Подобный контраст вызывает комический эффект и одновременно горькую усмешку читателя. Манилов кажется сам себе носителем высокой культуры. В армии он считался образованным офицером. Но на самом деле главная его особенность — праздная мечтатель­ность, рождающая нелепые прожекты, духовная немощь. Манилову даже в разговоре не хватает слов, речь его отягощена бессмыслен­ными словосочетаниями: «в некотором роде», «какую-нибудь эта­кую». Коробочка противоположна Манилову, она хлопотлива, но необыкновенно глупа. Чичиков называет ее «дубинноголовой». В отличие от Манилова, Коробочка хлопочет по хозяйству, но суетли­во, почти бесцельно. Нелепа и ее боязнь продать Чичикову «мерт­вые души». Ее не пугает сам предмет торговли, а более волнует, вдруг «мертвые души» зачем-нибудь пригодятся в хозяйстве. Характеры помещиков в чем-то противоположны, но и чем-то неуловимо схожи между собой. Таким противопоставлением и со­поставлением Гоголь добивается дополнительной глубины повест­вования. Ноздрев — тоже человек деятельный, однако, деятель­ность его иногда оборачивается против окружающих и всегда при этом бесцельна. Он решителен, мошенничает в карты, вечно попа­дает в истории, покупает, меняет, продает, проигрывает. Он не ме­лочен, как Коробочка, но легкомыслен, как Манилов, и по-хлестаковски врет по всякому поводу и хвастает без меры. Сущ­ность характера Собакевича становится ясна еще до встречи с ним Чичикова — все у него добротно, неуклюже, каждая вещь из его хо­зяйства как бы кричит: «И я — Собакевич!». Собакевич, в отличие от других помещиков, в хозяйстве расчетлив, он прижимист и сооб­разителен, это помещик-кулак, как называет его автор. Плюшкин, портрет которого нарисован в конце этой своеобразной галереи, — представляется заключительной стадией падения человека. Он жаден, переморил своих людей голодом (количество мертвых душ и привлекло к нему Чичикова). Прежде опытный, трудолюбивый хо­зяин, теперь он «какая-то прореха на человечестве». Близких у него нет, дети покинули его из-за жадности отца, и он проклял собст­венных детей. В любом человеке видит Плюшкин разорителя, ог­ромные запасы, накопленные им, портятся, а сам он и его дворовые голодают. Плюшкин стал рабом вещей. Таким образом, у каждого из помещиков есть свои отрицатель­ные качества, хотя есть и свои преимущества, но в одном они еди­ны, сохраняя при этом особенности характера, — это отношение к «мертвым душам». Предприятие Чичикова они оценивают по- разному: Манилов смущен и удивлен, Коробочка озадачена, Нозд­рев проявляет любопытство — а вдруг выйдет какая-нибудь оче­редная «история», — Собакевич спокоен и деловит. Но судьба лю­дей, крепостных, стоящих за казенным названием «мертвые души», их не интересует. Эта бесчеловечность и делает самих помещиков «мертвыми душами», они сами несут омертвение и смерть. Та же «мертвая бесчувственность жизни» воплощена в образах чиновников из губернского города. Они представляют собой собира­тельный портрет, в котором выделяется несколько образов, нарисо­ванных более подробно. Чиновничество, как показывает Гоголь, роднят с помещиками нравы паразитического существования, жа­жда наживы и бездуховность. Всех их автор подразделяет на «тол­стых» и «тонких», но это деление абсурдно, поскольку попадая на солидное место, «тонкий» тут же приобретает черты «толстого». А «толстый», в свою очередь, оказавшись перед лицом старшего по чину, начинает чувствовать себя «тонким». Очевидно, что сущность у них одинакова. Губернская знать черства, а чиновники равно­душны и к людям, с которыми они имеют дело как представители государственной власти, и к своему долгу. Таков, например, нарисованный беглыми штрихами чиновник Иван Антонович, по прозвищу кувшинное рыло. За взятку он готов продать собственную душу, если, конечно, предположить, что душа у него имеется. Вот почему, несмотря на комическое прозвище, он выглядит отнюдь не смешно, а, скорее, страшно. Подобные чиновники — не исключительное явление, а отраже­ние всей системы российской бюрократии. Как и в «Ревизоре», Го­голь показывает «корпорацию воров и мошенников». Всюду царит бюрократизм и продажность чиновников. В судебной палате, в ко­торую читатель попадает вместе с Чичиковым, законами откровен­но пренебрегают, делом никто заниматься не собирается, а чинов­ники, «жрецы» этой своеобразной Фемиды, озабочены только тем, как собрать дань с посетителей — то есть взятки. Взятка здесь на­столько обязательна, что только самые близкие друзья высокопо­ставленных чиновников могут быть освобождены от нее. Так, на­пример, председатель палаты по-дружески освобождает Чичикова от дани: «Приятели мои не должны платить». Но еще ужаснее то, что за праздной и сытой жизнью чиновники не только забывают о своем служебном долге, но и полностью утра­чивают духовные запросы, теряют «живую душу». Среди галереи чи­новничества в поэме выделяется образ прокурора. Все чиновники, узнав о странной покупке Чичикова, впадают в панику, а прокурор испугался настолько, что придя домой, умер. И только тогда, когда он превратился в «бездушное тело», вспомнили, что «у него была ду­ша». За острой социальной сатирой вновь встает философский во­прос: зачем жил человек? Что осталось после него? «А ведь если ра­зобрать хорошенько дело, так на поверку у тебя всего только и было, что густые брови», — так заканчивает автор рассказ о прокуроре. Но может быть, уже появился тот герой, который противостоит всей этой галерее «мертвых душ» российской действительности? Гоголь мечтает о его появлении, и в 1-м томе он рисует действи­тельно новое лицо русской жизни, но отнюдь не в положительном свете. На самом деле Чичиков — новый герой, особый тип русского человека, появившийся в ту эпоху, своеобразный «герой времени», душа которого «зачарована богатством». Именно тогда, когда в Рос­сии деньги стали играть решающую роль, и утвердиться в обществе, добиться независимости можно было только опираясь на капитал, появился этот «подлец-приобретатель». В этой авторской характери­стике героя сразу расставлены все акценты: дитя своего времени, Чичиков в погоне за капиталом утрачивает понятия о чести, совести, порядочности. Но в обществе, где мерилом ценности человека явля­ется капитал, это не имеет значения: Чичикова считают «мильонщи­ком», а потому принимают как «порядочного человека». В образе Чичикова, получили художественное воплощение та­кие черты, как стремление к успеху любой ценой, предприимчи­вость, практицизм, способность «разумной волей» усмирять свои желания, то есть качества, свойственные нарождающейся русской буржуазии, сочетающиеся с беспринципностью и эгоизмом. Не та­кого героя ждет Гоголь: ведь жажда приобретательства убивает в Чичикове лучшие человеческие чувства, не оставляет места «жи­вой» душе. Чичиков обладает знанием людей, но это ему нужно для Удачного совершения своего жуткого «дела» — покупки «мертвых душ». Он — сила, но «страшная и подлая». Особенности этого образа связаны с замыслом автора провести Чичикова через путь очищения и возрождения души. Таким спосо­бом писатель хотел показать для всех путь от самых глубин паде­ния — «ада» — через «чистилище» к преобразованию и одухотворе­нию. Вот почему так важна роль Чичикова в общей структуре писательского замысла. Именно потому он наделен биографией (как и Плюшкин), но дается она только в самом конце 1-го тома. До этого его характер не вполне определен: в общении со всеми он ста­рается угодить собеседнику, подлаживается под него. Порой в его облике проглядывает нечто дьявольское: ведь охота за умершими душами — исконное занятие черта. Недаром городские сплетни среди прочего нарекают его Антихристом, а в поведение чиновни­ков проглядывает что-то апокалипсическое, что подкрепляется картиной смерти прокурора. Так гоголевский реализм опять сбли­жается с фантасмагорией. Но в образе Чичикова проглядывают и совсем иные черты — те, которые позволили бы автору провести его через путь очищения. Не случайно авторские размышления часто перекликаются с мыслями Чичикова (об умерших крестьянах Собакевича, о молодень­кой пансионерке). Основа трагизма и одновременно комизма этого образа в том, что все человеческие чувства в Чичикове спрятаны глубоко внутри, а смысл жизни он видит в приобретательстве. Со­весть его иногда пробуждается, но он быстро успокаивает ее, созда­вая целую систему самооправданий: «Несчастным я не сделал ни­кого: я не ограбил вдову, я не пустил никого по миру…». В конце концов Чичиков оправдывает свое преступление. Это путь деграда­ции, от которого предостерегает своего героя автор. Он призывает своего героя, а вместе с ним и читателей, вступить на «прямой путь, подобный пути, ведущему к великолепной храмине», это путь спа­сения, возрождения живой души в каждом. «Птица-тройка» и ее стремительный полет — прямая антитеза бричке Чичикова, ее монотонному кружению по губернскому бездо­рожью от одного помещика к другому. Но «птица-тройка» — это и та же самая бричка Чичикова, только выбравшаяся из своих блужда­ний на прямой путь. Куда он ведет, не ясно пока и самому автору. Но это чудесное превращение обнажает символическую многознач­ность всей художественной структуры поэмы и грандиозность ав­торского замысла, задумавшего создать «эпопею национального ду­ха». Гоголь закончил лишь первый том этой эпопеи, но над ее продолжением упорно работала вся последующая русская литера­тура XIX века.