Философия Платона

Итак, «идеи» Платона - зримые умом фигуры, или формы, вещей. Но сказать, что у Платона «идеи» - формы, еще  совершенно недостаточно. «Идеи» - не только сами по себе существующие формы. Платон наделяет их целым рядом важных свойств - объективность бытия «идеи», ее безотносительности, независимости  от всех чувственных определений, от всех условий и ограничений пространства, времени и т. д. «Идея» противопоставляется  у Платона всем ее чувственным  аналогам, подобиям и отображениям в мире вещей, воспринимаемых нами посредством  чувств. Чувственные вещи необходимо изменчивы и преходящи, в них  нет ничего прочного, устойчивого, тождественного, постоянного.

Напротив, «идея» прекрасного, т. е. прекрасна сама по себе, истинно-сущее  прекрасное, не подлежит - так утверждает Платон - никакому изменению или  превращению, идея эта совершенно тождественна самой себе и есть сама сущность.

Платон характеризует  сущность прекрасного, как безобразную, бесформенную. По разъяснению Платона, местопребывания «идеи» - не чувственно зримые, а «наднебесные места». Эти  места «занимает бесцветная, бесформенная, неосязаемая сущность, подлинно существующая, зримая лишь кормчему души - разуму».[7]

Только несовершенство нашего способа мышления, только привычка к чувственному восприятию внушает  нам, по Платону, ошибочное представление, будто «идеи» находятся в каком-то пространстве подобно чувственным  вещам, которые представляются нам  как обособленные друг от друга. Согласно утверждению Платона, источник этой иллюзии - материя. Под «материей» Платон понимает, собственно говоря, не вещество, а постигаемый каким-то «незаконным  рассуждением» род пространства, причину обособления единичных  вещей чувственного мира. Взирая на этот род пространства, «мы точно  грезим и полагаем, будто все существующее должно неизбежно должно находиться в каком-то месте и занимать какое-нибудь пространство, а то, что не находится  на земле, ни на небе, то не существует».

Форма, какой является «идея», по Платону, не чувственная. Только в  несобственном, чрезвычайно неточном смысле к «идеям» Платона могут  быть прилагаемы определения пространства, времени и числа. В отношении  «идеи» они лишь метафоры, употребления. В строгом смысле слова «идеи», как их понимает Платон, запредельны  по отношению к чувственному миру.

Учение Платона есть идеализм, так как реально существует не чувственное явление предмета, но лишь его умопостигаемая, бестелесная, не воспринимаемая чувствами сущность. Учение Платона об «идеях» - учение идеализма объективного.

Царство «идей» Платона не просто множество, или сумма, или  набор сущностей. Это «упорядоченное»  множество, или система. Не входя  в подробности своего воззрения, Платон поясняет, что в системе  «идей» имеются «идеи» высшие и низшие. Так одной из высших в системе  «идей» оказывается, по Платону, наряду с «идеей» истины идея «прекрасного». Но наивысшая, по Платону, «идея есть не идея истины и не идея прекрасного, а идея блага».

Учение Платона об «идее» блага как высшей «идее» чрезвычайно  существенно для всей системы  его мировоззрения. Оно сообщает философии Платона характер не просто объективного идеализма, но вместе с  тем идеализма теологического. Именно «идея» блага стягивает все множество  идей в некоторое единство. Это  единство цели. Порядок, господствующий в мире, есть порядок целесообразный: все направляется к благой цели. Всякое временное и относительное  существование имеет целью некое  объективное бытие; будучи целью, оно  есть вместе с тем благо. Это бытие  и есть сущность всех вещей, подверженных генезису, их образец.

Все вещи стремятся достигнуть блага, хотя - в качестве чувственных  вещей - не способны его достигнуть. Так, для живых существ верховная  цель - счастье. Но счастье, как разъясняет в ряде диалогов Платон, состоит  именно в обладании благом. Поэтому  всякая душа стремится к благу  и все делает ради этого. Но критерии всякого относительного блага - благо  безусловное. Поэтому из всех учений философии наивысшее, по Платону, - учение об «идее» блага. Лишь при руководстве «идей» блага справедливое становится пригодным и полезным. Без «идеи» блага все человеческие знания, даже наиболее полные, были бы совершенно бесполезны.

Платон не только не скрывает, но сам выдвигает и подчеркивает связь своего идеализма, своей теории «идей» с религией, с мистикой. Существование  бога необходимо для самого познания «идей». Для нас идеи не постижимы  полностью. Зато они, безусловно, постижимы  для разума бога. Божественный разум  предполагает существование божественной жизни. Бог не только существо живое, он - совершенно благ. Бог есть само благо. Направляя все к благой цели, он создает мир по собственному подобию, т. е. согласно «идее» совершеннейшего  живого существа.[5]

Человек, желая познать  благо, стремиться познать бога; желая  обладать благом, он стремиться стать  причастным сущности бога. Или, как  Платон разъясняет в «Законах», бог  есть и начало всех вещей, и их середина, и конец. Он - начало, так как от него все происходит; он - середина, так как он - сущность всего, что  имеет происхождение; и он - конец, так как все к нему стремиться, как к своей цели.

В известном смысле Платон отождествил «благо» с разумом. А так как, по Платону, разумность обнаруживается в целесообразности, то «благо» Платон сближает с целесообразным. В свою очередь целесообразность есть соответствие вещи ее «идее». Поэтому  постигнуть, в чем «благо» вещи - значит постигнуть «идею» этой вещи. Постигнуть же «идею» - значит, свести все многообразие чувственных, причинно обусловленных явлений «идеи» к  их сверхчувственному и целесообразному  единству, или закону.

В качестве условий человеческого  блага указаны:

1) участие в вечной  природе «идеи»;

2) воплощение «идеи» в  действительности;

3) наличие разума и  обладание знанием;

4) владение некоторыми науками, искусствами, а также обладание правильными мнениями;

5) некоторые виды чистых  чувственных удовольствий, например, от чистых тонов мелодии или  цветов в живописи.

Исследователи учения Платона, характеризовали это учение как  дуализм обоих миров - «идей» и  «вещей», сверхчувственных идеальных  образов и их чувственных подобий. Однако глубокое отличие платоновских «идей» от одноименных с ними и  обусловленных ими чувственных  вещей не есть все же совершенный  дуализм обоих миров. По Платону, мир чувственных вещей не отсечен  от мира «идей»: он стоит в каком-то отношении к миру «идей». По выражению  Платона, вещи «причастны» «идеям». Миру истинно сущего бытия, или миру «идей», у Платона противопоставлен не мир чувственных вещей, а мир  небытия. По разъяснению Платона, «небытие» - это «материя». «Материя» Платона - беспредельное начало и условие  пространственного обособления  множества вещей, существующих в  чувственном мире. В образах мифа Платон характеризует материю как  всеобщую «кормилицу», как «восприемницу» всякого рождения и возникновения.[7]

Однако «идея» и «материя»  противостоят у Платона в качестве начал равноправных и равносильных. У Платона миру «идей», нечувственных  прообразов, принадлежит неоспоримое  и безусловное первенство. Так  как «идеи» - истинно сущее бытие, а материя - небытие, то не будь «идей», не могла бы существовать и «материя». Чтобы «материя» могла существовать в качестве «небытия», т. е. как принцип  обособления отдельных вещей  и их множества в пространстве, - необходимо существование пространственных «идей» с их сверхчувственной, только умом постигаемой целостностью, неделимостью и единством.

Здесь возникает естественный вопрос, в каком отношению к  миру «идей» и к миру «материи»  стоит мир чувственных вещей. Чувственный мир есть нечто «среднее»  между обеими сферами. Между областью «идей» и областью вещей у Платона посредствует еще «душа мира», или мировая душа. Чувственный мир не непосредственное, но все же порождение мира «идей» и мира «материи». При этом мир «идей» есть мужское, или активное, начало. Мир «материи» - начало женское, или пассивное, а мир чувственно воспринимаемых вещей - детище обоих.[11]

Мир чувственных вещей  в какой-то мере соединяет в себе противоположности, он - единство противоположностей: бытия и небытия, тождественного и нетождественного, неизменного  и изменчивого, неподвижного и движущегося, причастного к единству и множественного.

2.2 Учение Платона о душе.

Смертна или бессмертна человеческая душа? Задать этот вопрос – значит спросить о смысле существования человека, о его природе, долге и надеждах. Ответ, который избирает человек  – интуитивно, поскольку по-другому  нам не дано выбирать, – предопределяет в дальнейшем его образ мышления и отношение к жизни. Поэтому  вопрос о природе души является основным для каждого. Занимая ту или иную позицию, человек тем самым избирает формулу своего существования, ибо  все, что с нами происходит, коренится  в нашем мировоззрении, в представлении  о том, что должно и ценно. Это  также определяет его отношение  к смерти как таковой. Во времена  Платона, как и сегодня, существовали две основные точки зрения на этот счет. «Смерть – это одно из двух: либо умереть, значит стать ничем… либо, если верить преданиям, это какая-то перемена для души, ее переселение  из здешних мест в другое место». Если смерть – это конец всего, то, как говорит Сократ, она не страшна, ибо то, что следует за ней, подобно глубокому, крепкому сну  без сновидений, когда никто и  ничто не беспокоит человека. Если же душа бессмертна, то смерть является лишь переходом из этого мира в  какой-то иной мир. Именно этой идеи придерживается Платон, и исходя из нее он ставит новые вопросы. Если душа бессмертна, если она имеет божественное происхождение, тогда почему она впала в зарождение? Каким является иной мир и что  происходит там с душой?[5]

Представления Платона о  потустороннем мире оформлены в  целостную и стройную картину, различные  аспекты которой представлены в  сочинениях «Горгий», «Федон», «Федр» и «Государство». Описывая иной мир, он опирается на произведения Гомера, Гесиода, Пиндара и Эсхила, на орфические учения и на древнейшие традиции. «Аид – это незримый мир, куда душа уходит после смерти в сопровождении  своего гения. Дорога, которая ведет  туда, не простая и не единственная, и на ней должны иметься многие распутья и перекрестки». Иной мир  – это мир, в котором над  душой происходит суд, и судят  ее сыновья Зевса Минос, Радамант и Эак, которые, оценивая ее образ  жизни на земле с точки зрения божественного закона, выносят свой вердикт, тем самым определяя  дальнейшую судьбу души. Это мир  воздаяний, следовательно, там есть области, соответствующие чистой и  духовной жизни, и области, в которых  душа расплачивается за все свои прегрешения. Там душа проводит около тысячи лет, так что и награда и наказание  в десятикратном размере превышают  вызвавшие их причины. В ином мире время как бы удлиняется, течет  более медленно, чем в мире проявленном. Этот мир многообразен и делится  на уровни, а движение, которое там  осуществляет душа, является движением  по вертикальной оси, на одном конце  которой находится Тартар, а на другом – Олимп.[2]

Иной мир имеет и  свой ландшафт: горы, реки, озера, огненные области и пустыни. Там протекают  реки, среди которых особо выделяются четыре, соответствующие четырем  стихиям и сторонам света: Ахеронт, Перифлегетонт, Кокит и Океан. Там  же находятся и озеро Мнемосины  и река забвения – Лета. Есть и  границы, отделяющие мир иной от мира видимого. В мифе об Эре, которым  Платон завершает «Государство», невидимый  мир четко разделен на правое верхнее  пространство – небесное – и  левое нижнее – подземное. В одном  душа очищается от всего телесного  и чувственного, в другом она вознаграждается согласно ее заслугам (созерцает истину). Таким образом, посмертное существование является процессом очищения от прошлого опыта и возобновления сил для того, чтобы, вернувшись снова на землю, продолжить долгий путь узнавания самого себя, своей подлинной природы.

По истечении назначенного срока души выбирают свою следующую  жизнь, и при этом выборе большинство  душ исходит из опыта и привычек предыдущей жизни; этот выбор, утвержденный Мойрами – богинями судьбы, после  нисхождения души в тело становится для нее реальностью. В каком-то смысле география потустороннего мира – это география самой души. Сколько людей – столько и  незримых миров. И в каждом из этих миров есть свое нижнее и верхнее  небо: пространство четырех стихий личного опыта и эфирное пространство духа. В это духовное пространство душа поднимается окрыленная вдохновением, чтобы, пользуясь внутренним зрением, созерцать высшую реальность, которая  не имеет ничего общего с чувственными переживаниями и интересами преходящей личности.[14]

После смерти душа должна снова  пройти по тем же дорогам, по которым  ходила в течение своего земного  существования. Знание, как говорит  Платон, есть воспоминание о том, что  душа видела раньше (в Аиде), а ее земная жизнь – результат выбора, который она совершила в ином мире до своего рождения. Подобно этому, все, что происходит с душой после  смерти, должно быть воспоминанием  о прожитой жизни, беспристрастной  оценкой и судом над всеми  выборами, которые были сделаны здесь, в этом мире. Выбор судьбы – это  свободный выбор. Но если в течение  земной жизни человек имеет возможность  воздействовать на себя, меняться, делаться лучше, то после смерти на душу воздействует только правосудие. Мы не выбираем сны, они нам просто снятся, являясь  следствием прошлого опыта. Подобно  этому, переживания души, когда она  уже находится в потустороннем  мире, уже не выбираются, их выбор  осуществлялся в течение всей земной жизни. Каждый человек создает  и несет внутри себя свой Тартар и свой Олимп. Первый соответствует  чувственному аспекту жизни, а второй – результат его духовных исканий.