Метафизика света как философская идея

  5) Одну из глубинных причин увлекательности для нашего времени составляют сочинения средневекового схоласта Святого Бонавентуры и философа хх века Павла Флоренского. Несмотря на совершенно разные эпохи, в которых жили философы, в их сочинениях есть нечто схожее. В своих сочинениях «Путеводитель души к Богу» и «Иконостас» философы рассуждают о метафизике света. Бонавентура и Флоренский главным образом опираются в своих работах на Священное Писание, а также на идеи и мысли святых, что характерно для средневековой философии: превосходство духовного над светским.  Сильное воздействие на мысль Бонавентуры оказала жизнь Святого Франциска и древних философов, а на творчество Флоренского - работы художников Возрождения, мастеров иконописи и искусство древних цивилизаций. Однако каждый все-таки пишет о своей метафизике света и дает ей определение.

  То, что  св.Франциск выразил своей жизнью, Бонавентура выражал в мысли; благодаря его гению глубинные  переживания и интуиции Франциска  облеклись в строгие понятия. Как для Франциска, так и для  Бонавентуры необходимым условием познания, конечной целью которого является экстатическое созерцание, становятся не только любовь к ближнему и покаяние, но и постоянная практика медитации и молитвы, в основе которой лежит стремление к Богу. Францисканская постоянная молитва возводится им в ранг философской пропедевтики. Тот, кто не молится, не достигнет совершенного знания. Не менее важна для истинного знания, по мнению Бонавентуры, и душевно-телесная аскеза, которая, очищая душу, открывает ее для божественного света. Все эти существенные черты, отличающие теорию познания Бонавентуры, несет в себе францисканский опыт. Его описание мира также отличается чисто францисканским символизмом: взору, преображенному молитвой и освещенному светом, идущим свыше, мир представляется системой прозрачных символов, в которых душе, устремленной к Богу, открывается мысль Творца. Метафизика христианской мистики - такова конечная цель, к которой всегда стремилась мысль Бонавентуры.  

  Внутренним  стержнем учения Бонавентуры о мире и о познании является доктрина Божественного просвещения. Форма вещи, т.е. ее рациональный строй, делающий ее постижимой для человеческого ума, обнаруживает присутствие в ней "логоса" — начала, сообщающего порядок и определенность и познаваемого посредством умосозерцания. Как глаз видит свет, так ум созерцает умопостигаемые светы — логосы вещей. Но формы вещей являются лишь отсветами того формообразующего умопостигаемого Света, который сияет в Божественных Идеях. Частные светы — формы вещей — суть отражения, которые устремляют ум человека к Логосу, Свету всех светов.

  Прежде  всего Бонавентура четко различает  разум и веру. Все предшествовавшие поколения людей не имели благодати  веры и пользовались для познания разумом, независимым от веры. В собственном  смысле слова и философия есть познание вещей, которое человек приобретает посредством только разума : ей присуща абсолютная уверенность, достоверность, которая основана на ясном узрении истины разумом,- достоверность знания, коренящаяся в самом знании.  

  Это врожденное, уверенное в своих началах знание, по мысли Бонавентуры, должно пополниться знанием о внешнем по отношению к разуму мире. Здесь естественный свет разума ведет нас обычным путем, которым мы получаем от идеи о сущем или о чувственных объектах: от чувств через память к опыту, в котором образ, оставленный в нас объектом, соединяется в общее представление об объекте.  

  Бонавентура говорит: разум наш озарен светом божественного происхождения. Однако,можем  ли мы пользоваться этим светом, который  сам по себе непогрешим, не впадая в заблуждение ? Нет, считает Бонавентура, не можем. Всякая истинная философия является таковой лишь в силу того, что разум, создавший ее, получал какую-то сверхъестественную помощь. В дохристианский период люди не обладали озарением веры и опирались только на разум. Бонавентура говорит о двух разных способах, которыми использовался разум. Египетское идолопоклонничество, например, было естественным результатом рациональной деятельности, которая полагала цель в себе самой и своих объектах; это было обожествлением материи. Но было и другое отношение : естественный разум, осознающий свое божественное происхождение, устремлялся к своему истинному источнику, Богу, моля просветить его своим светом.

  Что касается оснований метафизики, то разум совсем не обязательно впадал в подобные заблуждения. Он способен был эти основания строго определить, не прибегая к вере, но мог сделать это лишь встав на путь, который вел к вере. Сказанное о метафизике равной степени верно и в отношении логики и морали; всякая философия, по мнению Бонавентуры, которая не освещается светом веры, неизбежно впадает в заблуждение.

  По рассуждениям Бонавентуры либо разум отличен  от веры, либо нет ;если отличен, а он отличен, то он может прийти к истине без помощи откровения. Он формально признавал, что существует свет разума, отличный от озарения веры; отсюда следовал естественный вывод, что человеческому духу невозможно верить в то, что он уже охватил разумом.

  Идея  объекта всегда есть целостное представление, рождающееся изнутри; оно может быть весьма смутным. Именно такой идеей и является, согласно Бонавентуре, наше знание о Боге, и поэтому в ситуации, когда конечный дух познает бесконечный объект, неизбежно существует огромное число актов познания, в которых вера и разум совпадают.

  Таким образом, для Бонавентуры философия может  сотрудничать с верой, и только при  этом условии она становится тем, чем должна быть - промежуточным  этапом в долгом пути, которым душа идет к Богу. Для него разум не компетентен в своей области, если он неустремлен постоянно к истинам, находящимся вне его пределов. По его мнению, области собственно разума не существует

  Флоренский, в отличие от Бонавентуры, который  определял метафизику как свет разума, давал  метафизике света другое определение.

  Техника и приемы иконописи таковы, что изображаемое ею не может быть понимаемо иначе как производимое светом, так что корнем духовной реальности изображенного нельзя не видеть светоносного надмирного образа, светлого лика, идеи. Метафизический свет, - это единственная истинная реальность, недоступная нашему физическому зрению  
Для Флоренского не только на иконе и в храме, но и вообще в мире все "символично", имеет свой таинственный смысл, он везде пытается увидеть свою "метафизику".

  Автор «Иконостаса» использует принцип соотношения формы и содержания. Соответственно двум способам соприкосновения со сверхчувственной реальностью, один из которых истинный, а другой - ложный, Истинному опыту соответствует термин "лик", ложному - "личина". Есть, правда, еще один термин, стоящий посредине между двумя названными, - "лицо". Он менее отчетлив по своему значению и поэтому: "Лицо - это свет, смешанный с тьмою, это тело, местами изъеденное искажающими его прекрасные формы язвами". По отношению к иконописному изображению Флоренский всегда применяется термин "лик", свидетельствующий о восприятии иконы церковным сознанием не как подражания Небесному, но собственно как непосредственное явление Небесного. Только в таком значении может быть понимаема, наверно, самая известная фраза из "Иконостаса": "Есть Троица Рублева, следовательно, есть Бог". И поскольку соотношение "реальности" и "идеи" ("метафизической сущности") вещи было и есть всегда, то Флоренский, не сомневаясь, узнает "открытое древними культурами, - черты Зевса во Христе Вседержителе, Афины и Изиды в Богоматери и т.д., так что "оправдана премудрость чадами Ея"".

   Тезис  о вечности отражения идей  в вещах подталкивает П.Флоренского  к признанию за иконным художеством  "общечеловеческой метафизики  и общечеловеческой гносеологии". Иконопись в таком случае - это "естественный способ видеть и понимать мир...", что дает ему возможность связать ее с Египетской практикой росписи саркофага, "футляра для мумии", который есть "первый родоначальник иконописи".

  Вот как  понимал П. Флоренский то, что сам же обозначил как “метафизику света”. “...Давно уже замечено, что в литературном произведении внутренне господствует тот или другой образ, то или другое слово… И такое место зародыша в церковных произведениях, особенно в богослужебных, конечно принадлежит свету”.  “Все, что является или иначе говоря, содержание всякого опыта, значит всякое бытие, есть свет. В его лоне “живем и движемся и существуем”, это он есть пространство подлинной реальности. А что не есть свет, то не является, и значит не есть реальность» . Итак, метафизический свет, - это единственная истинная реальность, но недоступная нашему физическому зрению. Характерно решается и метафизика света и тьмы. “Тьма” вообще не представлена на православной иконе, в которой отсутствует тень как изобразительное средство, как то, что не должно быть изображаемо как не имеющее самостоятельного смысла.

  Таким образом, согласно П.А.Флоренскому, “иконопись есть метафизика, как и метафизика - своего рода иконопись словом.

   6) Плотин (204-269 гг.) – главный представитель неоплатонизма, родом из Ликополя в Египте, учился в Александрии у Аммония Саккаса, считающегося основателем неоплатонической философии. Переселившись в Италию (около 244 г.), Плотин становится известным учителем в Риме, потом живет в Кампании, где задумывает основать философский монастырь, при поддержке императора Галлиена, но это предприятие не удается.

   Все элементы философии Плотина находятся  у Платона и Аристотеля, но Плотин свел эти элементы в одно мировоззрение, которое, с позднейшим дополнением Прокла, составляет достойное завершение всей древней философии. Свое учение Плотин изложил в отдельных трактатах, которые собрал его ученик Порфирий, разделивший их на 6 групп, по 9 трактатов в каждой - Эннеады.

   Божество  понимается Плотином не только как сверхчувственное, но и как сверхмыслимое, неопределяемое для разума и невыразимое для слова, неизреченное.

   Плотин  указывает два пути появления  Божества: отрицательный и положительный. Ища подлинно-божественного смутным  сначала стремлением души, мы перебираем всякие предметы, понятия и определения и понимаем, что все это не то, чего мы ищем; наш ум ничем не удовлетворяется, ни на чем не может остановиться; поэтому искомое находится выше или по ту сторону всякого определения, мысли и бытия; оно есть сверхсущее, и мы логически истинно познаем его, когда отрицаем от него всякое понятие. Но в нас самих есть способность подниматься выше ума, или выступать из всякой определенности. В таком умоисступлении или экстазе мы действительно касаемся божества, имеем общение с ним или положительное знание о нем.

   Первый  шаг к возвышению над чувственностью есть бескорыстное отношение к самой  этой чувственности, как к предмету познания, а не вожделения; второй шаг  есть отвлеченное мышление; третий шаг - любовь к прекрасному ради ощущаемой в нем идеи; еще выше поднимает нас чистое умозрение; последний шаг есть восхищение или экстаз, в котором наш дух становится простым и единым как Божество, и, наконец, совпадает и сливается с ним.

   Первое  истечение, или излияние (эманация), или излучение (радиация) Единого есть ум, начальная двоица, т. е. первое различение в Едином мысли и бытия или его саморазличение на мыслящего и мыслимого. Мысль о Едином, ум определяет его как большее мысли или как сущее; различая себя от него, ум полагает его как пребывающее, а себя – как внутреннее или чисто мысленное движение; предполагает его как то же самое или тожество, а себя – как его другое.

   Действием ума нераздельная полнота Единого  расчленяется здесь на множественность  идей, образующих мысленный мир. Эти идеи не суть внешние предметы, созерцаемые Умом, а его собственные вечные состояния или положения, его мысли о Едином во множественности или числе. Таким образом, через идеи Ум вечно обращается к Единому, и сам он в действительности есть лишь это обращение. За этим первым кругом эманации, где Божество или Единое через Ум различается в себе и обращается на себя мысленно или идеально, следует его второе или реальное различение и обращение на себя, определяемое живым движением Души. Душа не мыслит Единое как свою внутреннюю предметность, а стремится к Единому или желает его как чего-то действительно от нее различного, к чему она сама относится не как мыслимое только, но и реальное начало "другого". Единое, ум и душу Плотин обозначает как "три начальные ипостаси", из которых объясняется все положительное содержание вселенной. Душа есть вторая, существенная "двоица" – начало реальной множественности. В ней самой Плотин различает две основные стороны – высшую и низшую душу: последнюю он называет природой. Высшая душа обращена к неподвижному созерцанию Единого и есть собственно лишь живой и чувствующий субъект ума. Низшая душа обращена к материи или не-сущему, к беспредельной возможности бытия. Как ум мысленно расчленяется на множественность идей, образующих мир умопостигаемый, так Душа разрождается во множестве душ, наполняющих мир реальный.

   Эманации  божественного света и тепла  – через ум и душу – постепенно ослабевают в природе, пока не доходят  до полного отсутствия или лишения  истины и блага в материи, которая есть, следовательно, не-сущее и зло.