Социальная география сельского хозяйства

Т. Нефедова. Социальная география сельского хозяйства

Источник: Нефедова Т.Г. Социальная география сельского хозяйства // Региональные исследования. 2006. № 4. 

Социально-экономическая  организация сельской местности  у нас в стране заметно отличается от городской. В деревне нет такого выбора занятий, как в городе. Только на севере и востоке к агропроизводству прибавляются лесная и добывающая промышленность. На остальной территории советские власти пристально следили за «функциональной чистотой» деревни, не допуская там развития иных производств кроме сельскохозяйственных. Даже создание цехов переработки продукции в колхозах не поощрялось. На это могли решиться только очень сильные и строптивые руководители. Частный сервис делает в деревне лишь первые робкие шаги, при безденежье населения и его консерватизме он имеет мало шансов. В бюджетной сфере зарплаты так низки, что не могут обеспечить даже прожиточного минимума. В результате вся жизнь нескольких поселений зависела и до сих пор часто зависит от одного предприятия, неважно, называется оно колхозом, сельскохозяйственным кооперативом или акционерным обществом. С его состоянием связаны и зарплаты, и занятость, и многие социально-психологические проблемы населения. Поэтому с упадком предприятия в яму безнадежности, как правило, погружается вся сельская местность, и наоборот.

С другой стороны, там, где  есть деревня, всегда есть сельское хозяйство: хотя бы огороды с курами, скотиной. Плюс дачи, которыми владеют почти 2/3 горожан. Традиции общества и любые  его изменения сказываются и  на образе жизни населения, включая  и его занятость на своем участке.

Л.В. Смирнягин (2005) писал, что  опыт районирования аграрной и индустриальной экономики, любой отраслевой подход к нему, на самом деле общесоциален: это всегда районирование социума в целом. В исследовании и районировании сельского хозяйства, увы, такой подход был утерян.

А ведь в начале ХХ века он был сильной стороной знаменитой русской аграрной школы. Образцом комплексного подхода является книга А.В.Чаянова "Организация крестьянского хозяйства" (1989), где его модель связывалась  с аграрным перенаселением староосвоенных районов страны и неразвитостью рыночных отношений. Судя по его расчетам "лишние руки" составляли тогда треть деревни. Ее перенаселенность влияла и на специализацию сельского хозяйства. Для крестьян были важны не производительность каждого работника, а занятость и общий доход. Именно поэтому такое большое значение имел на рубеже Х1Х и ХХ веков лен. Он давал неплохой доход, но главное – был очень трудоемким. Это позволяло занять всех членов семьи, причем не только летом. Вместе с общинными традициями такое пренебрежение к эффективности индивидуальной работы имело важные экономические и культурные последствия.

А.В.Чаянов не был одинок. Многие представители аграрной школы  призывали к учету социально-демографических  факторов при изучении сельского  хозяйства. Работы А.Л.Рыбникова (1923) и  Г.А.Студенского (1929) показали, что экономическое состояние хозяйств и бедность населения зависят не только и не столько от климата и плодородия почв, сколько от положения относительно рынков сбыта и демографической ситуации. Б.Н.Книпович (1921, 2003), обозревая опыт сельскохозяйственного районирования, призывал к увязке его природных и социально-экономических факторов. Примерно так же поступал А.Геттнер (1907), районируя Европейскую Россию.

Во второй половине ХХ века в исследованиях сельского хозяйства  возобладал, и надолго, технико-экономический  подход. Его цель виделась в конструировании  наиболее рационального размещения производства (Ракитников, 2003, с.287), а  население рассматривалось как  один из многих его ресурсов. Основное внимание уделялось типам предприятий: колхозам и совхозам. У А.Н.Ракитникова сельскохозяйственный район определялся как территория, на которой «повторяются или относительно близкие между собой вариации одного доминирующего типа, или несколько производственных типов, сильно отличающихся один от другого, но располагающиеся смежно» (1970, 2003, с.291). Такое районирование досконально учитывало товарную продукцию предприятий, системы земледелия, севообороты, а также производственные взаимосвязи земледелия и животноводства. Однако дальнейшая генерализация данных все сводила к обобщенным типам специализации (например, «молочно-мясное скотоводство, льноводство, зерновое хозяйство» или же «молочно-мясное скотоводство, свиноводство, зерновое хозяйство, картофелеводство»), до сих пор приводимые в большинстве атласов — от школьных до академических.

Главным недостатком советского подхода к районированию сельского  хозяйства было забвение социальных факторов. Это связано с общей ситуацией в науке (как воскликнул в сердцах Н.Н. Баранский: «Человека забыли!») и отсутствием социальной географии, как таковой. Считалось, что в отличие от природных условий и земельных ресурсов население есть всегда, а если его не хватает, пришлют горожан. А ведь сельское хозяйство в наибольшей степени зависит не только от количества, но качества населения, в том числе и его национальных особенностей. Игнорирование демографических и социальных характеристик населения погубило многие начинания, в т.ч. и программу подъема сельского хозяйства Нечерноземья в 1970-е годы, программу возрождения российского льна в начале 1990-х. Если бы в 1960-70-х годах те же деньги вкладывались не в “гектары”, а в людей, в культуру хозяйствования на земле и совершенствование хозяйственного механизма, в бытовое обустройство и обеспечение сельской местности дорогами и связью, результат мог бы быть иным. А уж тот факт, что сельскохозяйственная деятельность всегда была образом жизни для значительной части сельского и даже городского населения, вообще не принимался в расчет.

С другой стороны, С.А.Ковалевым (1963) была создана советская школа  изучения сельского расселения и  географии сферы обслуживания (А.И.Алексеев,1990, Лухманов Д.Н., 2001, А.А.Ткаченко, 1995 и др.). Но и эта школа по-своему была однобока. Многие демогеографические и социальные проблемы рассматривались, как правило, вне связи с экономикой, как будто люди только и делают, что рождаются, передвигаются и умирают, в лучшем случае, где-то заняты или нет. А ведь социальные проблемы и миграции теснейшим образом связаны с экономическим состоянием районов и предприятий.

Заметным шагом вперед стала монография Н.В.Зубаревич (2003). Она посвящена социальному развитию регионов России, включая разделы, связанные с проблемами сельской местности. Социальное развитие понимается ею как «изменение благосостояния, структуры потребностей (расширение человеческого выбора) и форм жизнедеятельности населения в меняющейся социальной и экономической среде» (с.28). Автор делает акцент на ведущих факторах советского периода – процессах экономической модернизации и урбанизации, в переходный период – кризисах, глобализации, географическом положении, ресурсах и генетических факторах: унаследованной структуре экономики, освоенности территории, демографической ситуации, социокультурных особенностях, мобильности населения и т.д. (с. 35). Но рассматриваются они именно как внешние факторы, а не как компонент социально-экономического развития мест.

Правда, были российские исследователи  зарубежного сельского хозяйства (Пуляркин, 2005 и др). Они могли сколько угодно писать о социальных последствиях экономического развития в несоциалистических странах. Эти исследования до поры до времени никак не пересекались с исследованиями российскими, здесь, как ни странно, имелась пропасть. К ней добавлялся разрыв исследований города и деревни (деление на урбанистов и руралистов), последнее имело объективные причины, связанные с резкими различиями между городом и деревней в середине и второй половине ХХ века. К его концу их параметры начали сближаться (как это было и на самых ранних стадиях развития), что подхватили эволюционные теории расселения, к концу века проникшие к нам с Запада.

Потребовалось более 70 лет, чтобы  вернуться к пониманию единства социальных и экономических принципов  развития сельского хозяйства России. Пожалуй, впервые географические исследования взаимосвязей сельского хозяйства  с расселением были проведены  Г.В.Иоффе. В книге «Сельское хозяйство  Нечерноземья» (1990) на примере отдельных  областей показывалась зависимость  продуктивности угодий от сельской депопуляции, расселения и удаленности от города.

Таким образом, социальная география  сельского хозяйства находится  на стыке традиционной экономической  географии этой отрасли с социальной географией и географией населения. Но не только. Есть и другие опоры. Прежде всего, на экономику сельского хозяйства  и экономическую социологию.

В связи с кризисом и  реформированием сельского хозяйства, в 1990-2000-х годах появилось множество  работ, освещающих теорию и нелегкий опыт изменения аграрных отношений  в России (Серова, 1999, Аграрная реформа  в России, 2000 и др.). Однако в большинстве  этих работ различия внутри страны либо показаны по ее крупным частям, либо игнорируются. А ведь именно пространственное разнообразие и огромные экономические  контрасты больше всего характерны для России. Где-то предприятия вполне успешно вписываются в новые  условия, а где-то наблюдается полный экономический коллапс. Случайно ли их пространственное распределение? Если нет, связано ли оно с социально-демографическими факторами? На эти вопросы и пытается ответить социальная география сельского хозяйства.

Социология села, за последние  десятилетия стала в России мощным научным направлением. Сближение  социологических и экономических  исследований характерно для новосибирской  школы Т.И.Заславской и ее учеников (Рывкина, 2001, Калугина, 2001, Фадеева, 2003). Еще ближе к социальной географии сельского хозяйства подошли исследования Московской высшей школы социальных и экономических наук (Интерцентра), включая Центр крестьяноведения и сельских реформ, проводимые под руководством Т.Шанина и А.Никулина. (Крестьяноведение. Теория. История. Современность, 1996, 1997, 1999; Неформальная экономика, 1999; Рефлексивное крестьяноведение, 2002.). Длительное проживание в селах и доверительное общение с их обитателями позволили сотрудникам Центра увидеть сельскую местность «глазами самих крестьян». Очень важны для анализа сельскохозяйственной деятельности в ее широком понимании представления о мотивации, развиваемые на кафедре управления человеческими ресурсами Высшей школы экономики (Эфендиев, Болотина, 2002). Там же, на кафедре социологии, под руководством Н.Е.Покровского проводятся исследования российского сельского Севера, специфики его очагового развития и роли в нем горожан-дачников (Современный Российский Север, 2005). И все-таки социально-экономические аспекты российской деревни в их географическом разнообразии по большому счету неизвестны, хотя именно их география очень выразительна.

Казалось бы, у экономистов  и социологов методы противоположны. Одни берут страну как точку, исследуя ее макропараметры и распространяя  их на всю страну. Другие, наоборот, выбирают одно-два-три села, дотошно  вникая в их жизнь и считая, что  тем самым они поймут если не всю  сельскую Россию, то ее большие части. Дефект в итоге получается одинаковым.

Итак, агрогеографические исследования проводятся, в основном, без учета социальной составляющей, социально-географические – без аграрной и часто вообще без хозяйственной компоненты. Социальные и экономические исследования – без географии. Отсюда нужда в стыковом направлении - социальной географии сельского хозяйства, которая может замахнуться на широкий круг проблем (но не с целью вторжения в смежные области) в поиске путей сочетания методов и результатов исследований, чтобы, в конечном счете, представить сельскую местность в ее географической целостности и разнообразии.

Огромные размеры страны, ее природное, культурное, социо-демографическое и экономическое разнообразие сформировали настолько разные сельские миры, что часто они оказываются непонятны не только для внешнего наблюдателя, который, путешествуя по одной стране, каждый раз как будто попадает в разное время и разные страны, но и друг для друга. Их изучение оказалось возможным только при применении полимасштабного подхода. Отдельные поселения и хозяйства можно и нужно обойти ногами, в крайнем случае — объехать на машине. Район виден с высоты птичьего полета. Различия между административными и природными районами — это уже взгляд с самолета или вертолета. Мелкий, обзорный масштаб требует работы со статистикой и литературой, хотя не исключает личных впечатлений. Средний — это опора на статистику в сочетании с обследованиями регионов. Крупный, детальный масштаб базируется на интервью, анкетировании и впитывании местного колорита. Полимасштабность реализуется двумя путями: 1. «Путь сверху» — от мелкого к крупному масштабу, с применением процедур классификации и последовательным отбором ключевых регионов для более подробного исследования, районов, сел, отражающих природное и социально-хозяйственное разнообразие России; 2. «Путь снизу» — из живого многообразия местности, с выделением характерных хозяйств, сел, районов как типологических образцов.

Перечислю лишь некоторые  сюжеты в рамках социальной географии  сельского хозяйства, которые уже  разрабатывались:

1 – География сельскохозяйственных  занятий и сельского образа  жизни населения.

2 – Многоукладность сельской экономики и география укладов, социальные последствия формирования новых отношений в деревне, хозяйственная самоорганизациия предприятий и населения.

3 – Взаимосвязи экономических  параметров сельского хозяйства  с динамикой населения и характером  расселения. Влияние географических  различий в качестве человеческого  потенциала на продуктивность  сельского хозяйства.