Социальная география сельского хозяйства

4 – Роль городов как  организаторов сельского пространства  и его хозяйства. Пригородно-периферийные градиенты сельскохозяйственной деятельности, их величина в разных природных зонах.

5 – География участия  горожан в агропроизводстве и в сохранении деревни.

6 – Влияние этнических  факторов на характер и результаты  сельскохозяйственной деятельности.

В рамках одной статьи раскрыть все эти сюжеты невозможно. Им посвящены  две книги (Нефедова, 2003; Нефедова, Пэллот, 2006) и немало статей. Здесь я напомню лишь некоторые результаты. 

Сельскохозяйственный образ  жизни населения.

Между городом и деревней

В ХХ веке страна урбанизировалась, но быстро растущие города, не успевая  созреть, сохраняли многие руральные черты (Город и деревня, 2001, с.132-133). Если из городского населения исключить тех, кто живет в условиях, характерных для села (индивидуальный дом с приусадебным участком, отсутствие элементарных удобств, которые можно определить по индикатору отсутствия канализации, порой даже скот), то доля горожан с 73% снизится до 60% (Город и деревня, 2001, с. 400-414, Нефедова, 2003а, с. 20-27). В некоторых южных районах она составляет менее половины. Руральными остаются и занятия городского населения. Поначалу это определялось связями с родственниками, оставшимися в деревне. Сейчас к этому фактору добавились и дачники. Степень руральности облика и занятий в российском городе зависят от его величины, возраста и местоположения. Эти вопросы если и исследовались, то, главным образом, с точки зрения землепользования (Черкес, 1992), а не образа жизни. С другой стороны, строительство в сельских поселениях многоэтажных домов не избавило их население от потребности держать огород, а часто и домашний скот. Многоэтажные дома тут же обрастали сараюшками, сеновалами, теплицами и т.п. В результате «ни в городе, ни в деревне» оказались до 29 млн человек, то есть около 20% граждан страны (Нефедова, 2003а, с. 20-27). Вместе с сельскими жителями с их приусадебным хозяйством и горожанами, имеющими дачи, дома в деревнях, сады и огороды, слой населения, причастного к аграрной деятельности, составляет около 120 млн человек. В стране, где больше половины населения живет в больших городах, сельское хозяйство в том или ином виде все еще играет огромную роль и в занятиях и в образе жизни. А малые города за небольшим исключением вообще мало отличимы от сельской местности: те же деревянные дома, часто не только без водопровода и канализации, но и отапливаемые дровами, те же огороды у дома, куры. 

Многоукладность сельского хозяйства и хозяйственная самоорганизация в сельской местности.

К концу ХХ века российская сельская экономика стала более  откровенно, чем раньше, многоукладной, хотя советское сельское хозяйство  всегда состояло из колхозно-совхозного сектора и индивидуального хозяйства. Но последнее старались не замечать, а если и замечали, то чаще с целью  искоренения «пережитков» прошлого. И власти, и масс-медиа, и статистика интересовались прежде всего состоянием предприятий, вся страна жила под впечатлением ежегодной напряженной борьбы колхозов и совхозов с неблагоприятными природными условиями. Как выживали люди, если эта борьба то там то здесь была проиграна, мало кого интересовало.

В процессе демонтажа советской  системы крупные предприятия, хотя и сохранились, но потеряли монопольные  функции в деревне, появились  фермерские и другие частные предприятия, в некоторых районах усилились  хозяйства населения. В 2000-х годах  крупных и средних агропредприятий оставалось немногим более 20 тысяч (хотя они продолжают удерживать ¾ всех сельскохозяйственных земель), фермерских хозяйств было на порядок больше, около 260 тысяч, личных подсобных хозяйств - 16 миллионов. Около 15 млн. семей, преимущественно горожане, имеют садоводческие участки и почти 5 млн. семей владеют огородами (Сельское хозяйство, охота и рыболовство, 2004).

Эта классификация достаточно условна, укладов больше, четкие границы  между ними провести невозможно. Некоторые  агропредприятия разделились. Среди индивидуальных хозяйств есть такие, которые практически неотличимы от фермерских. Еще есть арендаторы колхозных земель, есть те, кто взял свою землю из колхоза, но не оформил фермерского хозяйства. В общем, форм хозяйствования стало множество. Главное – изменение общеэкономических условий функционирования предприятий и укрепление частных хозяйств изменило отношения в деревне.

Можно говорить о хозяйственной  самоорганизации как внутри каждого  уклада, так и в отношениях между  ними, что уже выходит за рамки  собственно сельского хозяйства  и является предметом социальных наук, в т.ч. и социальной географии, поскольку процессы адаптации агропредприятий и населения к изменившимся условиям в разных районах протекают по-разному. В Нечерноземье происходит дальнейшее сужение зон товарного сельского хозяйства и увеличение обширных зон социально-экономической депрессии, связанной с усилением и прежде существовавшего кризиса большинства предприятий. Население, не получая зарплаты, вынуждено выживать либо натуральным хозяйством либо использованием ресурсов природы (лесозаготовки, воровство и продажа леса, сбор грибов и ягод, рыболовство). На благодатном Юге, особенно на равнинах Северного Кавказа предприятия, наоборот, выходят из кризиса 1990-х гг., но это сопровождается сменой специализации сельского хозяйства. Зерновое хозяйство, как наиболее прибыльная отрасль, вытесняет традиционные отрасли, особенно, трудоемкое животноводство. Этому способствуют внешние инвесторы и фермеры, которые также зерновыми и подсолнечником заменяют прочие культуры. В сухостепных районах совмещаются обе тенденции: при неустойчивости крупных агропредприятий и общем сокращении посевных площадей идет экспансия зернового хозяйства.

Деградация колхозов в  Нечерноземной глубинке и изменение  специализации многих южных районов  в сторону резкого увеличения доли нетрудоемкого растениеводства  дают сходные импульсы для хозяйственной  самоорганизации сельчан. В любом  случае растет доля незанятого сельского населения, а следовательно, и экономическая роль частного подворья (таблица 1).

Его роль увеличилась не только в связи с кризисом и трансформацией крупных предприятий, но и из-за общего экономического спада, инфляции, натурализации  связей между предприятиями и  населением. Многие индивидуальные сельские хозяйства вынуждены были увеличить  товарность, так как только благодаря  продаже своей продукции они  могли во многих районах получать «живые» деньги. В то же время  связи с предприятиями только укрепились, так как именно оттуда население часто получает необходимые  ресурсы, прежде всего корма для  скота и технику. Колхоз предоставит  ветеринара и поможет в случае болезни, похорон. Но и колхозу выгодны  подобные теневые отношения с  населением. Это раньше практиковались приписки, теперь продукция в отчетах  занижается, и, отдавая ее своим работникам, руководство предприятия решает проблемы сбыта, уменьшает фонд зарплаты, а все это снижает налоги. 

Таблица 1. Доля частных хозяйств в производстве сельскохозяйственной продукции России и в поголовье скота, 1940–2003, %

Источники: Сельское хозяйство, 1998, 2000, Сельское хозяйство, охота и  рыболовство, 2004 

Множество финансово несостоятельных  предприятий продолжает существовать только благодаря тому, что они  нужны местному населению. Это и  есть симбиотические отношения, укрепление которых стало явным признаком  новой самоорганизации в сельской местности. Ради этих новых отношений  люди ходят на работу, месяцами не получая  зарплаты. Экономисты часто не понимают этой социальной подоплеки функционирования предприятий и того, что их банкротство  может привести к социальной катастрофе в деревне. Классический симбиоз  укладов наблюдается в зерновых районах Поволжья. При расширении производства кормового зерна и  упадке животноводства в крупных  хозяйствах, товарное животноводство на колхозных кормах стало развиваться  в индивидуальных хозяйствах. Сходные  процессы наблюдаются на Юге, только там из-за недостатка пастбищ сельчане чаще выращивают на колхозном зерне  свиней и птицу. В пригородах у  сельского населения, имеющего более  стабильные зарплаты, формируется психология наемных работников, здесь симбиоз  проявляется слабее. На периферии  индивидуальные хозяйства сильнее  зависят от колхозов, недееспособность которых приводит и к сокращению количества личных подсобных хозяйств населения. Но не всегда. В нечерноземной глубинке, где-нибудь на северных опольях с лучшими землями, можно встретить очаги полностью архаичного хозяйства, до которых не доходят никакие перемены.

Предприятия не только поддерживают индивидуальное хозяйство, но и сами зависят от него. В тех районах, где население занимается не животноводством, а выращиванием овощей на небольших  участках, и в помощи колхозов не нуждается, последние быстрее деградируют [Нефедова, 2003а, с. 89]. Эта сложная  система, к которой в последние 15 лет добавились и фермеры, властями, статистиками и учеными по-прежнему рассматривается не как единое целое, а по отдельным ее частям.

Сформироваловсь множество районов высокотоварного индивидуального хозяйства. В некоторых из них товарная специализация имеет глубокие культурно-исторические корни, как, например, в Ростовском районе лукового хозяйства, известном с XVI века, другие сформировались в советское время (подмосковный «огуречный» Луховицкой район или многие «овощные» и скотоводческие районы Поволжья). Они, как правило, хорошо известны в своих регионах, но их общероссийская география остается неизвестной. Наши совместные исследования с профессором Оксфордского университета Джудит Пэллот позволили только приблизиться к этому интереснейшему объекту социальной географии сельского хозяйства (Нефедова, Пэллот, 2006).

Почему в одних местах экономическая самоорганизация  сельских жителей и товарность их хозяйств достигает немыслимых высот, а в других они ограничиваются картошкой на зиму и грядкой овощей? Активные люди, ведущие товарное хозяйство  есть почти в каждом селе. Почему в одном случае им начинают подражать, а в другом возникает противостояние – вплоть до поджогов домов, разрушения теплиц и т.п.? Ответить на эти вопросы  не просто. Важны, конечно, доступность рынков сбыта или известность района для перекупщиков. Налаженный сбыт, успех не одного-двух, а целой группы односельчан стимулируют остальных. Но этого недостаточно. Должна быть определенная социальная среда, чтобы заработали социальные эстафеты, способствующие передачи из поколения в поколения одних и тех же навыков. Даже горожане, попадая в экономически активное сообщество, включаются в производство и продажу той или иной продукции. Если соответствующей социально-экономической среды нет, как это часто бывает в депрессивных районах, не помогают никакие образцы. Упадок агропредприятий чаще приводит к тому, что население вообще забрасывает сельское хозяйство, полностью теряет стимулы любой деятельности, уходит в запойное пьянство. Географические различия в социально-экономической среде огромны и проявляются не только по осям «север-юг» и «пригород-периферия». И в пределах одного района можно встретить «трудолюбивые» села, с ухоженными огородами, где каждый второй житель работает на рынок, и «ленивые» села с полузаброшенными участками. Поэтому изучение индивидуальных сельских хозяйств населения, «растущих» как бы внизу из многообразия местности, схоже с исследованием ремесел, фольклора и т.п.

Фермерам, специализации  и эффективности их хозяйств, в  последнее время уделяется много  внимания. Но экономическое выживание  фермеров часто также зависит  от социальной среды. Если фермер попадает в депрессивную местность, где просто невозможно найти непьющих работников, где у населения полностью  отсутствует мотивация любой  деятельности, он сам в конце концов спивается или уезжает. Поэтому фермеров мало в Нечерноземной глубинке при обилии земель. Но совсем иная ситуация на юге, где доля фермеров в производстве зерна довольно высока. Там появление фермеров изменило отношения в деревне. Помимо наглядного примера иных возможностей хозяйствования, их появление в деревне отражается на всей сельской жизни. Прежде всего, фермеры — это новые работодатели. Еще в начале 1990-х к фермерам не шли работать: ложно понятное чувство гордости не позволяло им наниматься к соседям «батраками». Теперь же понятие «фермерский батрак» осталось лишь в Московских салонах, далеких от реальной жизни. Жаждущих получить хотя бы временную работу у фермеров много, так как платят фермеры регулярно (в отличие от колхоза) да еще сверх того дают зерно. А других способов заработать в деревне часто и нет. На юге, где фермеры нуждаются в больших наделах земли для зернового хозяйства, владельцы земельных паев все чаще передают свою землю фермерам. Это породило феномен конкуренции между крупными предприятия и фермерами за земельные доли, который тут же сказался на взаимоотношениях коллективных предприятий с их работниками (см. подробнее Нефедова, 2002, Нефедова, Пэллот, 2006, с.185-194, 235-246). Для удержания земельных паев предприятия платят людям за их землю тем же зерном, сеном, маслом, мясом. Платить они должны по закону, но делают это далеко не везде, а там, где на долю претендуют представители смежного фермерского уклада. В Подмосковье, например, несмотря на лучшее состояние коллективных хозяйств, за доли они обычно не платят. Все эти отношения имеют далеко идущие последствия, не только экономические, но и политические.