Королевская семья Англии

Маунтбаттен, не забывший, как его самого третировали за немецкие корни, обеспокоился. Ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы Филиппу припомнили шлезвиг-гольштейн-зондербург-глюксенбургскую родословную и связи с сестрами и их мужьями, ярким персонажами «Третьего рейха»!  А ведь со своим зятем Бертольдом Филипп был особенно близок. Вызывал тревогу и принц Филипп Гессенский, в честь которого получил имя протеже дяди Дики. Это немецкий родственник был личным посланником Гитлера и служил так добросовестно, что удостоился почетного звания генерала штурмовиков. А до своей смерти в 1943 году еще один дядя Филиппа – принц – Кристофер Гессенский – возглавлял  секретную службу телефонного прослушивания под крылом у Геринга. Впоследствии эта служба превратилась в гестапо – тайную политическую полицию нацистов.

Дядя Дики решил во что  бы то ни стало максимально отдалить Филиппа от его немецкой родни. Кто-кто, а стреляный воробей Маунтбаттен  знал, каким страшным она может  стать в руках истеблишмента. Поэтому он направил главе Британского  комитета по гражданским делам письмо, в котором подчеркивал, что Филипп больше половины жизни провел в Англии и пред войной пошел служить на флот Его Королевского Величества с намерением всего себя отдать офицерской карьере. «Он вырос настоящим англичанином. Он отлично стреляет, превосходно держится в седле и во всех спортивных играх, таких как футбол, проявил незаурядные способности», - нахваливал принца Маунтбаттен.

Затем он написал Филиппу, чтобы тот «натурализовался на всех парах», после чего можно будет  перевести на новый виток роман с принцессой Елизаветой. Филипп ответил дяде слезной просьбой сбавить обороты.

«Я вас умоляю, - писал  он, - не советовать так часто моему  бедному сердцу, иначе я буду вынужден  ухаживать через посредника».

Филипп знал, как огорчила родителей его избранницы статья в «Нью-Йорк таймс», озаглавленная «Свадьба по последней  моде» и утверждавшая, что наиболее вероятный кандидат в суженные принцессы Елизаветы – принц Филипп Греческий. Букингемский дворец официально опроверг «эти домыслы». Но фабричные рабочие Англии за шесть тяжелых лет войны истосковались по светским романам. И когда их будущая королева впервые с 1945 года, со дня безоговорочной капитуляции Германии, появилась на людях, толпа встретила ее экстатическими воплями: «Где Филипп? Как там Филипп? Вы за него выйдете?»

Не смотря на разные взгляды  по поводу воспитания дочери, король и  королева сошлись в одном –  Филипп Греческий не годится в  зятья. Само собой они видели, что  их дочь весьма не равнодушна к красивому  лейтенанту, но лишь потому родители взялись за организацию балов, чаепитий, выездов в театры и официальных приемов, чтобы дочь имела возможность познакомиться с отпрысками из приличных знатных семей. На эти мероприятия они приглашали и офицеров некоторых воинских подразделений, размещенных в окрестностях Видзорского замка. «Надутые, чопорные, нудные», - так отозвалась Елизавета об этих джентльменах со смешными скошенными бородками.

В 1946 году в Англию вернулся Филипп и получил от Елизаветы  приглашение погостить у ее семьи  в Балморале. Они не виделись уже три года, с Рождества сорок третьего, когда она с хохотом убегала по коридорам Видзорского замка, а он догонял, завывая приведением и клацая огромными бутафорскими челюстями.

«Да, я разок-другой встречал в Виндзорском замке Рождество  – надо же где-то его встречать, - скажет Филипп много лет спустя. – Будь это просто случайное знакомство, оно бы, конечно, имело огромное значение. А когда вы в родстве – я ведь знал там половину людей, и все они были моей родней, - ничего странного в том, что мы поддерживали добрые отношения. И вовсе не обязательно думать о матримониальных планах».

В то время Елизавета  была в восторге от шуток кузена, особенно когда он протягивал ей банку  орехов, а оттуда выскакивала игрушечная змея, или когда за обедом подавал ей булочки, сопровождая это, по ее выражению, «грубыми кишечными звуками». Подчас она так хохотала, что не могла есть.

«Думаю, это серьезно началось в Балморале», - сказал Филипп, вспоминая  миловидную двадцати летнюю принцессу, которая и через три года смеялась его шуткам.

После того как Филипп провел несколько дней  в шотландской  резиденции королей, Его Величество почувствовал, что принц злоупотребляет гостеприимством.

«Мальчику пора на юг», - сказал Георг  VI своему любимому конюшему, подполковнику BBC Питеру Таунсенду. И Филипп был вынужден откланяться. Позднее он предлагал Елизавете навещать его в Кенсингтонском дворце, где имела покои его тетя, маркиза Милфорд-Хейвенсая, и в доме Маунтбаттенов на Честер-стрит. Кроме того, он уговорил Елизавету нанести визит старшей дочери лорда Маунтбаттена, Патриции, и ее новому мужу лорду Брэбурну, которые жили в скромном коттедже в графстве Кент. Филипп возил принцессу и в Коппинс, Букингемширское поместье герцогини Кентской, где он провел многие отпуска. Греческая герцогиня Марина, которую привезли в Англию, чтобы выдать замуж за герцога Кентского, была одной из любимых родственниц Филиппа. Побывав в Коппинсе несколько раз, Елизавета доверила Марине свою тайну: «Папа не хочет, чтобы я слишком часто виделась с Филиппом или еще с кем-нибудь, так что вы, пожалуйста, не говорите ему».

Через много лет, вспоминая о  своих отношениях с Елизаветой, Филипп сказал: «Мне кажется, одно влекло за собой  другое. Наверное, всерьез я об этом начал задумываться …. дайте прикинуть  ……. в сорок шестом, когда я вернулся в Англию  и приехал в Балморал. Наверное, именно тогда мы…. как бы выразится….. стали подумывать об этом серьезно и даже поговаривать…».

Погостив в Балморале в августе 1946 г., Филипп тайно сделал предложение  Елизавете и опять же тайно получил согласие. Отец был против, да и все остальные родственники.

В августейшем семействе Елизавету  поддержала только ее бабушка королева Мария. Она не улыбалась когда  в ее присутствии высмеивали принца Филиппа, а если речь заходила о «нелепых экспериментальных школах с идеями всеобщего равенства», королева мать мрачнела и устремляла взор в пустоту.

Осторожный король обсудил возможность  брака его дочери с приближенными, и те подкрепили свои рекомендации результатами социологического опроса, проведенного журналом «Санди пикториэл». Оказывается сорок процентов  английский читателей, «обладающих классовым самосознанием»,  против свадьбы Елизаветы с Филиппом, «потому что он иностранец».

Филипп выдавал себя за скандинава. «Точнее, я датчанин, - сказал он репортеру. – Дома мы говорим  по-английски… но иногда  переходим  на французский. Случается и немецкий вспомнить, ведь у меня кузины немки. Когда не найти подходящего слова в одном языке, ищешь в другом…»

Дочь герцогини Мальборо вспоминала, как ее братья надсмехались над Филиппом за глаза. « Он не знал, чем живет страна, - говорила герцогиня. – Он был пришельцем из другого мира – это и привлекало к нему Елизавету. Ну и, конечно, его красота. Ему не суждено было врасти в британский истеблишмент, но он иногда честно пытался стать таким же претенциозным, скучным и чопорным, как и все мы. Разумеется, у него ничего не вышло – яркая индивидуальность брала свое».

Елизавета билась за него геройски. «Вы же все-таки женились на маме, хоть она была и не королевского рода. А Филипп — из королевской семьи».

Но короля она этим не убедила. Любящий отец весьма сомневался, что из Филиппа получится верный муж. Он кое-что знал о том, как молодой лейтенант проводит отпуска, в частности, знал о его привычке наведываться со своим другом и сослуживцем Майклом Паркером в александрийские бордели. Не нравились королю и слухи об отношениях Филиппа с его подругой детства Элен Корде, и уж совсем он не одобрял полуночные вылазки в Уэст-Энд с кузеном Дэвидом Милфорд-Хейвеном. Но больше всего огорчало Георга VI крепнущее желание дочери выйти замуж за Филиппа. Она отдавала себе отчет в том, что ей, как прямой наследнице престола, необходимо получить отцовское согласие на брак, а также согласие правительств страны и Содружества. И тогда Елизавета напугала родителя до полусмерти, выразив готовность пойти по стопам дяди, герцога Виндзорского, который отрекся от престола ради любимого человека.

 Сделав Елизавете  предложение, Филипп принялся  хлопотать о натурализации, желая впредь именоваться «лейтенантом военно-морского флота Его Величества Филиппом Маунтбаттеном». Впоследствии он будет отрицать, что делал это по настоянию дяди Дики. «Я не придавал этому (приобретению английского гражданства и аристократической фамилии) слишком большого значения, — скажет он биографу в 1971 году, — но в конце концов убедился, что  лучшей альтернативы не существует... Общество заблуждается, считая, что дядя Дики всю жизнь руководил моими поступками».

Отказавшись от прав престолонаследия, Филипп затем отрекся от греческой православной церкви, чтобы принять англиканскую. 16 декабря 1946 года «Нью-Йорк тайме» заявила на первой полосе, что лишь политические соображения, погубившие так много королевских романов, задерживают оглашение помолвки принцессы Елизаветы, наследницы британского трона, и греческого принца Филиппа. И снова Букингемский дворец дал опровержение.

"Наконец короля удалось уломать.  Он позволил дочери выйти замуж  за Филиппа, который сменил фамилию, национальность, религию и уже не вызывал у британского истеблишмента зубного скрежета. Дядя Дики быстро познакомил племянника с воротилами прессы, и те признали, что родство с королевой Викторией (Филипп, как и Елизавета, приходился ей праправнуком) и служба на Его Величества военно-морском флоте делают его вполне подходящим кандидатом в консорты. И все же король еще долго не соглашался официально сообщить о помолвке. Георг VI распорядился хранить эти планы в строжайшей тайне до его возвращения из Южной Африки. В нем еще не умерла надежда, что Елизавета передумает. Придворные получили указания опровергать все слухи, касающиеся наследницы престола и ее избранника, а от Филиппа король потребовал крайней осмотрительности, запретил ему показываться на людях рядом с Елизаветой до возвращения августейшей семьи в 1947 году.

Филиппу не удалось попрощаться  с невестой на вокзале Ватерлоо или у портсмутского причала, на борту корабля, увозящего королевскую семью. Будущему зятю короля не позволили даже прийти в Букингемский дворец на прощальный обед, и ему настоятельно не рекомендовали показываться через десять недель на пристани, чтобы встретить королевскую семью. Однако король разрешил Филиппу писать Елизавете письма. Правда, за два дня до ее отбытия жениху и невесте дали, возможность отпраздновать помолвку в лондонском особняке Маунтбаттена на Честер-стрит.

Однако король не спешил известить  подданных о матримониальных планах дочери. Он вычеркнул имя Филиппа из списка приглашенных в Виндзорском замке по случаю скачек в Аскоте. Но восьмого июля Филипп (в то время преподаватель королевского военно-морского училища младших офицеров в Кингсмуре) позвонил Его Величеству. Он просил разрешения вечером приехать в Букингемский дворец и подарить Елизавете доставшееся ему от матери обручальное кольцо с алмазом в три карата. Король дал согласие и любезно пригласил будущего зятя на ужин.

И, наконец, через два  дня представитель королевского двора, который два года опровергал слухи о помолвке Елизаветы и Филиппа, сообщил, что таковая состоялась.

  Британские средства массовой информации преподнесли помолвку как роман века. «Это вовсе не брак по расчету», — утверждала «Дейли мейл». «Молодые давно и искренне влюблёны друг в друга», — вторила ей «Дейли телеграф». Даже скептичные американцы не подвергли их слова сомнению. «Видя эту симпатичную девушку и молодого морского офицера вместе, мир предпочитает думать о любви, а не о политическом союзе», — говорилось в редакционной статье «Нью-Йорк тайме». Впрочем, Филипп в женитьбе по расчету не видел ничего предосудительного, До 1923 года такие браки для королевских семей считались в порядке вещей, и любовь редко играла мало-мальски значительную роль. Он имел возможность узнать об этом от своих родителей, от двух дядей Маунтбаттенов и от всех кузенов и кузин, включая Марину, нищую греческую принцессу, которую английская династия взяла к себе, чтобы остепенить гомосексуалиста герцога Кентского. Филипп всегда отличался прагматизмом; предлагая руку и сердце Елизавете, он прислушивался не только к голосу любви.

«Как ты думаешь, почему я женюсь?—  спрашивал он Кобину Райт. — Скажу честно: потому что у меня никогда не было своего угла. С восьми лет я кочую по школам и кораблям».

Почти четверть века спустя Филипп публично признает, что в брак с Елизаветой он вступил по расчету. К тому времени он будет женат на Елизавете двадцать четыре года, обеспечит трон наследником мужского пола и смирится с ролью консорта. Кроме того, он научится скрывать свои связи с другими женщинами.

«Но из этого не следует, что он не любил Елизавету, когда женился на ней,» — скажет его американский Друг Ларри Адлер, аккордеонист, который на родине попадет в черный список за членство в коммунистической партии и будет вынужден переехать в Англию. Адлер прибьется к компании друзей Филиппа, регулярно собиравшейся в резиденции герцога Эдинбургского на обед по четвергам и получившей известность как «Четверг-клуб». — Спросите, был ли он в нее влюблен? Нет, но питал к ней огромное уважение».

 Действительно, на чье-то замечание, что Маргарет гораздо миловиднее своей сестры, этого гадкого утенка, Филипп вспылил: «Вы их не знаете. Елизавета мила и добра, как её мать».

Филиппу не позволили касаться подготовки свадебного торжества. Ему позволили включить в почетный список гостей кузена, Дэвида Милфорда, но кроме него, Филипп пригласил всего лишь двух человек, хотя, на церемонии присутствовало две, с половиной тысячи гостей. Этими баловнями судьбы оказались сослуживец и закадычный друг жениха Майкл Паркер и мать Элен Корде. Мать же Кобины Райт-младшей, первой его любви, фигурировала в официальном списке приглашенных как светский обозреватель от Херста. Кроме того, Филиппа не желали видеть в Букингемском дворце до урочного дня. Как-никак, свадьба наследницы трона — не просто обряд бракосочетания, а дело государственного значения, которое привлечет внимание мира к британской монархии. А потому король с королевой открытым текстом довели до сведения жениха, что его сестры и их немецкие мужья, поддержавшие гитлеровский «Третий рейх», не будут гулять на празднике. Все они остались в Германии и слушали радиорепортаж из Букингемского дворца, сидя в замке Мариенбург южнее Ганновера. Принцесса Маргарита Гогенлоэ-Ланденбургская, маркграфиня Баденская и принцесса София Ганноверская поздравили брата по телефону. «В подарок от нас всех мы ему послали золотую авторучку с выгравированными нашими именами»,— сказала принцесса София.