Королевская семья Англии

Изучив список гостей, королева послала  приглашение матери Филиппа, которую  считала «милой, но странной… определенно  странной»

3a6oтясь о соблюдении приличий на свадьбе дочери, она ласково поинтересовалась у Филиппа, не согласится ли его мать ненадолго расстаться с монашеским одеянием. Филипп тотчас понял, что мрачную серую сутану с белым апостольником, подпоясанную веревкой, а так же четки необходимо убрать в шкаф до лучших времен. Посему не свадебной церемонии в Вестминстерском аббатстве принцесса Эндрю сидела рядом с августейшей четой, облаченная в шляпку и простое шелковое платье, которое, впоследствии Ее Величество назовет «Очень милым и вполне подходящем случаю».

Утром перед свадьбой Филипп выразил свою обеспокоенность предстоящей женитьбой на женщине, которой суждено стать королевой. «Мы вместе завтракали, и он сказал: «Никак не пойму, кто же я на самом деле — первый смельчак на свете или последний дурак», — вспоминал родственник принца.

Вечно нуждающийся жених, которому звание лейтенанта королевского флота давало восемь гиней в неделю, в одночасье стал особой с рангом, титулом и положением, а также с правом носить тяжелые, сверкающие золотом эполеты. Он получил камердинера, секретаря по протокольным вопросам, конюшего, королевские апартаменты в Кларенс-Хаусе и пятьдесят тысяч фунтов (примерно сто тысяч долларов) на обновление интерьера. А также замок Саннингхилл-парк для загородных уик-эндов. Прежде чем молодожены успели туда съездить, королевскую собственность на краю Большого Виндзорского парка объял огонь — то был первый из многих таинственных пожаров, которые с тех пор пережил дом Виндзоров.

Утром в день свадьбы  Филипп опустился на колено перед королем, тот обнажил шпагу и, дотронувшись клинком до каждого плеча будущего зятя, сделал его кавалером; ордена Подвязки. В британской иерархии это высшая награда, которой может удостоить король: В письме матери Его Величество признался, что восемью днями ранее этому же ритуалу он подверг Елизавету, чтобы дать ей преимущество пред мужем.

Филипп, вынужденный сменить гражданство, фамилию и религию, сам себя низвел до положения простолюдина. За все эти жертвы он был вознагражден тремя высочайшими титулами Великобритании: барон Гринвичский, граф Мерионетский и герцог  Эдинбургский. Правда, ему не достался титул принца английского, и этот вопрос не обсуждался до 1957 года. Но уже накануне свадьбы Филипп имел возможность почувствовать, сколь упоительно звучат слова «Ваше Королевское Высочество». Это раздосадовало некоторых аристократов, которые даже сегодня подчеркивают, что британские герцоги, не связанные кровными узами с правящей династией, — это «светлости», а не «Королевские Высочества». Его Величество решил облагородить своего двадцатишестилетнего зятя, чтобы дочь получила статус супруги пэра. К тому же он заботился о благородном происхождении внуков. «Да, конечно это более чем щедро, — сказал он, — но я надеюсь, Филипп понимает ответственность, которая легла на его плечи».

Елизавета выходила замуж  избалованной, выпестованной в оранжевых условия дочерью пуритан. А Филиппа воспитали родственники, сами выросшие в атмосфере упадка и безнравственности. Елизавета с младенчества вдыхала успокоительные дворцовые запахи воска и свежих роз, а Филипп привык к нафталину, которым безнадежно пропахла одалживаемая ему одежда, и к жизни на обшарпанных чемоданах. Двадцатишестилетний бродяга, побывавший в Европе, Австралии и на Ближнем Востоке, взял в жены девушку двадцати одного года, всего лишь раз на своем веку покинувшей родные пенаты, чтобы погостить в Южной Африке.

Будущий супруг Елизаветы  не принадлежал к числу одаренных  и всесторонне развитых людей, но он, по крайней мере, двенадцать лет учился по общепринятым программам да еще несколько лет в военно-морском училище, и краснеть из-за плохо подвешенного языка ему не случалось никогда. Он мог с уверенностью, граничащей с наглостью, без стука войти в любой дом, небрежно представиться, подойти к самой красивой девушке и сказать: «У вас тут гораздо приятнее, чем там, откуда я только что сбежал». Филипп умел болтать с кем угодно и о чем угодно, а Елизавета постоянно подыскивала слова.

Через несколько лет  и Филипп будет вынужден признать свое невежество. «С прискорбием сознаюсь, что все мои степени – дань титулу», - услышат от  него студенты  Делийского университета в Индии. «Мое поколение оканчивало лучшие школы и ухитрилось при этом оказаться самым малограмотным за всю эпоху, - скажет он потом в Уэльском университете. – Я – часть потерянного поколения и сейчас пытаюсь наверстать упущенное в период между тридцать девятым и сорок пятым годом.

В 1948 году у Елизаветы  и Филиппа родился сын, принц  Чарльз

Принц Филипп, решив стать  адмиралом, хотел оставить работу в  Адмиралтействе, где, по его словам, «целыми днями переставляли корабли на карте», и вернуться на флот. Король отчаянно сопротивлялся: он знал, что Елизавета пожелает его сопровождать и на два года покинет Лондон, а ему совсем не хотелось, чтобы дочь уезжала на такой срок. За долгие недели переговоров им удалось прийти к соглашению: Елизавета будет возвращаться в Лондон каждые несколько месяцев, а король разрешит Филиппу оставить скучную должность. В октябре 1949 года герцог Эдинбургский отправился на Мальту, где его дядя, Дики Маунтбаттен, заместитель главнокомандующего Средиземноморским флотом, через некоторое время назначил его капитаном фрегата «Сорока». Команда уважала Филиппа, но не любила.

Елизавета верная своему обещанию, осталась с ребенком в  Англии на несколько недель. Но потом  помчалась к Филиппу. Маунтбаттены предавали свою резиденцию в Вилла-Гардаманья в распоряжение Елизаветы и Филиппа на время визитов принцессы.

Елизавета вернулась домой  только после того как ее муж ушел в море. Оказавшись дома, Елизавета  обнаружила, что беременна. Поэтому  в марте 1950 года она отправилась на Мальту, чтобы сообщить мужу новость и провести с ним еще один месяц. Она не видела Филиппа до тех пор, пока он не прилетел с Мальты ближе к концу лета, а 15 августа она родила дочь. Филипп пробыл дома месяц, а потом снова вернулся на службу.

Елизавета присоединилась к нему в ноябре. Они прожили  вместе три месяца, а дети снова  остались с нянями и старшим поколением. Позднее Принц и принцесса  путешествовали по Италии и Греции.

Филипп критиковал Елизавету  за то, что она бросила больного сына на несколько недель, когда у него была простуда. Критика ее веса и гардероба волновала ее больше.

Елизавета была на Мальте, когда ей срочно понадобилось вернуться в Лондон, из-за ухудшения здоровья отца.  Филиппу пришлось последовать за ней через несколько месяцев. Он простился со своей командой 16 июля 1951. «Последние одиннадцать месяцев были самыми счастливыми в моей жизни моряка». Пять дней спустя он улетел в Англию, где его встречал маленький сын, принц Чарльз, вместе со своей няней. Однако Елизаветы в аэропорту не было. Она отправилась на скачки в Аскот.

Через три месяца они  предприняли официальное турне  по Канаде. И снова Елизавета и  Филипп оставили детей на попечение  гувернанток и родителей. Они  пропустили первый шаги принцессы Анны и третий день рождения принца Чарльза. Филипп заявил, что эта страна оказалась удачным вложением.

Елизавета никогда не жаловалась на условия, в которых ей приходилось  жить за границей. Она предоставляла  это мужу. Во время посещения Вашингтона супруги остановись в Блейр-Хаусе. Ночью их разбудило хождение секретных агентов. На следующее утро Филипп обратися к начальнику протокольного отдела Генри Катто: «Вот что я хочу у вас спросить, Катто. Зачем вы набираете на работу профессиональных хлопальщиков дверьми?» Катто немедленно приказал обить все двери войлоком.

Елизавета и Филипп вылетели из Лондона в Южную Африку 31 января 1952 года в сопровождении нескольких близких людей.

Во время этой поездки  скончался король Георг V. Это случилось во сне из-за закупорки сосудов.

Елизавета и Филипп провели эту ночь в Триопе, отдаленном форпосте в африканских джунглях, где наблюдали за тем, как животные лижут соль. На рассвете уставшие супруги вернулись в королевский охотничий домик Сагана, чтобы несколько часов поспать. Репортер Рейтер поучил телеграмму из Лондона и встретился с личным секретарем королевы.

Он передал новость  адъютанту Филиппа. В Кении он разбудил принца. « На долю Филиппа выпало рассказать королеве о кончине отца, - вспоминал адъютант. – Вероятно, это был самый трудный момент в его жизни. Он только и смог проговорить: «Какой страшный удар!» Филипп вывел Елизавету в сад, они прогуливались по дорожкам, а он все говорил, говорил и говорил… Никогда  в жизни я не испытывал такого сочувствия.  Принц не из тех, кто демонстрирует свои эмоции, но , глядя на его лицо, я все понимал – оно так и застыло. Я никогда не забуду тех мгновений. Казалось, я обрушил на него полмира… Все остальные тут же принялись за дело, и уже через час мы покинули охотничий домик».

Теперь будучи подданным  своей жены, Филипп должен был называть ее «мадам» на публике и идти в четырех шагах позади. Елизавете и Филиппу пришлось покинуть Кларенс-Хаус – а они оба этого не хотели – и переехать в Бук-Хаус, как они называли Букингемский дворец.

- О Господи, теперь  мы будем вынуждены жить за оградой, - сказала королева.

- Проклятье! – ответил  ее муж.

Его не совсем привлекала перспектива поменять современный, удобный Кларес-Хаус на холодные комнаты Букингемского дворца, где постоянно гуляли сквозняки. Десять тысяч окон, три мили коридоров, застеленных красными дорожками, тысяча часом десять тысяч предметов мебели, шестьсот девяносто комнат, двести тридцать слуг и двор площадью в сорок пять акров. Поэтому принц Филипп, заявивший, что «чувствует себя как квартирант», предложил использовать дворец в качестве рабочего помещения и места официальных приемов, а им самим  остаться в Кларес-Хаусе. Королева поговорила с Уинстоном Черчиллем, но тот возмутился. Он настаивал на том, что Букингемский дворец должен быть домом суверена, а не только его рабочим местом – центральной точкой для всей нации, средоточием монархии.

Если Елизавета вернула  матери королевские привилегии, то мужа она обделила. Более того, она  не оказала Филиппу чести  и  не позволила ему заглядывать  в красный ящик, содержащий секретные документы, которые правительство присылало ей для одобрения. Так она нарушила традицию: большинство правящих монархов, которые позволяли своим супругам знать о содержимом красного ящика. Однако Елизавета II отказалась делить ответственность с супругом. Советников так поразило ее решение, что они вторично поставили пред ней вопрос о возможности  позволить принцу Филиппу иметь доступ к государственным секретам. Она ответила: «Только не к красному ящику». А  мужу пожаловалась, что во всем виноваты советники.

Через несколько недель ее друг написал статью о принце Филиппе в «Нью-Йорк таймс мэгэзин», где процитировал королеву относительно того, как следует обращаться с  мужьями:

«Что вы делаете, когда  ваш муж очень хочет что-то получить, а вы - против?» - спросила она у подруги.

«Ну, мадам, - ответила подруга , -  я пытаюсь отговорить, убедить  его и иногда нам удается добиться компромисса».

«Понимаю, - сказала королева. – А у меня другие методы. Я  говорю Филиппу, что он получит желаемое, а потом делаю так, чтобы этого не произошло».

Елизавета так крепко держала  в руках свои привилегии, что даже не разрешила мужу входить в комнату  Букингемского дворца во время еженедельных аудиенций, даваемых премьер-министру.

«Раньше… мы все делали вместе, - сказал Филипп об их жизни перед восхождением Елизаветы на престол. – Я, естественно, играл ведущую роль».

Теперь все это было позади. Сильный доминирующий супруг неожиданно лишился своего положения. Он больше не был равен своей жене. В соответствии с конституцией его статус полностью определялся королевой.

Филипп не мог сесть, пока стояла королева. В первые годы она настаивала на своих монарших прерогативах. Если Филипп входил в  комнату после нее, ему приходилось  кланяться и говорить: « Прошу  прощения, Ваше Величество».

Его друзья беспомощно наблюдали  за тем, как после восхождения  Елизаветы на престол Филипп начал  погружаться в депрессию.

«Это было видно невооруженным  глазом, - сказал своей жене бывший король Югославии Петр после похорон короля. – Не знаю, сколько он еще продержится, оказавшись в таком положении».

«Он часто говорил: «Я ни то, ни другое. Я – ничто», - вспоминала жена адъютанта Филиппа.

Филипп, который стремился  стать адмиралом, понял, что его  военно-морская карьера закончена. Он запирался в своих покоях и долгие часы проводил в одиночестве, общаясь только со старшей сестрой Маргарет.

« Ты можешь представить, что теперь произойдет», - сказал он ей о своих предчувствиях.

На следующий день после  похорон короля Маунтбаттены принимали  своих немецких родственников, и дядя Дики радовался тому, что дом Виндзоров больше не правит Англией. Он хвастался, что кровь Баттенбергов с далеких берегов Рейна сумела подняться на самый высокий престол на земле. Его кузен, повторил его слова королеве Марии, которая пришла в ярость. Для нее не было секретом, что семья Филиппа произошла из дома Шлезвиг-Гольштейн-Зондербург-Глюксенбургс-Бек.

«Филипп не носит фамилию Маунтбаттен, - заявила она. – Если у него вообще есть фамилия, то это Глюксбург!»

Семья Филиппа (вследствие брака греческого короля Георгия I и великой княгини Ольги, внучки царя Николая I) включала семнадцать королей из дома Ольденбургув, семь русских царей, шесть королей Швеции и трех королей из дома Шлезвиг-Гольштейн-Зондербург-Глюксенбургс-Бек.