Научное творчество Бехтерева

 Из всего сказанного  понятно, в какой области развивались  и сосредоточивались главные  научно-исследовательские интересы  Владимира Михайловича. В речи, произнесенной на торжественном  собрании 20 декабря 1925 г., посвященном  40-летнему юбилею профессорской  деятельности В. М. Бехтерева,  проф. М. И. Аствацатуров говорит: «В том величественном здании научной славы, которое окружает В. М. Бехтерева, деятельность его как невропатолога является как бы фундаментом. Хотя научные интересы Владимира Михайловича с самого начала были чрезвычайно разнообразны и разносторонни, но не подлежит никакому сомнению, что главным центром его научных интересов в начале его деятельности были неврологические вопросы. И в этой области он уже тогда приобрел всемирную славу выдающегося ученого. Анатомия нервной системы в том виде, как мы ее знаем в настоящее время, характеризуется, как известно, чрезвычайной стройностью, ясностью и законченностью, и это, естественно, может подать повод к ошибочному предположению, что выяснение вопросов, связанных с анатомией нервной системы, не представляет собой сложности. На самом деле те сведения, которыми мы пользуемся на каждом шагу в нашей клинической работе, были добыты с чрезвычайными трудностями и являются результатом усилий целого ряда выдающихся ученых, среди которых Владимиру Михайловичу принадлежит одно из первых мест».

 Проф. Аствацатуров, обрисовывая положение и задачи неврологии в тог период, когда Владимир Михайлович начинал свою научную работу, указывает, что это время характеризовалось стремлением разобраться в чрезвычайно сложном аппарате нервной системы, проследить все нервные пути от головного мозга к периферии и обратно, установить те бесчисленные связи, которые существуют между различными центрами нервной системы. Эта задача представляла громадные трудности, особенно на первых порах, когда зарубежными учеными были изысканы только методы исследования. Можно сказать, что именно Владимир Михайлович, несмотря на все эти трудности, построил в стройном здании анатомии нервной системы фундаментальную стену. Нет той главы в анатомии головного и спинного мозга, которую можно было бы изложить, не упомянув его имени, с которым прежде всего непосредственно связан ряд терминологических обозначений. Его труды, посвященные этим вопросам, являются настольной книгой каждого невропатолога во всем мире. Не меньшие заслуги принадлежат Владимиру Михайловичу и в области физиологии нервной системы. Для правильной их оценки следует вспомнить, что в восьмидесятые годы было положено только начало научному изучению физиологии головного мозга. До этого времени еще процветала теория Галля, который пытался локализовать в определенных участках головного мозга такие сложные свойства человека, как доброта, вспыльчивость, память, мудрость и т.п., причем определял наличие этих «центров» по особенностям строения поверхности черепа, «шишкам», которые с его точки зрения соответствовали наличию известных способностей. Влияние этого примитивного лжеучения еще довольно долго сказывалось на правильном научном развитии учения о функциях головного мозга. Еще около 40 лет назад довольно известный немецкий ученый Мебиус связывал математические способности с особой конфигурацией височных областей черепа.

 «Основы учения о  функциях мозга» имеют поэтому не меньшее значение, чем «Проводящие пути».

 Но заслуги Владимира  Михайловича, говорит проф. Аствацатуров, перед русской неврологией не исчерпываются чисто научными исследованиями. Первый русский неврологический журнал был основан В. М. Бехтеревым, первое неврологическое общество было основано им, как и первые чисто неврологические лаборатории. Он всегда привлекал к себе громадное количество учеников и создал первую, чрезвычайно обширную неврологическую школу в России. «Если неврология вообще обязана Владимиру Михайловичу чрезвычайно многими и существенными открытиями, содействовавшими ее развитию, то русская неврология обязана Владимиру Михайловичу своим существованием».

 Во время профессорской  деятельности Владимира Михайловича  преподавание и изучение невропатологии  и психиатрии, за малыми исключениями, сосредоточивались в одних руках.  Обе специальности были уже  тогда настолько обширны, что  одному человеку невозможно было  равномерно работать в той  и в другой области. Преимущественное  направление работ профессора  определялось, конечно, его сложившимися  научными склонностями и интересами. Но так как головной мозг  человска является тем органом, который обусловливает возникновение и развитие психической деятельности, ее субстратом, основой, то совершенно очевидно, что для изучения болезненных нарушений психической деятельности знание строения и функций центральной нервной системы столь же важно и необходимо, как и для невропатологии. Отсюда следует, что основные капитальные труды Владимира Михайловича по анатомии и физиологии мозга имеют для психиатрии не менее существенное значение, чем для невропатологии.

 Нельзя поэтому не  признать, что долго продолжавшееся  совместное изучение обеих специальностей  — невропатологии и психиатрии  — имело свои положительные  стороны, оно сближало, даже прочно  спаивало научные и клинические  интересы исследователей и давало  их мышлению совершенно определенный  неврологический уклон. Этот уклон  содействовал образованию обширной  группы психиатров, которая лучше  и точнее всего обозначается  как группа психиатров-неврологов  или психиатров-психофизиологов в противовес психиатрам-психологам в старом, метафизическом, понимании термина психологии, господствовавшем в то время.

 Психологическое направление  как более старое продолжало  развиваться, не давая существенных  научных результатов. Чисто феноменологическое, метафизическое, оторванное от практики, оно, однако, лишь постепенно и  с большим сопротивлением сдавало  свои позиции. Еще сейчас в  западноевропейской и американской  психиатрии идеалистические школы  представлены в немалом количестве. Тем не менее физиологическое и особенно патофизиологическое направление упорно и настойчиво завоевывает психиатрию. Таким образом, психиатрия явилась последней из медицинских наук, разрывающих связь со старым, отжившим «психологизмом». В этом нет ничего удивительного, так как старые психиатры, приступая к изучению душевных болезней, хотя и признавали, что душевные заболевания являются болезнями мозга, особенно коры больших полушарий, не могли тем не менее освободиться от влияния психологического субъективизма, не решались рвать с традиционными субъективно-психологическими воззрениями.

 Даже принимая биологические  объяснения психической деятельности, особенно учение о рефлексах  головного мозга, не уживающееся  с воззрениями старых психологических  школ, они в то же время не  могли, объясняя болезненные нарушения  психических процессов, отрешиться  от прочно укоренившихся субъективно-психологических,  идеалистических взглядов и традиций.

 В результате получалось  довольно своеобразное, фальшивое  положение: психиатры как люди  с естественнонаучной подготовкой,  врачи-клиницисты, привыкшие наблюдать  болезненные явления в их объективном  выражении, в то же время  объясняли их происхождение чисто  психологическим путем, несмотря  на то, что они же являлись  основоположниками так называемой физиологической психологии (Вундт, Циген). Несмотря на это, и в настоящее время защитники идеалистического мировоззрения за границей не только говорят, но и пишут о влиянии психического на физическое, продолжая утверждать значение этого, в самой своей сущности парадоксального положения, основанного на еще не изжитых дуалистических воззрениях, на психофизическом параллелизме.

 Однако в психиатрию  все более проникало новое  направление, объяснявшее всю  клиническую картину душевных  поражений генетической связью  с мозгом и телом вообще  и устанавливавшее источник болезненного  поведения человека в расстройствах  анатомо-физиологической системы. 

 Особенно остро были  поставлены эти вопросы Мейнертом, определившим душевные болезни как заболевания переднего мозга, и Вернике — в его учении о двигательных психозах (Motilitats psychosen).

 Флексиг, как упоминалось выше, сделал смелую попытку анатомического обоснования психических функций в своей книге «Мозг и душа» (Gehirn und Seele), произведшей сильное впечатление и явившейся завершением его анатомо-эмбриологических исследований. Эта интересная попытка оказалась неудачной по тем же причинам, что и попытка Мейнерта. Анатомические исследования не были еще при Мейнерте настолько продвинуты, чтобы дать возможность анатомической классификации психозов; во времена Флексига они подвинулись гораздо дальше, но он поставил перед собой слишком обширную задачу, что и привело к неудаче.

 Русская психофизиология  и психиатрия находились в  особо благоприятных условиях  для поступательного движения  именно в этом направлении.  Исследования таких блестящих  ученых, как И. М. Сеченов, И.  П. Павлов и В. М. Бехтерев, создали условия для материалистического  объяснения процессов нормальной  и патологической душевной деятельности. В анатомических и физиологических трудах В. М. Бехтерева, дополненных позднейшими исследователями, даны все необходимые предпосылки для развития материалистического направления в психиатрии.

 Немало работ в области  психиатрии принадлежит самому  Владимиру Михайловичу. Его диссертация  на ученую степень доктора  медицины, которую он защитил  в 1881 г., озаглавлена «Опыт клинического  исследования температуры при  некоторых душевных заболеваниях».  До него на температуру при  душевных болезнях вообще обращалось  мало внимания, вследствие чего  нередко проходило незамеченным инфекционное происхождение некоторых психозов, что, безусловно, отражалось на успешности их лечения. Бехтереву удалось, благодаря, его наблюдательности, выявить колебания температуры при некоторых формах психозов, при которых она считалась нормальной.

 Заслуживают внимания  психиатров работы Бехтерева  о локализации галлюцинаций в  пространстве, о механизме развития  фобий и половых извращений  с точки зрения сочетательных  рефлексов и о введении в  практику объективных методов  исследования. Им описаны новые  формы фобий и навязчивых состояний:  боязнь покраснеть, подавиться, боязнь  «великого выхода» у священников,  чужого взгляда, навязчивая улыбка, потение рук и др. Он обратил  внимание на галлюцинозы периферического происхождения, связанные с нарушением обоняния, слуха, с невралгическими явлениями. Эти наблюдения Владимира Михайловича заслуживают полного внимания, по эти явления могут рассматриваться только как симптомы, но не как самостоятельные психозы, — в этом отношении Бехтерев еще не освободился от влияния симптоматической психиатрии.

 Сравнивая работу Бехтерева  в области психиатрии с тем,  что им сделано в области  невропатологии и неврологии, следует  признать, что в этой последней  им сделано гораздо больше, —  в ней он оригинален и самобытен.  Но в разнообразных исследованиях  Владимира Михайловича в области  психиатрии особенно ценно его  постоянное стремление к материалистическому  объяснению анализируемых им  явлений. 

 В. М. Бехтерев явился  основоположником экспериментальной  психологии в России, организатором  соответствующих лабораторий —  сначала в Казани, а затем в  Военно-медицинской академии. Это  направление, в то время новое,  привлекло внимание многих исследователей, и из его лаборатории вышло  немало серьезных работ. 

 Однако психофизиологическое  направление исследований, при котором  данные субъективного метода  эклектически переплетались с объективными данными, добывавшимися экспериментом, не удовлетворяло Владимира Михайловича, который стремился к построению «объективной психологии», свободной от идеалистических влияний.

 В то время на  Западе появилась новая школа,  стремившаяся превратить психологию  в науку о поведении (бихевиоризм). Она берет начало от американских  исследователей Моргана и Торндайка, которые, исследуя животных, могли, конечно, проникнуть в их психические процессы, без присвоения им человеческих качеств. Отсюда и возникло «поведенческое направление» в психологии, сводившее анализ психических явлений к регистрации раздражения, физического и социального, и к изучению ответа или реакции на эти раздражения — поведения. Все внутреннее содержание психических процессов (мотивы, обусловливающие поведение человека, его поступки) оставалось вне поля зрения исследователя (реактология Корнилова). Это направление Бехтерев и положил в основу своей объективной психологии, которую он предложил называть вместо психологии «наукой о поведении».

 Это было заблуждением, проистекавшим, правда, из упорного  стремления к объективизму и  отказа от метода самонаблюдения, игравшего в старой идеалистической психология большую роль. Поступки человека нельзя рассматривать просто как реакцию на раздражение или как рефлексы. Особенно неправильно и невозможно объяснять с этой точки зрения социальное поведение человека, его поступки в ответ на различные социальные раздражения. Помимо всего, нельзя забывать о том значении, которое имеет для поведения человека его миросозерцание.

 В 1886 г. Владимир  Михаилович опубликовал экспериментальное исследование, которое показало, что разрушение двигательных областей мозговой коры у собак совершенно лишает их навыков, привитых им дрессировкой. Этим было доказано, что именно кора, а не подкорковые узлы, является хранилищем приобретенных навыков. Это открытие Владимира Михайловича и легло в основу его рефлексологической теории, которую он изложил в своей книге «Основы общей рефлексологии», являющейся дальнейшей попыткой обоснования его объективной психологии. Провозвестником рефлексологического направления в психологии был, конечно, Сеченов с его работой о рефлексах головного мозга.

 Прежде чем перейти  к оценке рефлексологии, следует  познакомиться в самых кратких  чертах с одной работой Бехтерева,  получившей большое распространение  и названной им «Психика и  жизнь» (1902). В небольшом предисловии  к этой книге автор справедливо  замечает, что вопросы о возникновении  и взаимоотношениях психики и  жизни принадлежат к числу  наиболее жгучих и важных, затрагивающих  коренным образом наше мировоззрение.  Исходя из того, что они заслуживают  особого внимания, автор пытается  проанализировать данные, которыми  располагает современная наука  для разрешения вопросов о  взаимном отношении психических  и материальных процессов. В самой книге Бехтерев дает краткий обзор всех существовавших по этому поводу теорий, начиная с древних времен, приводит все новейшие взгляды и развивает свое учение о разрядах нервной энергии, послужившее анатомо-физиологическим обоснованием «энергетической» точки зрения на деятельность мозга, — «энергетического монизма», который Бехтерев развивает в рассматриваемой книге и которым проникнута его рефлексология.