Липот Сонди: биографический очерк

Липот Сонди: биографический очерк

На просторах Австро-Венгерской империи в захолустном городке Нитра, жители которого большей частью принадлежали к национальному меньшинству – словакам, 11 марта 1893 года в семье сапожника  Абрахама Зонненшайна, родился сын, которого назвали Липотом.

Казалось, судьба не сулила ничего хорошего этому ребенку, жизнь должна была проходить серо и обыденно. Его мать, Тереза Кон, была неграмотной, постоянно болеющей, женщиной, всецело поглощенной заботами о детях и пасынках, движимая во всех своих поступках сильными материнскими чувствами. Выйдя замуж за вдовца, уже имевшего четырех детей от первого брака, она родила еще девятерых. Липот был уже двенадцатым ребенком в этом многочисленном семействе. Как и во всякой семье, где много детей, они постоянно соперничали между собой, и каждый хотел получать больше родительской любви, чем остальные. Поэтому отношения между детьми были очень не простыми. Любовь и ревность, зависть и холодность, долг и страсть всегда шли рука об руку и проживались в этом семействе искренне и глубоко. Все это многократно усиливалось большой разницей в возрасте между сводными братьями и сестрами и связанной с ней эмоциональной разобщенностью. Должно быть, именно поэтому столь рано и столь сильно у Липота развилось глубокое и обостренное чувство справедливости. Упрямство и замкнутость также были чертами его характера. Неспроста в зрелые годы своей научной деятельности Липот много внимания уделял изучению внутреннего мира эпилептиков, которых отличают именно эти черты. Позже, возможно, именно упорство (сестра упрямства) и осознание того, что всего на свете он должен добиваться только своими силами, побудили Липота оставаться в оккупированной фашистами Венгрии и продолжать начатые до войны генетические исследования близнецов.

Абрахам Зонненшайн совсем не был успешным и предприимчивым, его дела шли скорее в убыток. Этим он сильно отличалась от других глав семейств еврейского квартала, где жили довольно зажиточные и преуспевающие коммерсанты. Дети досадовали на отца из-за отсутствия у него настоящей деловой хватки. Глубокая религиозность Абрахама приходила в противоречие с жизненными принципами более успешных соседей. Возможно, это и служило причиной их бедности. Семья действительно жила бедно. Только благодаря старшим детям, проживающим в Будапеште, семья Липота не умирала с голоду, поскольку они оказывали существенное материальное вспоможение. Сводные братья давно стали самостоятельными и хотели жить независимо от отца, тем более, что его второй брак сильно отдалил их от него. Однако они оказывали постоянную финансовую поддержку своему неудачливому отцу.

В конце-концов, когда дела пошли совсем плохо, именно старшие дети помогли в 1898 году всем перебраться в Будапешт, где продолжали содержать это многодетное семейство. Особо стоит отметить одного из старших братьев, тоже Абрахама, от первого отцовского брака, достигшего прочного финансового положения в Будапеште, на чьи деньги, позже, Липот получил образование – тогда единственный доступный для еврейских детей путь построить карьеру.

Переезд никак не изменил положение семьи. Уехав с насиженного места, мать начала болеть еще чаще, так, что одной из старших сестер, живущей отдельно от родителей, пришлось вести их домашнее хозяйство. От проблем и невзгод Абрахам-старший находил утешение в иудаизме. Будучи глубоко верующим, он совсем оторвался от жизни и, отстранившись от нужд семьи, углубился в изучение еврейских религиозных книг, принимаясь за их чтение еще до восхода солнца. Он тщательно и ревностно соблюдал все обряды. По большим праздникам он проводил службу в синагоге, выполняя обязанности служки раввина. У прихожан он снискал глубокое уважение, многие считали его примером для подражания.

Однако дома он всех «держал в кулаке». Для  домочадцев отец был домашним тираном, жестоко наказывающим тех, кто нарушал строгие иудейские правила быта. Наказания следовали за любой пустяк, который приходился не по нраву главе семейства. Переменчивый и вспыльчивый Абрахам всех держал в постоянном напряжении. Конечно, это отдаляло детей от отца. Они спешили вырваться из родительского дома. Конфликт «отцов и детей» очень напоминал отношения в семье Братьев Карамазовых - литературных героев Ф.М. Достоевского, из романа, который был любимым произведением Липота со времен гимназии.1 Дети ждали, что отец поможет им встать на ноги, но этого не происходило. Они сбегали от него, рано и поспешно вступая в брак, не слишком вникая в выбор супругов. Липот был единственным из детей, кто оставался с отцом до самой его кончины и помогал ему в исполнении его религиозных обязанностей. Дети, получая независимость, становились успешными в делах,2 но их поспешность, подогреваемая крутым характером отца, играла с ними «дурную шутку» – все их браки были несчастливы. Судьба сводных и родных братьев Липота, известная ему в деталях, в будущем, явилась для него одной из отправных точек в создании научного судьбоанализа [‎42]. Кроме того, опыт старших, научил молодого Липота очень осторожно относиться к собственному решению вступать в брак – женился он довольно поздно в возрасте 33 лет.

Ни религиозность, ни строгость праведного и своенравного Абрахама не приносили достатка семье, и будущее малолетних детей было наполнено сплошной неопределенностью. Уже стареющий, покидаемый детьми отец, чувствуя вину, находит себе оправдание в заботе о Липоте. В младшеньком, он видит единственного и надежного наследника. Он ничего не может дать сыну кроме веры, приносящей ему утешение, и поэтому, отец старательно воспитывает в Липоте религиозность. Он заставляет его изучать венгерский язык, осознавая как трудно будет жить еврейскому мальчику, говорящему на словацком.3 Все это ведет к сильному и глубокому сближению отца и сына.

Липот старательно впитывал все, чему его учил отец. Благодаря отцу Липот знакомится с ритуалами и священным писанием, без сомнения, гораздо более глубоко и основательно, чем того требовал обычай. Вечерами отец объяснял Липоту сложные иносказательные сюжеты Ветхого Завета, и это научило Липота видеть «не видимое», развило утонченное понимание скрытых и явных мотивов человеческих поступков. Он стал пытлив умом. Постоянное участие в религиозных обрядах и следование строгим правилам способствовало формированию, аккуратности, тщательности в делах, вдумчивому и внимательному отношению к фактам и событиям, стремлению к целостности и завершенности. Все это, несомненно, очень пригодилось, когда Сонди, став ученым, занимался научными исследованиями, требующими системности, методичности и кропотливости.

Религиозность, взращенная отцом, способствовала укреплению характера и развила способность стойко переносить все невзгоды жизни. Но самым главным было развитие у Липота веры и способности видеть в происходящих жизненных перипетиях Божий промысел. Сонди, именно благодаря отцу стал и всю жизнь был верующим человеком [‎35]. Вера не раз спасала его. Она помогла ему, как и отцу, преодолевать трудности и пережить самые страшные периоды его жизни – заключение в концентрационном лагере, самоубийство сына и смерть дочери. Пережитый целительный для него религиозный опыт был положен Сонди в основу судьбоаналитической психотерапии, где центральная роль отводится функции веры.

Тонкий мир отношений отца и сына в какой-то мере контрастировал с тем, что Липот встретил в начальной школе, где царила атмосфера муштры и зубрежки и где учителя даже не стремились увидеть индивидуальность детей – для них все были одинаковы. Поэтому, в школе Липот не отличался ни успехами, ни прилежанием, зато хорошо показал свой характер, и здесь вновь проявилось его стремление к справедливости.

Однажды учитель залепил такую сильную пощёчину одному наглому ученику, что у того лопнула барабанная перепонка. Родители мальчика настояли на проведении расследования, чтобы выяснить, что именно произошло. Пришла комиссия. Опросили детей. Никто не осмелился сказать что-то против учителя. Единственный, кто на это отважился, был Липот. В отместку учитель проставил ему в свидетельство очень низкие оценки. Но Липот не опустил руки, он пошел к директору и пожаловался на учителя, который был вынужден выставить после этого адекватные оценки [‎14, с.11].

Все годы обучения в начальной школе Липот жил в семье старшего брата [‎35]. Возможно, что именно в это время отношения между отцом и сыном дали первую трещину – отец фактически отдалил от себя крепко привязавшегося к нему сына.

После окончания начальной школы, когда Липоту исполнилось 11 лет, он поступает в гимназию, где встречает доброжелательных и чутких преподавателей, которые считали необходимым развитие индивидуальных способностей учеников, поэтому часто персонально и безвозмездно занимались с ними даже во внеурочное время. Думается, что такое отношение учителей напоминало Липоту отношения с его отцом. Вероятно поэтому, в гимназии Липот становился одним из лучших учеников.

Однако, деньги на обучение и на покупку книг, Липот вынужден зарабатывать самостоятельно, давая частные уроки отстающим в учебе однокашникам. Отец не оказывает ему никакой материальной помощи, да и откуда ей было взяться. Ведь отец не умел, да и не хотел работать, и вся семья жила на деньги от субсидий преуспевающих братьев. Однако, из этих денег Липот не получал ни кроны на свое обучение. Судьба братьев повторялась и у  Липота. Подростку пришлось самому заботиться о себе. В это время латынь и древнегреческий становятся его любимыми предметами. Вероятно, это было следствием постепенно нарастающих противоречивых и неприятных для Липота чувств к отцу, ведь занятия «мертвыми языками» хорошо помогали ему уйти от действительности и не замечать ее. Постепенно Липот все больше привязывается к своему сводному брату Вильхельму и именно его профессию – профессию врача – он выбирает для себя перед окончанием гимназии [‎35]. Это было верным знаком возникшего конфликта между Липотом и отцом, который так и не был им полностью разрешен  до конца жизни. Свидетельством тому может служить тот факт, что когда в год окончания гимназии в 1911 году, одновременно умирает отец, восемнадцатилетний Липот меняет свое имя и фамилию и становится Леопольдом Сонди.4 Этим шагом, Леопольд вероятно хотел уйти от Судьбы, которая навязывалась ему отцом. С другой стороны, и это следует подчеркнуть, после смерти отца, Сонди, единственный из всех детей, придерживаясь ортодоксальной еврейской традиции, находился в трауре по умершему в течение года. По окончании траура он, продолжал считать себя верующим иудеем, но больше никогда не соблюдал религиозных традиций.

Конечно, это был тяжелый период его жизни, сопровождавшийся противоречивыми чувствами. Он вспоминал отца, свое детство. В памяти всплывали уже пережитые, но хорошо запечатленные детской памятью разные события и сцены человеческих отношений в их семье. Должно быть, тогда он впервые задумался над тем, почему так, а не иначе сложилась судьба его родителей, братьев и сестер. Зачем отец женился второй раз, ведь у него уже была до этого другая семья? Почему он дал жизнь еще девятерым детям, неужели ему не хватало детей от первого брака? Разве было не ясно, что он обрекает их на полуголодное существование? Почему в жены он выбрал именно мать, а не какую-то другую женщину? А почему братья выбирали в жены именно этих женщин, с которыми потом жизнь совсем не складывалась? Должно быть, тогда он впервые задумался и над своей судьбой. Его начали волновать вопросы, на которые многие пытались ответить и до него – почему все происходит так, а не иначе? Что такое судьба? Что движет ей? В поисках ответов он много читал и… о, судьба... творчество русского писателя Ф.М.Достоевского оказалось тем, что направило его мысли в верном направлении. Позже Сонди вспоминал:

«Проблема выбора полностью и окончательно захватила меня после окончания гимназии (1911). Я читал произведения Достоевского и задавался вопросом, почему в качестве главных героев своих рассказов, он, как правило, выбирает убийц и «святых». По моему, Достоевский знал и настойчиво стремился художественно описывать внутренний мир убийц (Раскольников, братья Карамазовы) и святых (Отец Зосима), потому, что сам нес в себе (как скрытую родовую наследственность) и убийцу и святого. Много лет спустя, Генри Трой полностью подтвердил эту точку зрения времен моей юности, записав в биографии писателя, что среди родственников Достоевского были обнаружены и убийцы и святые» [‎33, p. 27-28]. Сонди уже тогда хотел получить ответы на все свои вопросы.

Сразу же после окончания гимназии Сонди погрузился в обучение на медицинском факультете университета Пацмани-Питера (Pazmani-Peter University) в Будапеште, чтобы стать врачом. Но, поняв, что профессия «чистого» медика не поможет ему ответить на терзавшие его вопросы, меняет решение. На третьем курсе он решает посвятить себя медицинской психологии. Он хочет быть невропатологом и психиатром.

Он заинтересовался бурно развивающейся в те времена экспериментальной психологией, ведь он был уверен, что психология – наука, тогда только «набиравшая обороты», действительно поможет ему в его личном «расследовании». Поэтому Леопольд начинает работать в качестве стажера под руководство профессора неврологии и психиатрии Поля Раншбурга в психологической лаборатории лечебно-вспомогательной школы, созданной при этом же университете.5

Сонди становится ярым читателем трудов, ставшего к этому времени знаменитым Фрейда. И в период 1912-1913 годов он прошел персональный психоанализ у Адольфа Ноймана, ученика Шандора Ференци, который в свою очередь был учеником Фрейда, чтобы изучить на кушетке аналитическую работу с ассоциациями и сновидениями.

Когда Леопольд был на четвертом курсе его, как студента-медика, отправили в составе Германо-Австрийских частей на Восточный фронт, причем не в тыловые роты, а на передовую, где он провел все четыре года Первой Мировой. Все, что он пережил на войне, оказалось очень важным для его будущего.

Его жизнь постоянно подвергалась опасностям, но он всегда был там, где было опаснее всего. Он работал непосредственно на передовой, как санитар, вытаскивая раненых из-под обстрела и делая им перевязки прямо во время атаки, чаще всего по ночам. Особый ужас на него и его однополчан наводили русские атаки и артобстрелы. Русские довольно часто прорывали линию обороны, и австрийцам приходилось спасаться бегством, делая это порою по несколько раз в день.6

После одного такого обстрела, в 1916 году, Сонди обнаружил, что один шрапнельный осколок, попав в заплечный ранец, застрял в книге «Толкование сновидений» З. Фрейда. Психология в буквальном смысле слова спасла ему жизнь. Он решил, что должен знать психоанализ и все научные достижения его основателя. Позже этот случай натолкнул его на мысль об объединении всех школ глубинной психологии в единую глубинную психологию.

В другой раз, и в этом же 1916 году, его жизнь спасает приказ прибыть в другую воинскую часть. Как только Леопольд ушел из своей санчасти, которую он оборудовал вместе с другими студентами-медиками, туда попала граната. Вернувшись вечером, он узнал, что оба студента погибли.

Эти случаи позволили Леопольду понять, что судьба не является набором случайных, не связанных между собой событий. В ней всегда прослеживаются определенные, неосознаваемые человеком закономерности, наличие которых Сонди потом подтвердил в пяти важнейших сферах, формирующих судьбу человека – любовь и брак, выбор друзей, выбор болезни, выбор способа смерти и выбор профессии.

До войны Сонди, по его собственным воспоминаниям, почти каждый день переживал сильные приступы страха смерти. Он ужасно боялся умереть. Этот страх начал преследовать его после конфликта с отцом, когда он почувствовал себя одиноким и никому не нужным. Сейчас, на фронте, смерть была рядом, и он привык к ней, она перестала его пугать. Он понял, что смерть не настолько ужасна, как ему казалось раньше. На войне он примирился со смертью, ведь на войне убивают, и страх исчез. Эта была еще одна метаморфоза, которую произвела в нем война.

Но было и еще одно важное открытие, сделанное им на войне. Он понял, что ему уготовано, что-то большее по сравнению с остальными людьми. Он понял, что он, должен совершить нечто такое, что может сделать только он один, и поэтому Бог хранит его от смерти на этой войне, ведь он был и оставался верующим человеком. На фронте его вера укреплялась еще больше, и чем крепче становилась она, тем более бесстрашным становился он, тем больше крепла в нем уверенность в том, что он должен совершить какое-то открытие, которое даст ответы на волновавшие его вопросы о скрытых закономерностях судьбы.