Обеспечение обвиняемому /подсудимому/ права на защиту как один из принципов правосудия

ст. 49 УПК РСФСР устанавливает  случаи обязательного участия защитника. Это становится необходимым, если имеются причины, которые затрудняют обвиняемому (подозреваемому) лично осуществлять защиту, либо ему грозит столь тяжелое наказание, как смертная казнь, а также для достижения фактического равенства правовых возможностей защиты и обвинения. Участие защитника обязательно по делам:

несовершеннолетних;

немых, глухих, слепых и других лиц, которые в силу психических недостатков  не могут сами осуществлять свое право  на защиту;

лиц, не владеющих языком, на котором  ведется производство;

лиц, обвиняемых в совершении преступлений, за которые в качестве меры наказания предусматривается смертная казнь;

лиц, между интересами которых имеются  противоречия и если хотя бы одно из них имеет защитника; делам, которые  будут рассмотрены судом присяжных, защитник должен участвовать с момента предъявления обвиняемому для ознакомления всех материалов дела (ч. 1 ст. 426 УПК РСФСР);

по делам лиц, совершившим общественно  опасное деяние в состоянии невменяемости, а также заболевших душевной болезнью после совершения преступления — с момента установления факта душевного заболевания (ст. 405 УПК РСФСР).

Случаи обязательного участия  защитника в деле проект УПК РФ в основном перенимает из старого  уголовно-процессуального кодекса.

В случае обязательного участия  защитника в деле, если он не приглашен самим обвиняемым, подозреваемым или другим лицом по их просьбе, следователь выносит постановление о выделении защитника, которое является обязательным для профессиональной организации адвокатов (ч. 3 ст. 46 проекта УПК РФ). Подобное новшество позволяет повысить надежность и действенность обеспечения права на защиту. Как и действующий закон, проект УПК РФ одним из обязательных оснований участия защитника в деле признает наличие у подозреваемого или обвиняемого физических или психических недостатков, в силу которых подозреваемый или обвиняемый не может самостоятельно осуществлять свое право па защиту. Характеристика понятия “физический или психический недостаток” содержится в постановлении Пленума Верховного Суда РФ (“лица, хотя и признанные вменяемыми, но страдающие постоянным или временным расстройством душевной деятельности, существенным дефектом речи, зрения, слуха или другим тяжелым недугом”). Однако это разъяснение не является исчерпывающим. Видимо, оно и не может быть исчерпывающим, поскольку, как подметил С. П. Щерба, “по своему характеру физические и психические недостатки чрезвычано разнообразны и для следователя важно знать их характерные признаки, влияющие на способность лица к самостоятельной защите своих прав и интересов” (Щерба С. П. Расследование и судебное разбирательство по делам лиц, страдающих физическими недостатками. М., 1975. С. 8). Анализируя возможное производство по уголовному делу и основываясь на принципах гуманизма, можно говорить о том, что к числу лиц, которые не могут самостоятельно осуществлять свое право на защиту, помимо тех, на которых есть прямое указание в постановлении Пленума Верховного Суда РФ, следует также относить безногих, безруких, калек, лиц с различными уродствами, немощных, престарелых, инвалидов; “если их физические и психические недостатки препятствуют обвиняемому, подозреваемому реализовать хотя бы одно из предоставленных ему законом прав, то наличие такого недостатка должно расцениваться как процессуально значимое обстоятельство н влечь все правовые последствия его установления”. В правовой литературе очень часто возникают споры о том, с какого момента адвокат приступает к выполнению возложенных на него обязанностей по существу защиты.

Так, по мнению Р. Д. Рахунова, “с момента  допуска следователем адвоката к участию в деле он должен приступить к выполнению возложенных на него обязанностей по осуществлению защиты” (Рахунов Р. Д. Участники уголовно-процессуальной деятельности, М., 1961. С. 218). При этом он уточняет, что “именно в данный момент, а не при получении в юридической консультации ордера на ведение защиты, как иногда считается, адвокат принимает на себя обязанности защиты подозреваемого, обвиняемого” Ю. И. Стецовский не соглашается с таким мнением, считая, что это “удобно для адвоката, но не согласуется с законом” (Стецовский Ю.И. Адвокат в уголовном судопроизводстве. М., 1972. С. 40). Л. Д. Кокорев, как бы продолжая данную мысль, уточняет, что “такая позиция направлена против обеспечения обвиняемому права на защиту, так как фактически лишает его возможности иметь защитника”. “Защитник считается приглашенным только после ознакомления с делом и беседы с возможным подзащитным, в ходе которой обвиняемый соглашается с позицией, намеченной адвокатом” (Стецовский Ю. И. Советская адвокатура. М., 1989. С. 232 - 233).

Действительно, с момента подписания соглашения адвокат отвечает за выполнение принятой обязанности. “Адвокат получает ордер па ведение дела, подписанный  заведующим юридической консультацией, который предоставляет право  на вступление в процесс и осуществление всех полномочий по защите” (Резник Г. М., Славин М. М. Конституц.право на защиту. М., 1980. С. 39).

В ходе процесса может оказаться, что  в силу ряда причин избранный адвокат  не может участвовать в деле. В  такой ситуации заведующий юридической консультации обычно рекомендует заключить соглашение на осуществление защиты с другим членом коллегии. “В тех случаях, когда участие избранного обвиняемым защитника невозможно в течение длительного срока, следователь и суд вправе предложить обвиняемому пригласить другого защитника или назначить обвиняемому защитника через коллегию адвокатов” (ч. 3 ст. 48 УПК РСФСР). Защитник назначается обвиняемому и когда его участие является обязательным.

Защитник по назначению может быть лишь в тех случаях, когда обвиняемый действительно по собственной воле отказывается от права избрать себе адвоката; в этом случае на следователя, прокурора и суд возлагается обязанность обеспечить участие защитника в деле (ч. 3 ст. 49 УПК РСФСР). Невыполнение данной обязанности рассматривается как нарушение права на защиту и влечет за собой отмену приговора (п. 4 ч. 2 ст. 345).

Как нарушение права на защиту следует  рассматривать и замену следователем защитника, избранного подозреваемым, обвиняемым.

Адвокат не вправе отказаться от защиты. Это служит для обвиняемого, подозреваемого гарантией пользоваться помощью юриста-профессионала независимо от тяжести преступления и иных обстоятельств. В ст. 48 Конституции РФ предусмотрено: “Каждому гарантируется право на получение квалифицированной юридической помощи”. Поэтому расхождение с подзащитным в вопросе о его виновности не является основанием для отказа на осуществление защиты. Такое мнение адвоката основывается не на его осведомленности о совершенном преступлении, а на убежденности, сформированной в результате оценки имеющихся в деле доказательств. То обстоятельство, что всегда имеется возможность выступить с критикой выдвинутого тезиса, хорошо известно специалистам в области научных исследований.

Защитник не ставится в число  участников процесса, обязанных принимать решение на основе своего внутреннего убеждения. Решение о виновности или невиновности принимает не адвокат, а судья. “Профессиональный долг защитника состоит в квалифицированном и добросовестном анализе доказательств защиты. А такие доказательства есть в любом деле, тем более в таком, в каком обвиняемый не признает себя виновным. Показания обвиняемого — судебное доказательство. Только низким уровнем культуры, непониманием задач, стоящих перед адвокатом в уголовном процессе, можно объяснить упреки в адрес адвокатов, когда их активное поведение характеризуется как “противное правосудию”, выгораживание преступника” (Резник Г. М., Славин М. М. Конституц. право на защиту. М., 1980. С. 49).

Недопущение возможного расхождения  адвоката и подзащитного в вопросе виновности — это только внешняя сторона анализируемой ситуации, при этом такая внешняя процессуальная солидарность не устраняет внутреннего расхождения позиций адвоката и подзащитного. Мы можем говорить, что у защитника, как и у врача, первейшая заповедь — “non negere” — не навредить. Поэтому в случае сомнения, когда адвокат под воздействием своего подзащитного, отрицающего свою вину, сознает слабость и малоубедительность такой позиции, видит, что суд с ней согласится, то он “должен поделиться с подзащитным своими соображениями по поводу доказанности обвинения, а также о том, как может повлиять избранная позиция на исход дела. Но ставить свое участие в деле в зависимость от того, признает или нет обвиняемый свою вину, адвокат не вправе. Тем более он не вправе открыто вставать на сторону обвинения, выражая свое мнение о не согласности с позицией обвиняемого перед органами и должностными лицами, ведущими уголовный процесс” (Ларин А. М. Презумпция невиновности. М., 1982. С. 78 - 79). Адвокат ни при каких обстоятельствах “не может превращаться в обвинителя и признавать своего подзащитного виновным, когда тот отрицает вину” (Степанов В. Каким быть закону об адвокатуре // РЮ. 1994. N 3. С. 12). Подводя итог, можно сказать, что “правильное решение рассматриваемого вопроса состоит в том, чтобы позиции обвиняемого или подозреваемого, отрицающего свою вину, адвокат не противопоставлял свое утверждение о его виновности, а защищал так, как требует закон, т. е. извлекал из материалов уголовного дела и использовал для защиты все, что опровергает подозрение или обвинение” (Петрухин И. Л. Вам нужен адвокат. М., 1993 г. С. 203). Такие обстоятельства адвокат не может обойти молчанием, “поэтому для наиболее полной, защиты он должен избрать альтернативную позицию. Суть ее состоит в том, что, приводя доказательства в пользу подзащитного, адвокат одновременно представляет собранные по делу обстоятельства, смягчающие ответственность или изменяющие квалификацию совершенных действий в благоприятную для последнего сторону на случай вынесения обвинительного приговора” (Резник Г. М., Славин М. М. Конституц. право на защиту. М., 1980. С. 57).

Требование процессуальной солидарности адвоката со своим подзащитным должно распространяться на дела всех категорий  обвиняемых, в том числе и лиц, страдающих физическими и психическими недостатками. “Они признаются законом вменяемыми лицами, т.е. способными отдавать отчет своим действиям и руководить ими, а поэтому подлежат уголовной ответственности и наказанию” (Резник Г. М., Славин М. М. Конституц. право на защиту. М., 1980. С. 50). На основании этого мы можем сделать вывод о том, что игнорировать их позицию при осуществлении защиты адвокат не вправе.

Расхождение в позиции адвоката и подзащитного по общему правилу  допускается в случае, когда “обвиняемый признает себя виновным, а адвокат считает виновность недоказанной или расценивает ситуацию как самооговор, настаивая на невиновности защищаемого им лица” (Мотовиловкер Я. О. Основные уголовно-процессуальные функции. Ярославль, 1976. С. 5). Здесь, по мнению Г. Резника и М. Славина, “адвокат обязан употребить все соответствующие закону средства и способы, чтобы опровергнуть ложность признания подзащитного и помочь суду (следователю) установить истину по делу” (Резник Г. М., Славин М. М. Конституц. право на защиту. М., 1980. С. 53). Поскольку “самооговор — это не его личное дело, обществу не безразлично, кто понесет ответственность за совершенное преступление. Нельзя допустить, чтобы виновность одного взял на себя другой. Каждое зло, каждая несправедливость вредны как личности, так и обществу в целом” (Резник Г. М., Славин М. М. Конституц. право на защиту. М., 1980. С. 53).

Отказ адвоката от осуществления защиты возможен только в случае, “если  он считает, что в силу недостаточной своей профессиональной подготовки не сможет на достаточном уровне провести защиту. Обычно в этом случае он рекомендует

обратиться к коллеге” (Резник Г. М., Славин М. М. Конституц. право на защиту. М., 1980. С. 43).

Часто возникает вопрос: вправе ли адвокат разойтись со своим подзащитным в средствах защиты? Ответ на него для многих юристов однозначен. Защитник — самостоятельный субъект процесса. Он не зависит от незаконных и необоснованных притязаний обвиняемого, подозреваемого, поэтому не только вправе, но и обязан, если клиент требует от него незаконных средств защиты, например, использования подложных доказательств, отказаться от их использования. “Интерес обвиняемого, который выражается в стремлении оправдаться либо достигнуть смягчения ответственности всегда законен, и у адвоката возникает обязанность этот интерес защищать, но делать он это должен безупречным в правовом и нравственном отношении средствами” (Резник Г. М., Славин М. М. Конституц. право на защиту. М., 1980. С. 53).

В отличие от защитника “обвиняемый вправе в любой момент производства по делу отказаться от защитника” (ч. 1 ст. 50 УПК. РСФСР). Такой отказ допускается по инициативе самого обвиняемого. А может ли обвиняемый отказаться от защитника в тех случаях, когда закон требует обязательного его участия? УПК РСФСР однозначно решает этот вопрос: “отказ от защитника в случаях, предусмотренных пунктами 2, 3, 4 и 5 ст. 49, не обязателен для ... следователя, прокурора”. Но “принудительная защита связана с умалением достоинства человеческой личности” (Петрухин И. Л. Судебные гарантии прав личности. // Актуальные вопросы борьбы с преступностью в России и за рубежом. Вып. 8 М., 1992. С. 49). Действительно, если человек признается способным нести уголовную ответственность, то тем самым подтверждается его процессуальная дееспособность, в частности, вести защиту самостоятельно или приглашая защитника. А если это так, то можно согласиться с И. Л. Петрухиным, который указывает, что “защита по принуждению основывается на ложной интерпретации идеалов гуманизма” (Петрухин И. Л. Судебные гарантии прав личности. // Актуальн. вопр. борьбы с преступностью в России и за рубежом. Вып. 8 М., 1992. С. 49).

Для обеспечения реальности права  подозреваемого, обвиняемого на защиту существенна та же норма, предоставляющая возможность освобождения, полного или частичного, от оплаты помощи адвоката, в том числе и по решению органа дознания, следователя, прокурора, суда (ч. 1 ст. 48 Конституции РФ, ст. 22 Положения об адвокатуре, ч. 7 и 8 ст. 47 УПК РСФСР). Так, в ч. 1 ст. 48 Конституции РФ устанавливается, что “в случаях, предусмотренных законом, юридическая помощь оказывается бесплатно”.

По общему правилу оплата работы адвоката производится по соглашению из средств клиента. Однако заведующий юридической консультации или  президиум коллегии адвокатов вправе освободить клиента, исходя из его имущественного положения, полностью или частично от оплаты юридической помощи (ч. 3 ст. 22 Положения об адвокатуре). Освобождаются от оплаты защитника подозреваемые и обвиняемые, “когда адвокат участвовал в производстве дознания и предварительного следствия ... по назначению,без заключения соглашения с клиентом” (ч. 8 ст. 47 УПК РСФСР).

В случае освобождения от оплаты юридической  помощи заведующим юридической консультации или президиумом коллегии адвокатов оплата труда адвокатов производится из средств коллегии, а если от оплаты освобождает орган дознания, следователь, прокурор, суд, в производстве которых находится дело, то расходы относятся на счет государства (ч. 4 и 5 ст. 22 Положения об адвокатуре). Однако, как отмечает И. Л. Петрухин, “далеко не везде имеются бюджетные фонды

оплаты защитника по назначению. По общему правилу они незначительны  и не могут компенсировать труд адвокатов” (Петрухин И. Л. Судебные гарантии прав личности. // Актуальн. вопросы борьбы с преступностью в России и за рубежом. Вып. 8 М., 1992. С. 47). Проект УПК РФ (ч. 5 и 6 ст. 15) также устанавливает возможность полного или частичного освобождения от оплаты труда адвоката.

Одной из основных гарантии права  на защиту является неразглашение адвокатом тайны доверителя. Это требование вытекает из отношений взаимного доверия между защитником и клиентом. Сейчас адвокатская тайна является не только нравственной, но и правовой нормой (п. 1 ч. 2 ст. 72 УПК РСФСР). Однако эта норма на практике у многих вызывает непонимание, поскольку каждый гражданин несет моральную, а в ряде случаев и правовую обязанность сообщать компетентным органам о ставших ему известных преступлениях. “Предметом адвокатской тайны могут стать сведения о незарегистрированном или нераскрытом преступлении, следовательно, налицо противоречие и с государственными интересами, и с моралью” (Резник Г. М., Славин М. М. Конституц. право на защиту. М., 1980. С. 55). Адвокатская тайна — достояние специфической профессиональной морали, равно как “ложь во спасение” — отличительная черта врачебной этики. Но никакого противоречия с интересами государства и моралью общества, ни в том, ни в другом случае нет” (Резник Г. М., Славин М. М. Конституц. право на защиту. М., 1980. С. 55). Это противоречие не возникает потому, что обвиняемый, подозреваемый — только человек, вину которого только еще предстоит доказать, и лишать его права на защиту — значит поступать безнравственно. Доверительные отношения адвоката и клиента, на которых стоит институт защиты, были бы с самого начала безнадежно подорваны возможностью разглашения полученных адвокатом сведений. “Обвиняемый должен видеть в защитнике верного друга, надежного помощника, мудрого советчика в несчастье. Защитнику открывают тайны души, ему стараются разъяснить свою виновность или объяснить падение свое, скрывая от других свой позор, особые подробности личной жизни и семейного быта” (Резник Г. М., Славин М. М. Конституц. право на защиту. М., 1980. С. 55). Действительно, при такой ситуации очевидна аморальность злоупотребления доверием человека, оказавшегося в тяжелой ситуации. Охрана доверия и искренности в отношении адвоката и подзащитного заключается также и в том, что первооснова получения информации от адвоката в принципе является весьма сомнительной. Поскольку маловероятно, что обвиняемый станет ни с того ни с сего посвящать адвоката а прошлую преступную жизнь, которая неизвестна оперативным и следственным органам, а сам по-прежнему будет стремиться избежать уголовной ответственности. Что касается признания адвокату в совершенном преступлении, которое обвиняемый на следствии отрицает, то, во-первых, это преступление уже раскрыто н служит предметом разбирательства, а во-вторых, доказательственное значение сообщение адвоката о внепроцессуальном признании своего подзащитного в юридическом отношении равно обвинению, так как беседа между ними происходила наедине, а публично свою вину обвиняемый отрицает.