Ментальность и журналистская деятельность на примере сравнительного анализа российских и американских СМИ

Кстати, к вопросу о  чуткости и способности сопереживать.

В первые дни после катастрофы именно эти прекрасные качества российского президента и премьера, посредством СМИ показанные и обсужденные, позволили сохранить хотя бы в российском обществе относительное спокойствие. Та реакция, которую продемонстрировали Медведев и Путин, а с ними – тысячи простых людей, граждан России, не могла не вызвать душевный отклик в поляках и не установить в этот критический для обеих стран момент тонкого, но очень нужного и правильного контакта. Русские и поляки снова почувствовали себя (впервые за много лет) братьями-славянами. А такое единение – настоящее братское – совсем в духе российской ментальности: русский человек всегда был готов простить даже тяжкие обиды, если его обидчику «не везло», т.е. если он оказывался в какой-нибудь опасности и ему была необходима помощь.

В подтверждение этому  приведём слова маршала польского Сената Богдана Борусевича, который сейчас по Конституции является вторым лицом Польши. В своём интервью журналу «Огонёк» он объяснил, что изменилось в отношениях между Польшей и Россией после трагедии.

«Реакция россиян превышает все наши ожидания и представления. Это уже сблизило нас. Я понимаю, что сейчас сложная обстановка и для российских властей, ведь польская элита погибла на территории России, они погибли недалеко от места преступления в Катыни. Но россияне справились с этой ситуацией. Еще раз подчеркиваю — это удивительная реакция премьера и президента, причем не в том, что они говорят, а что делают. Мы видим, как ведут себя простые россияне. Это нас сближает» ³².

И как сытый голодного не разумеет, так и вышестоящие не всегда могут войти в доверие к простому народу. А когда речь идёт о единении именно множества обычных людей, да ещё и скорбящих, - в этом случае взаимопонимание почти гарантировано.

«Российской газете» принадлежат следующие впечатляющие строки: «Официальные власти и население Польши высказывают благодарность россиянам за сочувствие и оказание всесторонней помощи в расследовании причин авиакатастрофы. Свыше десяти тысяч подписей с призывом единения двух народов собрал влиятельный еженедельник "Тыгодник повшехны"»³³. Вспоминаются слова Леопольда из всенародно известного и любимого мультфильма: «Ребята, давайте жить дружно!». А ещё – несколько строк из стихотворения Александра Блока «Скифы»:

Придите к  нам! От ужасов войны

Придите в  мирные объятья!

Пока не поздно – старый меч в ножны,

Товарищи! Мы станем – братья!

…Интересно то, как у Павла Шеремета, бравшего интервью у Богдана Борусевича, проявляется типичная русская склонность к суеверию и мистификации. Это отразилось в вопросе, который, как нам кажется, был вполне предсказуемым: «Примерно за месяц до авиакатастрофы во время вашего визита в Москву вы говорили, что в Катынь не поедете, потому что ехать туда хотят все, а кому-то надо остаться и в Польше — мало ли что... У вас что, было какое-то предчувствие?»

В одном из репортажей «Коммерсанта» описана небольшая, но характерная сцена: автор наблюдает за теми, кто приходит в посольство Польши, чтобы оставить запись в книге соболезнований. «Как писать: "Катынь" или "Котынь"? — неожиданно раздается справа от меня. Немолодая женщина в старом пальто сидит за столом перед раскрытой книгой.— Катынь? А "о" или "об"? Об Катыни?» - «О Катыни». Я пытаюсь представить себе, что она пишет. Мне почему-то кажется, что она пишет, что ничего не знала о Катыни, а теперь, после катастрофы под Смоленском, узнала». Именно так – с чувством, заглядывая в глаза и вслушиваясь в голоса, можно понять человека, прочувствовать его боль, как свою. Журналистке Ольге Алленовой эта задача вполне удалась. «Я убеждена, - продолжает она, - что фильм Анджея Вайды никогда не показали бы на главном госканале, если бы не гибель польского борта N 1 и неосознанное желание российских властей оправдаться». Что это – убеждённость в безнадёжности «царей»? Им, мол, не понять страданий простых смертных? Они всегда считают себя правыми?.. А дальше идёт фраза мрачно-торжественная и даже несколько фатальная: «Поляки так и не дождались извинений от нынешних властей России, но они дождались другого — обычные русские поняли, прочувствовали польскую боль как свою. Покойный Лех Качиньский об этом мог только мечтать. Это то, ради чего стоило жить и, может быть, даже умереть» ³⁴.

Да не сочтут следующие наши слова за неуважение к памяти погибших но… в то время, в которое мы живём, урегулирование многих конфликтов наверняка возможно дипломатическими способами. Всё-таки средневековье давно миновало, и проверять людей на честность, бросая их связанными в воду, или заставлять доказывать свою преданность, бросаясь со скалы, не стоит. Очевидно, что в последних словах журналиста присутствовало некоторое образное преувеличение, которое правильно сыграло на эмоциях читателя: зная хоть немного о склонности русского к жертвенности, написать о таком поступке («умереть ради своего народа и торжества справедливости») или предположить его означает вызвать прилив жалости и искренней скорби в сердцах многих. И, как следствие, завоевать успех у читателей. Повторяясь, заметим, что такая интерпретация нужна не для того, чтобы дискредитировать издание, журналиста и его материал, но она очень хорошо показывает, к каким конкретным приёмам прибегают «знающие», пытаясь настроить читателя на определённый лад. В конце концов, здесь вполне можно говорить об уровне профессионализма, выдержанности жанра и даже о человеческих качествах самого автора.

Публикации в журнале «Итоги» более эмоциональны и аналитичны, чем в остальных. В материале Андрея Владимирова «Катынское объятие» момент братского единения описан очень живо, «с чувством»:  «В привычную политическую схему вмешался человеческий фактор, впервые поляки и русские взглянули друг на друга не как на бездушные фигуры в бесконечной шахматной игре, а как на живых людей. Которые, оказывается, могут не только соперничать и строить козни, но и горячо сопереживать друг другу» ³⁵. Но надо сказать, что даже те журналисты, которые допускали в своих словах «скорбную нотку», опасались преувеличивать значение и «премьерских объятий», и даже столь искренних и уж точно не купленных слёз сочувствующих россиян. «Один из возможных сценариев развития событий, увы, - ничего, что можно было бы квалифицировать как радикальный поворот в истории отношений наших стран и народов. Конечно, ощущение теплоты и единения, возникшее в эти трагические дни, останется. Но лишь как светлое воспоминание, неотвратимо погружающееся в прошлое», - продолжает не совсем оптимистично рассуждать автор статьи Андрей Владимиров. Надо сказать, что одной из очень щекотливых причин неустойчивости российско-польских отношений считается на данный момент тот факт, что авиакатастрофа произошла на территории России. Ввиду этого, если окажется, что авария произошла по вине российских диспетчеров, то даже самое горячее сочувствие россиян не сможет исправить ситуацию. Поэтому кто знает, так ли не прав Андрей Владимиров, говоря о перспективах развития наших с Польшей отношений…

Именно этому вопросу – технической готовности самолёта к полёту и компетентности экипажа – посвящены многие публикации о «второй катынской трагедии». Авиакататрофа «такого масштаба не могла не спровоцировать массу вопросов. Главными из них были два: почему польский президент летал на таком старом самолете? почему польские летчики не ушли на запасной аэродром?» ³⁶

Расследование причин катастрофы сразу пошло полным ходом. Выяснилось, что в кабине пилотов находились посторонние лица, и, учитывая пассажирский состав, вряд ли можно было бы сомневаться в том, что одним из этих людей (а их, по мнению большинства источников, было двое) вполне мог быть и сам президент Польши. Но поскольку имелись лишь гипотезы, то журналистам оставалось лишь подчёркивать неясности, этой самой подчёркнутостью и показной беспристрастностью показывая, наоборот, своё сомнение, своё несогласие, то есть хоть так, туманно и ненавязчиво (не придерёшься), но выражая собственное мнение. Без него русский вряд ли может существовать…

Описание «технических моментов» дела вряд ли может служить  наглядным примером того, как журналисты разных изданий «по-русски» оценивают ситуацию (вот, опять: оценивают, а не рассказывают о ней). Но всё же и к ним есть несколько замечаний. В одном из материалов поминутно реконструированы события рокового утреннего часа 10 апреля 2010 года. Благодаря ясному изложению и грамотному использованию терминов возникает ощущение «втянутости» в событие.

Как уже было сказано, у всего мира и, в частности, у  прессы возникло множество предположений  о том, что могло послужить  причиной катастрофы. Не исключалось  ничего: ни непрофессионализм пилотов, ни неразумное вмешательство пассажиров, знающих о своём «праве голоса» и имевших возможность им воспользоваться. По словам уполномоченного представителя Польши Эдмунда Клиха, сам Лех Качиньский пользовался телефоном. «Был разговор господина президента... Это был частный разговор, и он не касался полета» ³⁷. В общем-то, эта оговорка не имеет большого значения: сам факт использования мобильной связи на борту самолёта уже говорит о несколько безалаберном отношении президента и всех остальных к правилам перелёта. И даже наличие на борту специального оборудования не полностью, на наш взгляд, оправдывает их.

Вообще о роли президента Польши в этой авиакатастрофе либо не говорили ничего определённого, либо высказывали «невероятные» предположения  и сами же им ужасались. Такие, к примеру: «Что стало причиной столь странной катастрофы? Стечение обстоятельств? Ошибка пилота? Состояние аэродрома? Языковой барьер? Или же... свою трагическую роль сыграло присутствие на борту пассажира № 1? О последней версии и в Варшаве, и в Москве сегодня стараются говорить вполголоса» ³⁸, - пишут репортёры «Итогов» Степан Кривошеев и Григорий Санин. И вот в этом-то коротком абзаце звучит известная поговорка: «Не боги горшки обжигают». Только применима она не в положительном, а в самом негативном, трагическом смысле: «земные боги», выражаясь фигурально, не всесильны и могут ошибаться. «Известны десятки случаев, когда "главные пассажиры" буквально заставляли пилотов садиться или взлетать, несмотря на явную угрозу жизни для всех находящихся на борту», - так пишут они в завершении своего грустного рассуждения о том, кто виноват и что делать… Но при этом, если командир самолёта строго следует всем требованиям, «ни один президент ему не указ, - утверждает президент Российского профсоюза пилотов Мирослав Бойчук. - Если КВС нарушает лётные правила, он идет на должностное преступление, и в случае необратимых последствий он будет отвечать перед законом, если, разумеется, останется жив» ³⁹.

Наверное, приведённых  фрагментов публикаций в СМИ достаточно, чтобы составить более или менее ясную картину о том, какие предположения и настроения были у журналистов, читателей и власть имущих в те непростые дни. Российские журналисты, подсознательно чувствуя невиновность страны в трагедии, держались «с достоинством». Понимая, какая ответственность лежит на России в лице главы государства и его соратников, а также российской прессы, наши журналисты не могли проявить бестактность и поспособствовать тому, чтобы трагедия превратилась в скандал. Искреннее сочувствие очевидно, но также нельзя не заметить то, что в большинстве случаев журналисты старались сгладить негативное впечатление от какой-то новой неожиданной новости по делу крушения самолёта. Это тоже - в духе русских: вместо того, чтобы честно смотреть в лицо неопрятности и решать проблему в момент её появления, мы увёртываемся, жалеем себя и других, «заламываем руки» и избегаем публичных разоблачений. При этом налицо – искреннее желание помочь, понять, да еще и простить в придачу… Вот и пойми.

Глава 4. А что сказала Америка?

После крушения «борта №1» не одно европейское и американское издание, пожалуй, не могла пройти мимо этой трагедии. Комментарии, прогнозы и даже упрёки – информацией такого характера заполнялись многочисленные страницы периодических изданий. Надо сказать, что это событие всколыхнуло весь мир – и Европу, и Америку. Это более чем понятно, но при этом оценки произошедшего давались самые невероятные, порой доходящие до абсурда и высказываемые в оскорбительном тоне.

В этой главе, последней, мы рассмотрим реакцию американских СМИ на авиакатастрофу. Сразу позволим себе заметить, что публикации в газетах и журналах США, конечно, несут на себе отпечаток менталитета американцев, но они интересны ещё и тем, что демонстрируют стереотипы, касающиеся России и российского правительства, появившиеся сравнительно недавно (гораздо позже, чем американский народ как социокультурное образование). Возможно, они не так хорошо отражают глубинные аспекты американской ментальности, но зато ярко показывают всю сложность сегодняшних российско-американскиих отношений. Хотя бы на уровне прессы.

Итак, началом всплеска публикаций в американских и европейских СМИ можно назвать 12 апреля 2010 г. (Крушение самолёта ТУ-154, напомним, произошло 10 апреля.)

Просто и искренне высказался журналист «The Wall Street Journal» Марцин Собчик: «Я никогда не думал, что мне придется писать нечто подобное. Президент Польши и множество высокопоставленных польских чиновников погибли в авиакатастрофе на западе России под Смоленском. …Для меня, как для политического журналиста, он не был просто фигурой на телеэкране. Он был живым человеком» ⁴⁰. Такая реакция вполне понятна: неважно, в общем-то, президент ли, король ли летел на самолёте. Самолёт упал, разбился, все погибли – вот что важно. И это понимают все, независимо от национальной принадлежности и политических взглядов. Другое дело, когда ярко выраженные эмоции, несмотря на их искренность и уместность, становятся объектом критики и каких-то «подкапываний», «разнюхиваний»: а что означал жест Владимира  Путина (когда российский премьер обнял за плечи Дональда Туска, своего польского коллегу)? какая цель у российского Москвы, пообещавшей взять все расходы, связанные с перелётом родственников погибших, на себя? В одном общенациональном чувстве, пожалуй, западная пресса не могла упрекнуть русских: в умении нашего народа сострадать. Тысячи простых людей, любящих Путина и ненавидящих его, знающих о Катыни и совершенно неосведомлённых, не могут одновременно лгать.

«Многие называют это польским «моментом принцессы Дианы», - пишет корреспондент «GovMONITOR» Эндрю Уилсон, - повсюду мелькают представители прессы и церковнослужители. Объятия Владимира Путина и пошатывающегося от волнения премьер-министра Дональда Туска в день памяти в Смоленске стало модно сравнивать с рукопожатием Миттерана и Коля в Вердуне в 1984 году» ⁴¹. Сам момент минутного «братского единения» на виду у множества камер превратился в глазах общественности чуть ли не в театральное представление. Причиной этому, вполне возможно, послужило мнение американских журналистов о себе как о представителях «народа-прагматика», практика, а не лирика, каковым они считают русских, причём не превозносят это качество, а, скорее, посмеиваются над ним, особенно когда дело касается большой политик. Вряд ли такое уравнивание уместно и можно назвать профессиональным подходом к делу. По крайней мере, от ироничных комментариев и метафор они не пытаются воздержаться: «Катастрофа вызывала у обеих сторон всплеск эмоций, столь характерных для славянского характера», - продолжает Уилсон в своей статье. Он также не осуждает открыто, но и не поощряет действия польской общественности: «Россия изо всех сил стремится доказать, что никоим образом не виновна в катастрофе (хотя по белорусскому телевидению, словно в насмешку, показали рабочих, поспешно устанавливающих электрические лампочки, чтобы показать, что Смоленск – «нормальный аэропорт»), а польская церковь попыталась канонизировать президента Качиньского и сакрализовать его общественную политику» ⁴². Мол, вполне в духе славян – прощать всё тем, кто «своё отстрадал». Это, по мнению автора, доказано на примере захоронения Леха и Марии Качиньских в замке Вавель – польской усыпальнице королей, поэтов и полководцев. Как известно, вокруг это вопроса разгорелись самые горячие споры: несмотря на всенародную скорбь по погибшим, Леха Качиньского не считают национальным героем и часто приводят статистические данные, говорящие о низком уровне его популярности в стране. Насколько это уместно, этично, уважительно – вопрос непростой. Понятно одно: западные СМИ не собирались идеализировать ни Польшу в её трагедии, ни Россию в её искреннем порыве помочь и поддержать братскую державу.

(И вообще, создаётся мнение, что наиболее примечательная черта западных СМИ, непосредственно связанная с американским менталитетом, - это «их всезнайство про нас». Это к слову.)

Обратимся теперь к публикациям, связанным с выяснением причин катастрофы. Хотелось бы обратить внимание на выделенные жирным курсивом слова Эндрю Уилсона о белорусском телевидении. Проще простого – сказать, что Россия виновата, потому что самолёт летел над дремучим лесом и садился на макушку какой-нибудь сосны. Это просто. Но будет ли это правдой? В России не один провинциальный аэропорт, и при большом желании можно подкупить простых русских мужиков и снять замечательный и показательный видеосюжет: русские наспех вкручивают лампочки – «как-никак гости едут»... «Los Angeles Times» почти нейтрально рассказывает о похоронах Качиньских, но при этом между строк (скорее всего, благодаря умело построенноймй высказыванию) читается характеристика условий для посадки на смоленском аэродроме: «Качиньский и его супруга погибли на прошлой неделе, когда президентский самолет задел дерево и рухнул на землю во время посадки в покрытом туманом провинциальном российском аэропорту» ⁴³. Туманный российский аэропорт, заросший деревьями – вот и всё, чего, видимо достигла Россия. Ай-ай-ай. И как же нам не стыдно?..