Исторический аспект перевода "Утопии" Томаса Мора

В 1935 году в издательстве «Academia»  вышел перевод «Утопии», выполненный профессором А.И. Малеиным. Переводчик А. И. Малеин великолепно знал язык, относился к тексту в высшей степени уважительно, не допускал отступлений от оригинала. Но в переводе А.И. Малеина книга Т. Мора оказалась написанной очень ровно, лексика ее зачастую была русской лексикой тридцатых годов. Заботясь об удобочитаемости своего перевода, А.И. Малеин стремился «преодолеть огромные периоды оригинала»; при этом, однако, утрачивалась свойственная иногда Т. Мору тяжеловатость синтаксиса, и текст «Утопии» несколько «улучшался» [22:30-40].

В 1947 году этот же перевод был напечатан  издательством Академии наук СССР. В 1953 году текст перевода А.И. Малеина  был заново отредактирован и исправлен Ф.А. Петровским для издательства Академии наук СССР.

Последний, самый удачный, по мнению критиков, перевод «Утопии» с латинского языка на русский был выполнен в 1979 году Ю.М. Каган, известной также своими переводами с латинского «Фацетии» Г. Бебеля и «Философских произведений» Э. Роттердамского.

• 2.2 Краткий анализ переводов «Утопии» на русский язык

«Перевод такого памятника латинской  литературы, как книга Т. Мора, задача нелегкая. Она становится намного легче, если существует хорошее, надежное издание оригинального текста» - признаёт Ю.М. Каган в своей статье «О переводе на русский язык «Утопии» Т. Мора, опубликованной в сборнике «Тетради переводчика» в 1979 году [Каган]. В 1965 году Йельский университет опубликовал комментированное двуязычное издание «Утопии»: латинский текст и английский перевод [40]. Это было лучшее из всех существующих до 1978 года изданий, в нем учтены накопившиеся за века текстологические исследования. Русский перевод 1978 года выполнялся по этому изданию.

Автору перевода Ю.М. Каган  пришлось столкнуться с рядом  трудностей, по этому поводу она пишет: «Текст «Утопии», как и многие другие сочинения того времени, насыщен скрытыми цитатами из античных и средневековых авторов, аллюзиями, перифразами. Роман Т. Мора («золотая книжечка») был рассчитан на соответствующую реакцию читателей, потому что в XVI веке образованный человек был способен ощутить в тексте то единодушие с каким-нибудь античным или современным автором, то полемику с ними, то пародию на них. Чтение превращалось в своеобразную беседу посвященных.

Сейчас, почти через 500 лет, даже если читатель в состоянии познакомиться с латинским оригиналом произведения, он, как правило, не знает трудов Платона, Аристотеля, Цицерона, не изучал их, не думал о них, и для сколько-нибудь адекватного понимания текста ему необходим всесторонний комментарий. При переводе, конечно, со всем этим следовало считаться» [10, с. 30-40].

• 2.2.1 Роль маргиналий в переводе «Утопии»

Новый перевод дает самые необходимые тексты, которые были важны для автора «Утопии». Кроме того, в новом издании впервые переведены маргиналии, принадлежащие друзьям Т. Мора – Эразму Роттердамскому и Петру Эгидию. Эти маргиналии, по-видимому, входили в авторский замысел и подчеркивали важность того или иного места в повествовании. Отдельные неточности прежних переводов, может быть, объясняются как раз отсутствием маргиналий, которые тут же, сразу комментируют ту или иную мысль текста. Так, например, в предпосылаемом «Утопии» письме Т. Мора П. Эгидию автор, стараясь выяснить подробности местоположения острова, пишет:

«Все это я делаю  для того, чтобы в моем сочинении не было ничего неверного; пусть будет ошибка, но не хочу я, чтобы была там ложь; лучше быть честным, чем осторожным» (перевод А.Г. Генкеля).

«... Я приложу все  старание к тому, чтобы в моей книге не было никакого обмана, но, с  другой стороны, в сомнительных случаях я скорее  скажу ложь, чем допущу ее, так как предпочитаю быть лучше честным человеком, чем благоразумным» (перевод А.И. Малеина).

В латинском оригинале М.Ю. Каган в маргиналии на полях замечает, что для Т. Мора здесь было важно обратить внимание на различие между искренним заблуждением и намеренным обманом. Это его занимало как гуманиста, государственного деятеля, юриста, теолога. Поэтому её перевод звучит следующим образом:

«...Я буду очень стараться, чтобы в книге  не было никакого обмана; если же возникнет какое-нибудь сомнение, то я скорее солгу из-за того, что обманулся, чем из-за того, что желал обмануть; ибо предпочитаю быть лучше человеком порядочным, чем хитрым» (перевод М.Ю. Каган).

Маргиналии же иногда помогают заметить то, что без них могло бы ускользнуть от внимания переводчика. Так, А.И. Малеин переводит речь невежественного монаха: «Я говорю, как должен, по доброму усердию». В латинском тексте на полях Ю.М. Каган обнаруживает заметку: «Видно, что монах по невежеству своему полагает, что слово «рвение» (у А.И. Малеина «усердие») женского рода, как и слово «ревность». Монахи, плохо знавшие латинский язык, а греческого не знавшие вовсе, часто допускали такие ошибки. Т. Мор, подобно авторам «Писем темных людей», посмеивается над этим, чего в прежнем переводе не видно. В переводе 1978 года переводчик учитывает это маргинальное замечание и переводит: «...я говорю только как надобно – по доброй рвении».

• 2.2.2 Учет стилистических особенностей в переводе «Утопии»

«Утопия» более 500 лет была предметом живейшего обсуждения самых разных специалистов, она затрагивает множество тем. В ней обсуждаются типы правления, отношения личности и общества, вопросы экономические, этические, соотношение материального и духовного, восприятие человеком чужого, не знакомого ему прежде уклада жизни и др. Всем этим темам в «Утопии» соответствуют разные стили, потому что «Утопия» не трактат, а своеобразный роман-воспоминание об увлекательном и поучительном путешествии, даже не о путешествии, а о странствии, скитании. Стиль разговорный, шутливый перемежается со стилем сухим, описательным, или же стиль судебной речи со стилем философской, богословской прозы. Вера в возможность как-то подействовать на людей силой слова, владение разными стилями речи очень характерно для гуманистов, и Т. Мор здесь не был никаким исключением. Переводчик учел все эти стилистические нюансы произведения. Приведем примеры.

Стиль разговорный:

«...Стоило посмотреть, как  петушились анемолийцы...».

«Воротившись  домой, надобно, конечно, потолковать с женой, поболтать с детьми, поговорить со слугами. Все это я числю среди дел, потому что это надлежит делать (надлежит, если ты не хочешь быть чужим дому своему)».

Стиль законов:

«Если кто уйдет заграницу  по собственной воле, без разрешения правителя, то пойманного подвергают великому позору: его возвращают как беглого и жестоко карают. Отважившийся сделать это вторично становится рабом».

Стиль философский:

«...Никто не возвышается над участью рода человеческого настолько, чтобы природа пеклась о нем одном; она равно благоволит ко всем, объединенным общим видом...».

Стиль оригинала нередко помогают понять те же маргиналии. Если на полях  стоит помета: «афоризм» или «пословица», то переводчику ясно, что и переводить следует с учетом этого указания. Если на полях написано: «удивительное высказывание!», то и в переводе это место должно обращать на себя внимание.

Книга — «образ мира, в  слове явленный», а у Т. Мора многие слова намеренно загадочны, рассчитаны не на легкое восприятие, а на некоторое усилие, вознагражденное потом читательской догадкой. Топонимы и этнонимы по традиции не переводятся. Читатель, знающий латинский язык и хотя бы немного знакомый с греческим, заметит, что почти все эти названия у Т. Мора негативны: «Утопия» - «Не-место», «Нигденетия»; «Анидр» - «Безводная река»; «Амаурот» - «Невидимый город»; «ахорейцы» - «народ без страны»; «Адем» - «Без народа». В переводе Ю.М. Каган читатель узнает это из комментария. «При том, что многие толкуют «Утопию» как своеобразное похвальное слово наилучшему государственному устройству, эта негативность наименований не должна исчезнуть из поля зрения внимательного читателя» [10, с. 30-40].

Исследователи особо отмечают и то, что Т. Мор в «Утопии» часто употребляет не прямые отрицания, а литоты, т.е. утверждение, выраженное с помощью отрицания противоположного понятия [35, с. 107—122]. В прежних переводах (английских, немецких, французских) эта особенность стиля Т. Мора не учитывалась. В переводах на русский язык вместо слов: «имел не малого значения тяжбу» писалось: «имел значительное столкновение» (А.Г. Генкель); вместо: «Моряки были весьма неплохо знакомы с морем и погодой» - «матросы знали толк в море и погоде» (А.Г. Генкель). Литоты делают текст менее определенным, более многозначным. Открытость же стиля соответствует и форме диалога, которую избрал Т. Мор. Поэтому, несмотря на то, что литота не была редкостью в стилистике того времени, если нет какого-нибудь специального несовпадения традиции языка, на который переводят, и языка оригинала, то лучше, конечно, не давать своего толкования, а сохранять литоты и предоставить их понимание читателю.

• 2.2.3 Особенности перевода лексики

Перевод – это неизбежно  толкование смысла, и применительно к «Утопии» вопросы толкования, в частности толкования лексики, возникают очень часто. Возникли они и у М.Ю. Каган.

Как переводить bonae litterae? Обычно это словосочетание переводят словом «литература». Но Т. Мор и гуманисты эпохи Возрождения не были только литераторами, т.е. не занимались литературой в нашем понимании этого слова. Круг их интересов был шире, bonae litterae – это все, что относится к духовной культуре. Поэтому в новом переводе bonae litterae передаются несколько непривычно, неожиданно - «благородные науки».

Как переводить слово princeps? Т. Мор употребляет его неоднократно. В прежних переводах princeps истолковывали по-разному: «король», «князь», «государь», и даже «президент». Существуют специальные работы, обсуждающие этот вопрос, советуют даже оставить это слово без перевода и транслитерировать его, вроде того, как это делается с другими словами латинского происхождения: «консул», «проконсул», «претор» [4]. В переводе 1978 года princeps – это «правитель», потому что так называется в русских переводах глава государства у Платона – философа, который для Т. Мора имел особое значение.

Как переводить слово familia? Это - «семья», это - «чада и домочадцы», это - «семейство». В «Утопии» же это - «хозяйство». И раter materque familias, соответственно, не «отец и мать семейства», а «хозяин и хозяйка», так как в «Утопии» эти слова не предполагают мысли о кровном родстве; там речь идет о власти старших по возрасту, об их праве распоряжаться.

Как переводить слово discumbentes? Это - «возлежащие за столом». Но утопийцы ели сидя. Возлежали за столом древние римляне, на языке которых Т. Мор писал. Поэтому, discumbentes в переводе Ю.М. Каган - «сотрапезники».

Nutrices - «кормилицы». Но речь идет о женщинах, которые кормят своих собственных детей, о кормящих матерях. Кормилицы же попали в текст «Утопии» из «Государства» Платона, где матери не должны были знать родных детей, а дети не должны были знать своих родителей. В переводе остается слово «кормилицы», и это место объясняется в комментарии.

«В свое время Е.В. Тарле упрекали за то, что в своем переводе «Утопии» он написал об утопийцах: «Не заняты они исследованием вторичных идей». В 3-м базельском издании рядом с этими словами стояло на полях замечание: «В этом месте, по-видимому, есть скрытая насмешка». В чем же эта насмешка? Над чем смеется Т. Мор? В тексте Т. Мора нет никаких «вторичных идей». Есть secundае intentiае – термин логики «вторые устремления». «Первые устремления» различают предметы в отдельности, «вторые устремления» («вторые интенции») рассматривают и роды предметов. Т. Мор здесь специально употребляет термин, иронически относясь к поздней схоластике, которой была свойственна рационалистическая систематизация. Т. Мор и Э. Роттердамский отождествляли эту систематизацию с псевдорационализмом и книжным доктринерством, оценивая схоластику только отрицательно. Нельзя сказать, что их высмеивание было целиком справедливо, но к переводу эта сторона дела отношения не имеет» [10, с. 30-40].

Для Т. Мора, как и вообще для гуманистов, были очень важны вопросы веры и благочестия. Здесь переводчику надо знать не только, каковы воззрения Т. Мора на религию в «Утопии», но и то, какая лексика была в это время в ходу в подобном контексте у других авторов. Аnаthеmа, elemosyna, martyr, baptisma, character, episcopus, basis и прочие грецизмы в текстах этой эпохи попадаются то и дело. Но Т. Мор в рассказе о религиозных верованиях утопийцев не употребляет слова baptisma - «крещение», а заменяет его другими словами (Lympha sacra sunt abluti, ablutus). По существу, эти слова и обозначают обряд крещения. И переводчики писали: «Были освящены святой водой крещения»...», «крестившись» (Л.Г. Генкель); «лицо, принявшее крещение» (А. И. Малеин). Но Т. Мору, по-видимому, слово «крещение» очень дорого; при всем своем расположении к утопийцам применительно к ним он не употребляет этого слова, а заменяет его и пишет: «Омылись святой водой...»

Не совпадающие в разных языках ассоциативные ряды делают трудным  перевод даже самых простых современных  текстов. При переводе же древнего или старинного произведения эта задача становится еще сложней. В таких случаях просто необходимы комментарии. Без них даже внимательный читатель не в состоянии понять уже истолкованный переводчиком текст.

Заключение

В настоящей работе проведено исследование исторического аспект перевода «Утопии» Т. Мора с учетом миропонимания разных эпох, мировоззрения автора и переводчиков произведения, особенностей литературного жанра. В результате можно сделать следующие выводы: