Социальные диалект

   В сленге встречается  также повышенная активность рода понятий. Если плечи, шея, подбородок, лоб, щеки небогаты синонимами, то голова, глаза, рот, нос, руки и некоторые другие части тела имеют целые ряды разговорных названий, что явно связано с функциональной значимостью. Тематические группы: «непонимание, забывчивость, тупость, глупость, медлительность, спешка, неудача, недовольство, действие на нервы, физическая расправа, разгул, кутеж, веселое времяпрепровождение, досуг, приятель, подруга, флирт, секс» представлены значительным числом сленговых структур.

   Образность свойственна  номинациям разного рода. Сленгу  она присуща даже несколько  в большей степени. Жаргонные  образы отличает некоторая приземленность, простота, иногда смелость, преувеличение,  гротеск, грубоватость. Для человека, его мыслей, действий, чувств применяются названия из вещного мира, из флоры и фауны: Lumpensammler дословно деклассированный элемент, люмпен, старьевщик, ‘последний трамвай, автобус’, Maschine дословно 1. машина, механизм, аппарат 2. автомобиль, самолет, ‘крупная толстуха’, Fahrgestell 1.шасси 2. тележка, ‘ноги’, Besen 1. метла, веник 2. прислуга, ‘сварливая грубая баба’, Vogelscheuche чучело, ‘страшилище’, Flegel 1. цеп, молотило 2. грубиян, хам, невежа, ‘неотесанный «сапог», «колхозный» мужлан’, Flasche 1. бутылка, фляжка 2. баллон 3. рожок, ‘балда, «шляпа»’, Biene медоносная пчела, ‘девушка’, Wurm 1. червь, червяк, глист 2. змий, ‘малыш, беззащитный, беспомощный ребенок’, kein Aas ни одна собака, ‘никто’. Черпается жаргонная образность из области техники, спорта, развлечений: Antenne für etwas haben на что-либо иметь антенну, ‘иметь чутье на что-либо’, Mattscheibe haben иметь матовое стекло, ‘ничего не соображать’, Frühzündung haben иметь преждевременную вспышку, ‘обладать быстрой сообразительностью, понятливостью, способностью усвоения’, schalten (verstehen) 1. включать, соединять, переключать 2. распоряжаться, распологать, ‘понимать’, knitterfrei (gut gelaunt) быть немятым, некомканым, ’быть в хорошем настроении, в хорошем расположении духа’,  jemanden ausbooten высаживать пассажиров с парохода, ‘выживать, отстранять, смещать, увольнять, скидывать’, sich durchboxen ‘протискиваться, пропихиваться, щемиться’. Шутливый образ может быть усложненным: Sargnägel ‘сигареты’, Fußbad ‘пролившийся в блюдце кофе (чай)’, Spuckkuchen ‘пирог с вишней (или сливой) с косточками’, Liebesknochen ‘пирожное эклер’.                

   Субъективный  фактор в разговорной речи  играет большую роль.  В конкретной  коммуникативной ситуации предмет  разговора не может не трогать  говорящих, их заинтересованность и переживание проявляются в оформлении высказываний, в выборе языковых средств и, не в последнюю очередь, оценок. Оценочность свойственна и литературной лексике. Только в ней она либо специализируется на самом прямом названии оценки (превосходный, отличный, плохой, посредственный) либо подразумевается как общеквалифицирующее свойство названного понятия (альтруизм, милосердие, самолюбование, хвастовство, карьеризм). В жаргонных оценочных структурах чаще встречается отрицательная оценка, причем зачастую переосмысленная. Наблюдается положение, когда оценка сопровождает какой-либо «соназванный» объективный предмет, например: Flitter ‘дешевые украшения’, Muckefuck ‘плохой кофе’, Schmiere ‘захудалый театришко’.

   Когда что-то  называется уничижительно, конкретизация отрицатель-ности может отсутствовать: Rübe ‘башка’, Flossen ‘руки, грабли, пятерня’, Quanten ‘ноги, копыта’, Maul ‘рот’ и т.п. Какой именно признак этих частей тела подвергается здесь критике и почему, остается неясным. Чем различаются Visage, Fratze, Fresse ‘лицо, морда’, определить трудно. Здесь на передний план выходит ситуация, и в связи с этим меняется значение слов, например, latschen в зависимости от контекста обозначает ‘идти в неположенном месте, по газону, свежевыложенному асфальту, натертому паркету, в грязной обуви, тащиться слишком далеко, долго, пешком, в поздний час, некстати, в усталом состоянии, в непогоду, к нежелательному лицу, с неприятным поручением и т.д. и т.п.’ Глагол fressen может быть связан с ‘неумением вести себя за столом, с обжорством, всеядностью, неприязнью к лицу, занятому едой и др’. Нельзя также не отметить, что оценочность нередко бывает разоблачительной, беспощадной и злой.

   Общая критическая обстановка сленговой структуры приводит к комизму – довольно значительная часть слов имеет шутливый оттенок. Юмор в слове строится на конфликте смыслов, на несуразности столкновения того, что в норме несопоставимо. Раскрывая нелогичность нелепого в слове, человек испытывает удовлетворение, ему становится смешно. Забавным предстает образ, построенный на неожиданном сравнении, на глупости, на ошибке: Zahn зуб, ‘девушка’, verschwitzen вспотеть, ‘забыть’, das Würstchen колбаска, сосиска, ‘«козявка» (о человеке’, einen zwitschern щебетать, чирикать, ‘тяпнуть по маленькой’, der Würmer baden купать червей, ‘удить рыбу’, auf dem Zahnfleisch gehen пойти на десну, ‘тащиться из последних сил’, sich gebauchkitzelt fühlen ‘чувствовать себя польщенным’. Смешны соединения несопоставимых элементов: Flohleiter главная блоха, ‘спустившаяся петля на чулке’, Drahtesel проволочный осел, ‘велосипед’, Röntgenkleid рентгеновское платье, ‘прозрачное платье’, Telespargel телеспаржа, ‘телебашня’. Шутливыми становятся слова, возникшие в результате словообразовательных вольностей: sich einen andudeln ‘назюзюкаться, напиться, наклюкаться, накиряться’, anfetzen ‘быть захватывающим, сильно действовать’ – diese Musik fetzt mich an; jemandem anmachen ‘закадрить кого-либо, подцепить кого-либо’, veräppeln, verarschen ‘насмехаться над кем-либо, одурачить кого-либо, пробросить кого-либо’; или мешанины немецких и иностранных морфем: Tippeuse, futschikato.

   При наличии общего ядра жаргонной лексики, известного всем носителям языка и активно ими применяемого, есть слова, знакомые только части людей и нередко даже численно очень небольшой. Причем восприятие играет в данном случае большую роль. Например, несколькими немцами слова muggen, dümpeln, wuseln были встречены как неизвестные, тогда как в газетном тексте они не вызвали непонимания: Er hat Journalisten betreut, für die Zeitung Dynamo-Sport gemuggt, für den BFC fotografiert. Viel zu tun war nicht. Er rauchte, trank Cola, dümpelte und aß. Frau P. wuselt durch die Wohnung, macht uns Kaffee, holt den dreijährigen Robert von der Toilette ab.

      По мнению греческого ученого Андроутсопоулоса, границы между поколениями часто открываются. Ранее «молодежность» жаргона ограничивалась рамками пубертатного периода. Теперь можно встретиться все больше и больше людей, которые живут в «вечной» юности и уже в зрелом возрасте употребляют оригинальные выражения, которые считаются прерогативой молодежи. Таким образом, огромное количество жаргонизмов переходит в состав литературного языка. 

   И тут мы можем наблюдать интересное явление. Жаргонность окраски ощущается без колебаний, пока слово ново и не начало употребляться всеми. Как только оно становится общеизвестным и широкоупотребителным, к нему меняется отношение, и оно начинает считаться нейтральным. Пока оно употребляется ограниченно, оно не приемлется многими носителями языка; когда же оно обретает достаточную популярность, разговорность его нередко перестает ощущаться, т.е. с его узуализацией оно «олитературивается», становится неотъемлемой нейтральной номинацией. При этом следует оговориться, что какая-то часть сниженных слов продолжает оставаться за пределами литературного языка.

   По мнению В. Д. Девкина, «при принципиальной всеобщности разговорной лексики, при ее доступности всем и каждому, независимо от культурного уровня, от рода занятий, от возраста, взглядов и т.п., этот фонд слов дифференцирован по линии экспрессем. Какая-то часть разговорных выражений известна и активна для одних и чужда для других. Существует «идиолектная нетерпимость»: каждый убежден, что его собственный известный ему и практикуемый им язык (идиолект) является единственно возможным и правильным» [Девкин 1994, с. 19].

   Однако, по данным его исследований, ограниченность употребления некоторых выражений социолектного порядка, характерных только для какой-то узкой среды, часто малоощутима, так как они достаточно четки для того, чтобы быть расшифрованными в конкретных коммуникативных условиях.  Так, на примере молодежного жаргона мы наблюдаем их широкое применение в разговорной речи.

 

Выводы к разделу 3

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Раздел 4. Лингвостилистические и социокультурные аспекты перевода немецких сленговых единиц на русский язык

По мнению В.Д. Девкина, «передача семантики разговорного слова средствами иностранного языка – большая проблема, в которой сталкиваются многие вопросы теории и практики. Первое, что всплывает в этой связи, это сама переводимость таких слов, которые максимально своеобразны и национально самобытны» [Девкин 1994, с. 20]. Общеизвестны крайние точки зрения на этот счет. Согласно одной из них, язык отражает душу народа, специфику его исторического развития и потому уникально неповторим. Согласно другой, как бы ни был самобытен язык, основу выраженной на нем информации средствами перевода передать можно. Разумеется, при этом некоторые тонкости могут пропасть, но дело в главном. Не поддаются передаче на другом языке некоторые реалии, региональная окраска, игра слов, основанная на региональных строевых явлениях, подтекст и т.п., зато есть средства компенсации. В результате языковая компенсация гарантируется. Чем меньший сегмент подлежит переводу, тем труднее обеспечить адекватность. Нет непереводимых текстов, но есть непереводимые слова.

   Возьмем, например, такую разговорно окрашенную  форму, как Verstehen tust du du wohl nischt davon? Не понял, небось, ничегошеньки? Диалектность грамматической формы с tun передана неправильным ударением и присутствием просторечного «небось», что также соответствует сниженной окраске nischt. Сравним dieser Nachbern ihre Kuh ихняя корова, соседев этих (эфтих). Неправильная (нелитературная) конструкция в исходном языке компенсируется в переводе неправильной морфологической формой. Вставка колоризаторов разговорности или оценочных слов реализуема только при переводе текста, но не отдельного слова. Неприкрепленность некоторых субъективных сем определенному месту в предложении, свобода передвижения от слова к слову создает гибкие резервы для перевода текста и мало применима к переводу слов.

   Сравним перевод  фраз, выдержанных в разговорно-фамильярном  стиле: Der neue Trupp Baufitzen ist mit einem Güterwagen gekommen. Новый отряд строителей прибыл с товарняком. Sauwohl fühle ich mich in diesem lauwarmenWasser! Здорово мне тута, вода как парное молоко! Оттенок просторечия передан, но на другом слове. Элементы снижения перемещены. Оценочность для соответствующих денотатов от этого не страдает. Подвижность сем-колоризаторов при переводе может использоваться для передачи общего духа текста. Искусство перевода в том и состоит, чтобы адекватно передать целое.

   Семантика немецкой  сленговой единицы раскрывается переводом, который стремится дать стилистически  и предметно-логически нужное соответствие. Не исключается одновременное приведение нейтрального и жаргонного компонента. Перевод нейтральным словом свидетельствует либо об отсутствии в русском языке маркированного, более близкого соответствия, либо о том, что соответствие еще не найдено. Нейтральный перевод бывает необходим и для пояснения переносного значения жаргонно окрашенного эквивалента, для профилактики интерференции омонимии. Из возможных вариантов перевода приходится иногда оказывать предпочтение не разговорному соответствию, а нейтральному слову, когда это вызывается несовпадением коннотативных сем. При идентичности основного понятийного ядра могут обнаружиться расхождения в сфере применения, в оценке, степени признака, в характере образа, в национальных ассоциациях и всего того, что препятствует идентификации внешне, как будто совпадающих разговорных слов немецкого и русского языков. Во избежание столкновения неидентичных смыслов приходится предпочитать осторожный вариант перевода, поскольку гиперхарактеристика и отступление от содержательного параллелизма гораздо опаснее, чем недостаточность и неполнота информации.

   Также могут  возникнуть недоразумения при  анализе немецкого разговорного  материала русским читателем. Иностранец склонен вольно реконструировать и осмысливать внутреннюю форму, этимологизировать, усматривать экспрессию, невольно исходить из отечественных стилистических установок, поддаваться сбивающему влиянию родного языка.

   Как полагает В.Д. Девкин, «в идеале русский перевод немецкой сленговой единицы должен обеспечить равноценность таких моментов, как:

 

- денотативная семантика;

- равнообъемность понятия;

- градуальная характеристика;

- оценка;

- социальная специализация;

- степень сниженности;

- внутренняя форма;

- возраст слова;

- структурный параллелизм  (частеречная принадлежность);

- этическая окраска;

- эстетика слова;

- комизм;

- узуальный ассоциативный  фон» [Девкин 1994, с. 21].

 

   Желательно обеспечить  адекватность по всем линиям. Более типичен для практически реализуемых переводов отказ от сохранения эквивалентности по тем или иным признакам, которыми приходится пренебрегать в интересах передачи хотя бы самого необходимого. Совпадение денотативного значения (пусть не стопроцентное) обязательно.

   Комбинация совпадения  и несовпадения отдельных параметров  переводимого и переводящего  слова исчисляются многими десятками.  Причем немецко-русские соответствия  нельзя механически перевернуть  в русско-немецкие. Например, существительное Waschlappen вполне точно передается русским тряпка (о безвольном, слабохарактерном человеке). В то же время вторичные значения русского слова «тряпка» (о плохой материи для одежды, об одежде, не имеющей вида) или во множественном числе о нарядах (У нее только тряпки в голове; Она все тратит на тряпки)  соответствует в немецком другому Klamotten или шмотки и при их кажущейся денотативной близости для перевода не годятся, например: alte schäbige Klamotten поношенная одежда, одежка; einige Tage nicht aus den Klamotten herauskommen не раздеваться (не снимать одежды) несколько дней; ausrangierte Herde, Öfen, Schränke хлам, барахло.

   Одним из путей  предупреждения ошибки механического  перенесения свойств переводящего  слова на оригинал является  приведение тех употреблений толкуемого слова, которые пресекли бы возможные ложные ассоциации. Для немецкого читателя такая оградительность обязательна, для русского эти идиоматизированные словосочетания расширяют его представления о спектре применения немецкого слова. Bär совпадает с медведем в переносном значении по неуклюжести, нескладности, неловкости, но в русском языке нет обязательных ассоциаций с особым здоровьем (сравним, gesund wie Bär – здоров как бык), сильным голодом (hungrig wie ein Bär – Bärenhunger haben и русское голодный как волк), ворчливостью (Brummbär).

   Нередко в жаргонном фонде русского языка имеются антонимичные соответствия с достаточно полной коннотативной идентичностью: der Junge klebt am Schaufenster – мальчишку от витрины не оторвешь, дословно 'мальчик приклеился к витрине’.