Глобализация России

Как видим, того, что нужно, в социально-консервативной идеологии  правящей партии нет. Общие правильные принципы и понятия остаются таковыми без их переноса в общество, управление и отношения внутри государства. Складывается очевидный разрыв между  декларируемыми принципами и идеологией и практикой. Идеология «не работает», хотя, повторю, она и является самым  эффективным инструментом управления.

Естественно, этого не могут  не видеть не только критики власти, но и вполне беспристрастные наблюдатели. По информации международной аудиторской  фирмы PricewaterhouseCoopers, в 2007 году, когда Медведев пришел к власти (так в тексте – прим. пер.), 59% российских компаний сталкивались с экономическими преступлениями. В ответ Медведев объявил, что примет решительные меры против коррупции. Однако спустя два года, Price water house Coopers сообщила, что теперь уже 71% российских компаний становятся жертвами экономических преступлений. Другими словами, в результате инициативы Медведева, направленной на снижение уровня экономических преступлений, их число увеличилось на шокирующие 20%.

Глобальное исследование коррупции также выпускает организация  Transparency International, в рамках которого рассматривает более широкий спектр негативных экономических и политических факторов в большем числе стран. В 2007 году Россия заняла шокирующее 143 место из 180 стран. Можно было бы подумать, что хуже уже некуда. Но два года спустя, медведевская Россия оказалась на 146 месте.

Но можете не верить мне  на слово; послушайте лучше бывшего  российского депутата Владимира  Рыжкова, называющего деятельность Медведева «удручающей». Рыжков указывает  на исследование, проведенное Всемирным  экономическим форумом, которое  показывает, что за первые два года Медведева у власти мировая конкурентоспособность  России значительно ухудшилась, и  страна оказалась на прискорбном 63 месте из 133 исследованных стран. Это падение рейтинга включает в  себя и значительно ухудшение  качества судебной системы (еще один любимый проект Медведева). Рыжков говорит, что исследование Всемирного банка  подтвердило, что условия для  бизнеса в стране значительно  ухудшились, и Россия оказалась на 120 месте из 180 стран⁷. При этом, следует выделить несколько особенностей формирования этой идеологии в последнее время. Из них главными являются следующие.

Во-первых, идеология социального  консерватизма – это российская, специфическая для российской истории  и существующих экономических и  социокультурных реальностей, форма  идеологии социального консерватизма. Она становится ведущей и в  развитых странах, стремительно вытесняя как неолиберализм или неоконсерватизм, так и «чистый» социализм. Похоже, что в начале ХХI века именно эта идеология сохраняет перспективу в развитых странах, а не только в России. По мере развития глобализации, особенно в условиях кризиса 2008–2010 годов, отчетливо обозначились тенденции возвращения государства в экономику и общественную жизнь, сохранение национальной системы ценностей, но, главное, развитее человеческого потенциала с учетом национальной специфики. Объективно эти тенденции совпадают с этапом культурно-духовного развития человечества, что, естественно, взаимно усиливает обе тенденции.

Во-вторых, основа этой идеологии  в своих главных проявлениях  уже сложились за годы В.Путина. Думается, что будущие годы станут периодом ее формализации, а, может быть, и нормативного оформления в некую идеологическую систему или доктрину. Попытки сделать это у «Единой России» мы уже наблюдаем. Это означает, что в реальной политической жизни основные элементы этой идеологии уже существуют. Но пока что в полной мере не осознаны и не сформулированы. Поэтому неверно расхожее утверждение о том, что у В.Путина и Д.Медведева нет идеологии и долгосрочной стратегии. Все последние послания президента Федеральному Собранию, а, главное, их действия показывают, что целенаправленно и методично закладывается фундамент под долгосрочную стратегию развития страны. Такой фундамент не может не быть идеологическим. Даже если В.Путин, как «главный идеолог», это и отрицает.

Другое дело, что пока что  такая идеологическая работа ведется  безсистемно, рефлексивно, опираясь на «сигналы, посылаемые элите». Кризис 2008–2010 годов показал, что отсутствие такой идеологической системы и рефлекторность поведения ведут к неэффективным управленческим решениям. Идеология не участвует в управлении, т.е. самый эффективный механизм управления у элиты отсутствует: идеология превратилась в политическую риторику, которая очень далека от реальной политики.

На современном этапе  сложился взгляд на идеологию в форме  следующего подхода: чем прогрессивней  исторический субъект, тем больше идеология  включает положительных знаний; чем  он реакционнее, тем иллюзорнее идеология. Прогрессивные силы общества всегда направлены в будущее, поэтому их идеология мобилизует на прогрессивную трансформацию общества. При этом отнюдь не отрицается, а предполагается сохранение традиции.

Отрицательно влияет на людей  идеология социального субъекта, который утратил или исчерпал свою историческую перспективу. Например, носитель идей либерализма или коммунизма. Их интересы начинают противоречить  общим интересам общества. Поэтому  такие субъекты начинают средствами идеологии скрывать свою бесперспективность, вынуждены искаженно отображать социальную действительность, которая  приводит к массовому созданию мифов  – будь-то коммунистические, либеральные в их классическом представлении ХХ века. Что очень хорошо видно на примере России 2000–2010 годов, когда изжившие идеологии пытались искусственно реанимировать свои мифы.

В-третьих, в основе социально-консервативной идеологии, её стержнем, является главная  идея развития человека, его потенциала, который выполняет в условиях глобализации ключевую роль цели и, одновременно, средства развития. Эта ключевая идея, повторно стала общепринято в  ХХI веке в развитых странах. В той или иной форме она стала формироваться и в сознании правящего класса в России в 2005–2010 годы. Мы можем признать, что в этот период произошло переосмысление правящей элитой приоритетов развития. Может быть этот процесс 2010 году еще не завершился, но совершенно ясна общая тенденция, направленность движения. Впервые за многие десятилетия в России человек, его потенциал стали в центре внимания элиты, действий власти, а не следствием какой-то иной стратегии.

Парадоксально, но факт: в  социальном консерватизме «Единой  России», в практических действиях  власти эта особенность современного этапа развития практически игнорируется. Налицо многочисленные инициативы Д.Медведева и В.Путина, так и не превратившиеся в идеологию и стратегию.

Кроме того, социальная сторона  жизнедеятельности общества и государства, включая социальную политику, объективно становятся ведущими областями, определяющими темпы не только социального, но и экономического развития. Повторю, что этот процесс находится в стадии, когда от политических деклараций начинают постепенно переходить к конкретным действиям. Но делается это бессистемно и недопустимо медленно. Деятельность В.Путина и Д.Медведева по реализации нацпроектов – пример того как в 2005–2010 годы власть настойчиво, иногда не осознавая, может быть, до конца всей «идеологичности», масштабности задач, продвигалась в этом направлении.

Очень схожая ситуация наблюдалась  и во внешней политике России, где  подчеркнутый прагматизм, отрицание  идеологии сопровождались процессом  переосмыслений старых схем мироустройства и национальных интересов России, т.е. наблюдался очевидный поиск  самоидентификации России во внешнем  мире. Как справедливо заметил  академик Ан.Торкунов, «Осмысление современного международного контекста заставляет нас отказаться от статичных схем биполярности, многополярности с заведомо известными полюсами и схемами центросиловых отношений. Более адекватными представляются утверждения о «плавающей», «меняющеся» геометрии современной мироструктуры. Изначально термин «variable geometry» был применен для характеристики европейских процессов первой половины 1990-х годов, когда стало ясно, что на пути к полноценному Европейскому союзу внутри самого ЕС возникают различные скорости движения, различные специализированные полюса влияния – экономический, финансовый, военно-политический, а также различные констелляции этих полюсов»⁸.

Важное значение – не случайно – имело разное обострение в 2007–2010 г. «исторической политики», т.е. критика со стороны ряда западных стран и российских политологов исторического прошлого Российской империи, СССР, современной России. Историю попытались не просто переписать и переосмыслить, но и – главное – навязать российскому народу и его элите новую трактовку многих исторических событий. Как следствие необходимости противодействия таким попыткам в мае 2009 года была создана Комиссия по противодействию фальсификации истории в ущерб интересам России, которой пришлось фактически не только начинать с нуля этап идеологического осмысления истории, но и столкнуться с откровенно организованной идеологической кампанией по фальсификации. Эти и другие положения социального консерватизма – суть новой идеологемы, которая сформировалась в последние годы в условиях глобализации в развитых странах и в России, т.е. это вполне объективная тенденция, которая сдерживалась в нашей стране в силу известных факторов. Можно сказать и проще: плутая последние десятилетия по бездорожью, Россия вышла на твердую почву – магистральный путь развития. Проблема только в том, чтобы, во-первых, быстро по нему двигаться. А, во-вторых, чтобы очередные идеологические шаманы не столкнули с этого пути общество.

2.5.2. Глобализация и идеология: необходимость лидерства

Проблема в том, что  противостоять идеологической глобализации может только эффективная национальная идеология. Социальный консерватизм в  его нынешнем виде таковой не является. Это, скорее, набор нечётко очерченных принципов, а не инструмент защиты и  продвижения российских целей в  мире. Он отражает нынешнюю российскую политическую реальность – прагматизм, метод «кризисного управления», – а не необходимый волевой импульс и творческое начало, необходимые для того, чтобы Россия стала идеологическим лидерам в мире. Проблема заключается в том, что при глобализации только лидер в какой-либо области. Может сохранить свои позиции. Это утверждение справедливо для всех областей жизнедеятельности, но, особенно, для идеологии. Именно лидерство в идеологии делает образ России привлекательном для других стран и социальных групп. Такое лидерство в идеологии не обязательно совпадает с лидерством в экономике. Это важно понять для того, чтобы не ставить идеологическое лидерство в зависимость от экономических успехов, которых, вероятно, придется ждать долго.

По данным международной  статистики, на начало XXI в. доля ведущих  держав в мировом ВВП распределялась следующим образом: США – 21%, Западная Европа – 20%, Япония – 7,5%, Китай – 12,5%, Россия – 2,4%. Согласно прогностическому исследованию ИМЭМО РАН, к 2015 г. США будут иметь 18% от мирового ВВП, Китай – 16,5%, Западная Европа – 16%, Япония – 5,5%. Россия же в лучшем случае (при ежегодном экономическом росте в 5– 6%) после 2012 г. повысит свою долю до 3% мирового ВВП⁹.

Даже при решении задачи, сформулированной в Стратегии национальной безопасности до 2020, войти в число  пяти экономических лидеров, качество российской экономики будет уступать качеству лидеров глобализации.

Но это отнюдь не означает. Что Россия не может и не должна претендовать и бороться за идеологическое лидерство в мире, которое прямо  не вытекает из экономического и технологического. Во-первых, потому, что есть другие, неэкономические области – культура, наука, образование, духовность. А, во-вторых, потому что от таких претензий не оспариваются государства, которые также не могут в ближайшем будущем претендовать на лидерство в экономике.

Другой аспект: глобализация и идеология – два тесно  взаимосвязанных процесса, чья взаимосвязь, однако, обнаруживается (либо её не хотят  замечать) далеко не всегда. На мой взгляд, эта взаимосвязь выражается в следующем: лидерство в глобализации (финансах, экономике, социальной области) невозможно без идеологического лидерства, причем такое лидерство выражается в создании собственной модели развития, а не в клонировании чужого опыта. Только собственная модель участия в глобализации и развития, основанная на собственном опыте и национальной специфике, т.е. на собственном идеологическом фундаменте, способна вывести страну на темпы опережающего развития. В противном случае изначально закладывается модель «догоняющего» развития – в общественной жизни, экономике и политике. Таким образом, если Россия хочет быть лидером глобализации и иметь опережающие темпы развития, она просто обязана быть идеологическим лидером, который предлагает на глобальном уровне привлекательную идеологическую модель и образ страны.

Идеологическое лидерство  не обязательно ведет к лидерству  в глобализации, т.е. то или иное общество может сознательно выбрать другую модель развития, которая не вписывается  в систему ценностей и стандарты  глобализации, например, экономическую, религиозную или психическую.

Таким образом идеология предопределяет выбор и результата. Если нация хочет быть равноправным лидером в процессе глобализации, то она обязана быть идеологическим лидером. Но она может и выбрать (теоретически) и другую модель взаимоотношений с государствами в мире, игнорируя на разных этапах требования глобального развития, но, если она, опять же, остается идеологическим лидером. Если же нация сознательно отказывается от идеологического лидерства, то у нее выбора не остается. Она не может претендовать ни на глобальное лидерство, ни на отказ от участия в глобализации. Она просто становится предметом воздействия глобальных процессов, поглощается другими, более успешными странами. Таким образом выбор за элитой страны, которая должна адекватно взвесить все плюсы и минусы глобализации и «вписать» их в свою идеологию. Позитивные аспекты глобализации в России оставались долгое время без внимания. Между тем пример Китая показывает, что выигрыш от глобализации, который получила эта страна за последние годы, во многом объясняется именно новыми идеологическими установками, вытекавшими из понимания сути глобальных процессов. Как признает директор Института изучения России (Тайвань) В.Малявин, «Китай выиграл от глобализации едва ли не больше всех остальных стран мира. Он вошел в мировой порядок и во многом уже сам определяет его. Естественно, за этими новшествами последовали идеологические новации. Вражда и борьба теперь в Китае не в почете»¹⁰. Идет мирная экспансия. Уже на технологической стадии. Но – надо подчеркнуть – эта экономическая и уже технологическая экономия Китая изначально была обеспечена идеологически. Следует помнить, что Китай никогда не поступался национальными идеологическими, культурными и историческими ценностями. Впрочем, как и Индия, которая также смогла удачно совместить идею модернизации и национальной идентичности. Именно синтез позитива глобализации и национальных традиций, – как показывает опыт Китая и Индии – дает лучший политический и экономический эффект. Этот синтез должен стать частью любой новой национальной идеологии, претендующей на мировое лидерство и создание привлекательного облика страны в мире.

Идеологический аспект глобализации стал особенно актуален в последнее десятилетие, при В.Путине и Д.Медведеве. Эта актуальность имеет вполне конкретные международно-политическое значение, что мы нередко обнаруживаем в явно недружественных жестах применительно к России. Факт, как говорится, «на лицо»: именно в последние 7–10 лет мы видим, что по отношению к России складывается – настойчиво, систематически и даже агрессивно – недружественная политика, целью которой является насильно «встроить» Россию в чужую систему ценностей, отражающую прежде всего иные национальные интересы. Вполне, впрочем, прагматические. При этом основная аргументация этих сил сводится к тезису о том, что глобализация вырабатывает некие «универсальные» мировоззренческие, политические и идеологические стандарты. Таким образом «универсализм» выступает как инструмент лишения России претензий на идеологическое лидерство, а, в конечном счете, и на лидерство в глобализации. Отказ от идеологического лидерства, как следствие принятия «универсальных» ценностей – в политике («демократия», «права человека» и т.д.), экономике («свобода рынка», отказ от активной роли государства и т.д.), означает и неизбежный отказ от любых попыток опережающего развития. Эта аксиома хорошо известна в науке, где создать новый научный продукт можно только опираясь на собственную научную школу. В противном случае возможно лишь повторение или компиляция чужих научных школ. Идеология – самое сильное и хорошо известное оружие. Те элиты, которые не только знают, но и используют его в своих национальных интересах, как правило, могут добиться больше, чем даже использование военной силы. Впрочем, ничего особенно нового в этом нет. В 50-е годы, например, США, провозгласив «доктрину Эйзенхауэра», а затем в 70-е декларировали «доктрину Никсона», также пытаясь насильно внедрить свои «универсальные» идеологические ценности. Сейчас уже нет господствовавшего в СССР коммунизма, однако стратегия не изменилась: самая эффективная победа это победа, когда другая нация воспринимает чужую систему ценностей, чужие нормы и правила поведения. В отличие от военной, эта победа абсолютная.