Исторический источник и исторический факт

Среди берестяных грамот XI -XV вв., обнаруженных A.B. Арциховским  при раскопках Новгорода, оказалась  одна загадочная шифровка. Вот что  было написано на бересте:

нвжпсндмкзатсцт

ееаиаеуааахоеиа

После многих попыток  грамота была расшифрована. Надо было приставить к букве верхней строчки букву нижней, потом переходить к следующей букве в верхней строке, потом опять к нижней.

Недостающие гласные  пришлось восстанавливать по смыслу. Грамота оказалась шуткой школяра XII или XIII в. «Невежа писа не дума каза, а хто се цита...»

Вдумаемся в  теоретико-познавательный смысл (как  ни высокопарно это звучит) подобной расшифровки.

Когда историк  прочитал на куске бересты зашифрованную  запись школяра, он не только получил новое знание об историческом факте, о том, что написано на бересте, о характере культуры ХII в., о психологии людей эпохи; он расширил площадь самого фрагмента прошлого.

Историк восстановил  еще один «угол» самого объекта (и  предмета) познания. Исторически реальная надпись на бересте (исторический факт, независимый от сознания историка) — это не беспорядочный и бессмысленный  набор букв, но осмысленная шутка  древнего школяра: «Невежа писа...». И дело не только в том, что историк теперь может сказать: «Я знаю, что на бересте действительно написано то-то и то-то...». Дело в том, что в нашем времени теперь присутствует (в качестве факта) именно такая, действительно осмысленная берестяная грамота. Присутствует и актуально существует кусок быта XII в. вместе с характерным грубоватым юмором, розыгрышем, «обрывком» взаимоотношений. Присутствует тот самый предмет — «эллипс», предмет — отношение, который характерен для социальной действительности. Однако, для разума, воспитанного в предрассудках, все, что обнаруживается на бересте в результате такой работы, представляется не действительным, а «недействительным», не фактом, но знанием о факте. Как же иначе, ведь все это содержание — результат нашей субъективной деятельности, оно зависит от нас, оно может быть истинным или ложным, оно производно по сравнению с «упрямым фактом» — куском бересты с врезанными в него полосками. Эти опасения и предрассудки («действительно только то, что я вижу») связаны с укоренившимся вещественным, бытийным представлением о действительности.

Вещь, на которую можно  ткнуть пальцем, — вот это бесспорно  объективный материальный предмет. Что касается такого «предмета», как  социальное отношение, и нас, и нашу деятельность включающее в свою орбиту, это уже нечто похожее «на  субъективность», нечто странное и  неуловимое...

Между тем секрет заключается в следующем. Содержание надписи на бересте (в нашем примере) — это определенное отношение между автором письма и его читателем. Действия но расшифровке этой надписи, сами затруднения в этой работе, неверные ходы и запутанные тупики — все это входит в действительное содержание данного факта. Расшифровав (а главное, расшифровывая) эту надпись, исследователь включается всистему отношений. Большe того, он оживляет ту систему отношений, которая и составляет суть данного факта как фрагмента действительности. Какой действительности?

Прошедшей? Или настоящей? «Или — или» здесь только путает карты. Включаясь в современную  нам действительность, включаясь  в определенную деятельность современного историка, кусок бересты оживает  как фрагмент прошедшей действительности. Факт истории — это момент социальной связи. Активно воспроизведя эту связь, оживляя оба «полюса» данного, социально-значимого, предмета, я одновременно понимаю этот исторический факт и воспроизвожу его, расширяю площадь прошедшей действительности в связях и срезах действительности моего времени. Я воспроизвожу исторический факт по законам его произведения, я действую так, как действовали люди прошлого (расшифровывая эту надпись), для которых этот исторический факт существовал как определенное, пускай ничтожно малое, социальное отношение.

Причем моя  деятельность, включаемая в содержание этого факта, все время сохраняет вполне объективный, определяемый ее содержанием характер. Конечно, человек действует (расшифровывая надпись) вполне сознательно; он может эту надпись совсем не расшифровывать, но сама деятельность читателя и сама необходимость расшифровки входят объективно детерминированным звеном в социальное содержание данного факта (т. е. зашифрованной надписи).

Расшифровывая исторический факт, мы включаем в современную  действительность фрагменты действительности прошедшей и тем самым раскрываем историзм современности. Мы сами развиваемся как культурные субъекты, т. е. субъекты, прожившие долгую историческую жизнь (100, 300, 1000 лет). Мы действуем как исторически памятливые субъекты.

Факт независим  от нашего знания о нем, но факт (данный факт берестяная грамота)включает в себя деятельность современного исследователя (или любого другого субъекта, скажем, школяра, жившего в XII в.), деятельность по расшифровке; этот факт не узоры на дереве (не «вещь»), но социальное отношение, скрытое за твердой вещной оболочкой. Это отношение — отношение» между людьми с их сознанием, волей, с их целенаправленной деятельностью.

Включение нашей  деятельности в реальное бытие факта (распредмеченного как отношение, как возможность ) есть вместе с тем и именно благодаря этому его познание. Чем большую «площадь» исторического факта мы воспроизводим, тем больше мы знаем о нем. Пока перед нами лежит береста с бессмысленной надписью — это небольшой уголок прошедшей действительности (открыв этот факт, мы знаем, к примеру, что многие простолюдины ХП в. умели писать). Включение же надписи в отношение «дешифровки» есть воссоздание предмета — социальной связи, есть реконструкция большего фрагмента действительности и одновременно есть добывание большего знания об этом фрагменте. Дело здесь не в дешифровке загадки, как таковой. Дело именно в необходимости включения историка в реальное социально-историческое отношение.

Реконструкция исторического факта — это  процесс освоения, с точки зрения своей эпохи, всего того движения, пробега всемирной истории, который  фокусируется вокруг изучаемого факта  и который выступает сегодня  не в качестве «снятого»культурного наследия, но в качестве «относительной одновременности» (ср. Эйнштейн) прошлых и современных событий. Факт реконструирован лишь тогда, когда (как в примере с берестой) деятельность «дешифровщика» включается в определение исторического значения этого «факта», во всей его социальной неповторимости.

Впрочем, последние  абзацы — не столько заключение, сколько вступление в собственную диалектику (« механизм ») исторической реконструкции.

Логическую  необходимость только что сформулированных утверждений возможно раскрыть только на основе дальнейших исследований. Здесь же просто хотелось еще раз — логически — переформулировать саму проблему исторического факта.

3.2. Научно-исторический факт.

Научно-исторический факт - это отражение историком фактов исторической действительности на основе фактов источника. Следовательно, научно-исторический факт - в целом дважды субъективизированное отражение прошлого. Исключение составляют те случаи, когда источник является непосредственным остатком прошлого, реликтом, дающим возможность непосредственно-чувственно воспринять это прошлое. Такие реликты могут быть как материальными, так и духовными. Они, как указывалось, наряду с опосредованной информацией несут и непосредственную информацию. Существенным отличием научно-исторического факта от факта действительности и факта источника являются его содержательная незавершенность и изменчивость, способность к обогащению в процессе исторического познания. Различение указанных категорий исторических фактов -- непременное условие корректного оперирования ими в историческом исследовании и успешного, объективного познания исторической реальности. Между тем понятие «исторический факт» нередко фигурирует в работах советских исследователей (историков и философов) в недифференцированном выражении, что, естественно, порождает неясности и недоразумения. Очевидно, что применительно к каждой из указанных категорий исторических фактов историку приходится решать целый ряд конкретно научных и методологических проблем, порождаемых особенностями этих фактов. Рассмотрим кратко основные из них:

Применительно к фактам исторической действительности существен вопрос о «простых»  и «сложных» фактах. Позитивистское понимание факта основано на том, что в исторической действительности реальны лишь простейшие и единичные  факты. Субъективный идеализм также  допускает факт лишь как нечто  сугубо индивидуальное. В действительности же в исторической реальности существует огромное многообразие фактов -- от простейших до сложнейших, в которых проявляются функционирование и развитие исторических ситуаций, систем и процессов. «Сама объективная историческая действительность отливается в факты -- «узлы» различной сложности, протяженности, эшелонированности в глубину, «объема» выкристаллизовавшихся в них пластов социальности». Реальность сложных, фактов исторической действительности обусловлена наличием в этой действительности единичного, особенного и общего, органической переплетенностью индивидуальных и неповторимых событий и общественных систем, отдельных количественных изменений и качественно отличных стадиальных этапов в развитии общественных процессов.

Наличие сложных  исторических фактов ставит перед историками задачу их обоснованного выделения  в исследовательской практике. Критерий здесь один -- учет той качественной определенности, которая присуща всем фактам исторической действительности. Это требует установления тех пространственных и временных границ, в которых заключена качественная определенность того или иного сложного исторического факта. В тех случаях, когда эти факты выражают дискретные (прерывные) явления общественной жизни, такие границы определить сравнительно несложно. Так, например, во временном интервале от 9 января 1905 г. и до 3 июня 1907 г. заключена огромная совокупность социально-политических событий, которые в своей целостности образовывали качественную определенность, присущую такому сложному историческому факту, каким была российская буржуазно-демократическая революция 1905--1907 гг.

Труднее выделять сложные исторические факты, которые  выражают ход непрерывных, динамических исторических процессов. Так, эпоха  промышленного переворота несомненно представляет собой сложный исторический факт, суть которого состоит в том, что внедрение машин знаменовало утверждение капиталистического способа производства и завершение длительного процесса генезиса капитализма. Но установить даже примерные временные границы этого сложного исторического факта весьма не просто. Применительно к России начальный рубеж этого процесса датируется разными исследователями от 90-х годов XVIII, когда появились первые машины, до конца 50-х годов XIX в., когда их применение обрело уже сравнительно широкий размах. Разные мнения высказываются и по вопросу о времени завершения промышленного переворота (одни его относят к кануну отмены крепостного права, а другие -- к концу XIX в.). Причины подобных расхождений чаще всего обуславливаются не ограниченностью конкретно-исторических данных, а разным пониманием либо сущностно-содержательной сути сложного исторического факта в целом, либо тех конкретных признаков, в которых она выражается. Здесь мы подошли к вопросу о многообразии исторических фактов.

Исторические  факты чрезвычайно многообразны по пространственно-временной протяженности (факты простые и сложные), по предметной содержательности, (факты экономической, социальной, политической, культурно-идеологической жизни и т. д.) и по системе присущих им взаимосвязей. Любой исторический факт всегда находится в системе  других фактов и взаимодействует  с ними. Поэтому при инвариантности каждого отдельного выражения исторического  факта система этих выражений  является поливариантной, т. е. многозначной. Это служит объективной основой  для разного «видения» исторических фактов познающим субъектом-историком. Но от историка зависит лишь выбор  угла зрения на факт, но не его реальное содержание, которое объективно.

Многообразие  и сложность даже простых исторических фактов состоит в том, что они  выражают историческую реальность и  со стороны ее объективного содержания, т. е. ее коренной сущности, и со стороны  ее субъективных восприятий современниками, т. е. со стороны ее видимости. Таким  образом, истинный смысл исторических фактов и их понимание и оценка современниками очень часто не совпадают. Но какими бы ни были иллюзии современников о своей эпохе, они являются реальными историческими фактами, с которыми приходится иметь дело историку. Поэтому возникает важная задача выявления и преодоления заблуждений современников. Диалектико-материалистический путь решения этой сложной задачи - сведение индивидуального к социальному, единичного  к массовому, а идеального  к материальному. Наконец, еще об одной стороне фактов исторической действительности  об их сходстве с фактами естественного мира и о различиях между ними. Как указывалось, позитивизм обе эти категории объективных фактов отождествлял, а субъективный идеализм их противопоставляет. При этом основой для отождествления служило сведение общественного к естественному, а для противопоставления  утверждение, что факты общественной жизни в силу своей индивидуальности и духовной природы якобы неповторимы. Оба подхода неверны. Факты общественные и факты естественные нельзя ни отождествлять, ни противопоставлять. Они имеют и различия, и сходство. Факты общественные есть выражение хотя и объективной по своим законам и результатам, но сознательной и целенаправленной человеческой (следовательно, субъективной) деятельности, с присущими ей интересами, идеалами и страстями. Субъекты общественного мира своей деятельностью не только творят факты, но и выносят им оценку. Мир естественный в этом отношении бесстрастен. Но оба мира сходны, ибо их развитие представляет собой естественно-исторический, внутренне обусловленный и закономерный процесс, в котором имеет место повторяемость. Она - такая же органическая черта мира общественного, как и естественного. Исторические факты неповторимы лишь на единично событийном уровне, но на уровне функционирования и развития общественных систем им имманентно присуща повторяемость. Тем самым историческое познание в своей коренной сути - раскрытии закономерностей объективного хода общественно-исторического процесса - сходно с научно-естественным познанием.

Заключение

Можно, конечно, сказать, что «факт» — это знание о событии, теоретический образ  события, а вот историческое событие  — это уже фрагмент самой действительности... Дескать, в обыденном сознании факт — это само событие, а в историческом анализе факт — это сложнейшая реконструкция (образ) события. Предположим, что это так. Но ведь проблема-то от этого ничуть не изменится. Проблема факта, как она возникла исторически и как она существует гносеологически — для исторической науки — это проблема реальности в противоположность кажимости, это вопрос о «мире по истине» в отличие от «мира по мнению». Это вопрос о возможности... знать факты (знать то, что знанием не является...), но не вопрос о возможности знать... знание. Но: «Факты — упрямая вещь». «Такова логика фактов». «Это — факт, а не реклама» — все эти расхожие фразы — не просто фразы. Они отражают реальность проблемы, от которой никуда не уйдешь.