Китайская цивилизация

 

В 25 г. н.э. представитель  императорской фамилии Гуан У  ди (25-57 гг. н.э.) захватил власть и восстановил  династию Хань. Предпринимались отчаянные  усилия преодолеть кризис в стране. Удалось вновь установить влияние в Западном Крае. Как никогда ханьцы развернули внешнюю торговлю. Большое распространение получили имения сильных домов, которые постепенно превращались в экономически замкнутые хозяйства, тем самым, снижая уровень государственных доходов. В III в. официально отменили монетное обращение, используя в качестве денег шелк и зерно. Сократилась численность населения, а число городов уменьшилось в два раза. Это, наряду с непрерывной борьбой клик при дворе, привело к ослаблению центральной власти, социальной дестабилизации (восстание Желтых повязок в 184 г.) и падению династии. В 220 г. Ханьская империя распалась на три царства, тем самым прекратив свое существование. Просуществовавшая благодаря централизованной системе управления более четырех столетий, Ханьская империя стала образцом для последующих эпох.

Роль  конфуцианства в  истории Китая.

 
 

Конфуцианцы и  рекрутировавшиеся из их числа чиновники  обычно эффективно управляли своей  огромной империй за исключением  тех периодов, когда Китай находился  в состоянии кризиса и центральная власть заметно ослабевала. В периоды кризисов с особой силой проявлялась весьма характерная закономерность: мздоимство коррупция, никогда не исчезавшие, но в периоды эффективного функционирования центральной власти находившиеся в определенных рамках и официально весьма строго преследовавшиеся, расцветали пышным цветом. Это обычно бывало дополнительным фактором, способствовавшим углублению кризиса. Но именно в периоды глубокого упадка и развала империи в среде чиновничества и шэнь-ши всегда отыскивались популярные деятели, которые находили в себе мужество пойти против течения и резко обличали пороки современного им общества. При этом они руководствовались не только интересами страдающего народа; гораздо более они были озабочены нелегкой задачей спасти готовый рухнуть порядок вечных и священных принципов конфуцианского государства.

 

      Призывы этих «честных чиновников» ( они так официально именуются в китайской конфуцианской историографии ) обычно не мешали кризису идти своим чередом. Однако их деятельность отнюдь не была бесполезной. Некоторые из них присоединялись к восставшим крестьянам и даже становились во главе движения, а в случае его неудачи - советниками нового императора. Кроме того, сам факт социального протеста со стороны конфуцианцев в суровую для Китая годину немало способствовал процветанию и популярности конфуцианства в целом. Во-первых, своими  обличиями иеучастием в народных восстаниях они как бы практически реализовывали тезис о добродеятельности императора и смене мандата: недостойный правитель, доведший страну до катастрофы, терял власть, которая при их помощи и участии попадала в руки достойного. Во-вторых, после смерти «честных чиновников», особенно если они становились жертвой репрессий со стороны правителя, деяния и личности их обрастали легендами, а эти легенды поддерживали в народе культ мудрых и добродетельных, справедливых и заботливых конфуцианских ученых-чиновников.

 

      Культ этот всегда был очень заметен в Китае. Не аристократ или священник, не дворянин-рыцарь или офицер-дуэлянт, а именно ученый-чиновник, грамотей-начетчик всегда был социальным идеалом в старом Китае. Вся направленность социальных устремлений, весь импульс жизни, все личные желания каждого честолюбивого китайца концентрировалось на этом: в многочисленных новеллах и романах, драмах и стихах основная сюжетная линия всегда так или иначе была связана с темой бедного студента, который благодаря терпению, труду, стараниям и способностям преодолел все препятствия, успешно сдал экзамены, получил должность и оказался на вершине почета, славы и богатства. При этом речь шла не просто о грамотности, образованности и причастности к власти. Мудрость шэньши опиралась в конечном счете на священные конфуцианские каноны, которые в своей сумме считались сокровищницей обожествленных истин. Каждый причастный к этим истинам даже внешне, по формальным признакам, резко отличался от простого народа.

 

  Конфуцианство - регулятор жизни Китая.

 

      Конфуцианское централизованное государство, существовавшее за счет ренты-налога с крестьян, не поощряло чрезмерного развития частного землевладения. Коль скоро усиление частного сектора переходило допустимые границы, это вело к значительному снижению доходов казны и распутству всей административной системы. Возник кризис, и в этот момент начинал действовать конфуцианский тезис об ответственности императоров и их чиновников за дурное управление. Кризис преодолевался, но чаще всего сопровождавшее его восстание развеивало в прах всё, что было достигнуто частным сектором: о какой гарантии прав частных владельцев могла идти речь в дни, когда страна была в пламени войны, а власть осуществлялась крестьянскими вождями или иноплеменными захватчиками, экспроприировавшими всех и вся? После кризиса центральная власть в лице нового императора и его окружения становились сильнее, а частный сектор должен был начинать всё заново.

 

      Примерно такую же роль играло конфуцианство и в социальных процессах. Центральной власти в Китае всегда противостояли различные могущественные кланы и корпорации - ремесленные и торговые объединения, землячества, секты, тайные общества и т. п., которые в какой то мере нейтрализовывали и ограничивали всемогущество центральной администрации. Они были основаны всё на тех же конфуцианских принципах строгого патернализма, железной дисциплины и строжайшего церемониала (несмотря на то, что многие из этих корпораций, особенно секты и тайные общества, чаще всего были даосско-буддийскими, а не конфуцианскими). Поэтому в периоды кризисов и восстаний, когда центральная власть ослабевала и фактически сходила на нет, они играли немаловажную роль как в выполнении функций местной власти и защиты элементарного порядка, так и в качестве местной основы, на которой сравнительно легко возрождалась новая власть с конфуцианством в качестве её неизменной идеологической и организационной опоры.

 

      Наконец, конфуцианство выступало и как регулятор во взаимоотношениях страны с Небом и - от имени Неба - с различными племенами и народами, населявшими мир. Конфуцианство поддержало и вознесло созданный ещё в иньско-чжоуское время культ правителя, императора, «сыны Неба», управляющего Поднебесной от имени великого Неба. С течением времени сложился подлинный культ Поднебесной, срединного государства, рассматривавшегося как центр Вселенной, вершина мировой цивилизации, средоточие истины, мудрости, знания и культуры, реализация священной воли Неба. Отсюда был только шаг до разделения всего мира на цивилизованный Китай и некультурных варваров, населявших окраины, прозябавших в темноте и невежестве и черпавших знания и культуру из одного только источника - из центра мира, из Китая. Любое прибытие в Китай иностранцев всегда рассматривалось как признание сюзеренитета сына Неба, как готовность принять культурные ценности великого Китая. Многие соседи Китая - гунны, тоба, монголы, маньчжуры, - спорадически завоевывавшие Срединную империю и даже основывавшие свои династии, со временем неизменно окитаевались, что укрепляло у китайцев сознание превосходства их культуры. Оказавшимся на императорском троне варварам-завоевателям всегда приходилось - за неимением альтернативы - принимать конфуцианскую систему администрации, и это же как бы подтверждало концепцию о вечности и совершенстве конфуцианства и регулировавшейся им китайской империи, китайской цивилизации.

 

      Религия ли конфуцианство? В конкретных условиях китайской империи конфуцианство играло роль основной религии, выполняло функции государственной идеологии. Выдвинутая им на первый план и тщательно культивируемая социальная этика с сей ориентацией на моральное усовершенствование индивидов рамках корпораций и в пределах строго фиксированных, освященных авторитетом древности норм была , по существу, эквивалентом той слепой и окрашенной мистикой, порой даже экстазом веры, которая лежит в основе других религий. Эта замена была логичной, естественной именно в Китае, где рациональное начало ещё в древности оттеснило эмоции и мистику, высшим божеством считалось строгое и ориентированное на добродетель Небо и где в качестве великого пророка выступал не вероучитель, склонный к видениям и откровениям (будь то Иисус, Моисей, Мухаммед или Будда), а мудрец-моралист Конфуций.

 

      Не будучи религией в полном смысле слова, конфуцианство стало большим, нежели просто религия. Конфуцианство - это также и политика, и административная система, и верховный регулятор экономических и социальных процессов - словом, основа всего китайского образа жизни, принцип организации китайского общества, квинтэссенция китайской цивилизации. В определенном смысле можно сказать, что именно благодаря конфуцианству со всем его культом древности и консерватизмом китайское государство и общество не только просуществовало более двух тысяч лет в почти не менявшемся виде, но и приобрело такую гигантскую силу консервативной инерции, что революционный XX век , покончивший с конфуцианством как официальной идеологией и активно развенчавшей эту доктрину, пока ещё далеко не в праве считать себя победившим все восходящие к конфуцианству и питающиеся его соками консервативные традиции.

 

      В течение двух с лишним лет конфуцианство формировало умы и чувства китайцев, влияло на их убеждения, психологию, поведение, мышление, речь, восприятие, на их быт и уклад жизни. В этом смысле конфуцианство не уступает не одной из великих религий мира, а кое в чем и превосходит их. Конфуцианство заметно окрасило в сои тона всю национальную культуру Китая, национальный характер его населения. Оно сумело стать - во всяком случае для старого Китая незаменимым.

 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Кризис  Маньчжурской власти в Китае.

 

 

 В современной китаистике особое внимание уделяется проблемам влияния религиозно-идеологических нормативов на политическую и социально- экономическую подсистемы. Заложены основы новой парадигмы, ориентированной на изучение социокультурных процессов. Сама историческая реальность последней третьи ХХ века свидетельствовала, что КНР осуществляет модернизацию не принимая западных ценностей, институтов и форм поведения.

  Признание витальности китайской социокультурной общности, открыло новые перспективы изучения прошлого Китая. Было опубликовано большое количество работ, посвященных экономической, социальной и культурной истории страны, введены в научный оборот новые источники и ретроспективная статистика. Категория “китайская (синическая) цивилизация” является общепринятой в современной науке.

  Ключевой для истории Китая периода нового времени является проблема кризиса империи Цин и его качественной характеристики. Иначе говоря, речь идет о том, можно ли рассматривать кризис цинской империи накануне экспансии европейских держав как кризис китайской социокультурной общности в целом, как системный цивилизационный кризис. Культурно-генетическим кодом цивилизации является система мировоззренческих универсалий, которые формируют целостный образ мира и выражают шкалу ценностных приоритетов социума. Именно эти базовые ценности определяют, какие фрагменты из непрерывно обновляемого социального опыта должны стать нормативными, а какие не должны передаваться новым поколениям и не играть сколь-нибуть важной роли в формирующейся новой исторической реальности.

  В контексте обозначенной проблемы данного доклада встает вопрос: можно ли рассматривать маньчжурскую династию, как традиционную в смысле восприятия и реализации базовых ценностей китайской цивилизации?

  После завоевания Китая маньчжуры формально декларировали свою приверженность конфуцианским идеалам, фактически взяли курс на фундаментальную ревизию всего культурного наследия. Объектом “литературной инквизиции” были не только произведения, содержащие антиманьчжурские выпады, но и исторические сочинения, освещавшие события периода смены династий или защиты китайских границ от кочевников. Интеллектуальный запрет распространялся и многие конфуцианские философские труды. Общепризнанно, что цинский двор беспокоили именно фундаментальные проблемы правления, идеологии, морали и все, что по каким-либо соображениям рассматривалось как опасное для режима, уничтожалось на протяжении столетий 1.

  Конфуцианский идеал “благородного мужа” требовал, чтобы чиновник помогал императору управлять государством, критиковал и увещевал его. Маньчжуры уже в 50-е годы XVII века запретили местным чиновникам адресовать письма и доклады центральным властям или устно высказываться по вопросам управления страной, по военным и гражданским делам2. В сложившихся условиях китайская интеллектуальная элита практически лишилась возможности выполнять свою главную функцию – поддерживать нормативные традиции общества и адаптировать их к новым историческим условиям. Китайский “благородный муж”, проникнутый древней правдой и обязанный служить народу, фактически остался не у дел. Он мог быть только исполнителем воли господствующей маньчжурской аристократии. Экзаменационная система, призванная подготавливать представителей ученого сословия (чиновников) также совершенно деградировала.

  В традиционном Китае конфуцианство, даосизм, буддизм были различными способами трактовки культурной традиции, при этом социально-политические аспекты обеспечивались конфуцианством. Наделение последнего статусом официальной идеологии не привело к накладыванию на даосизм и буддизм “ярлыка” оппозиционных доктрин. Напротив, они выполняли роль своеобразной “отдушины” для не реализовавшихся в государственной системе мировоззренческих теорий, что способствовало сохранению гармонии в сфере духовной.

  В традиционной политической культуре Китая механизм взаимодействия “Трех учений” осуществлялся по принципу ситуативности, cмена династических циклов оправдывалась конфуцианской доктриной “мандата Неба”. В соответствии с этой доктриной конечной и высшей целью государственного управления провозглашались интересы народа, и если народ бедствовал, значит, император нарушил волю неба, утратил его мандат и должен быть смещен.