Просвещение и цензура в период правления Николая I

6 августа 1809 г. появился знаменитый указ об экзаменах на чин, подготовленный М. М. Сперанским. Было признано, что исторически сложившаяся потребность русского общества в образовании далеко отстает от государственных нужд: «Исключая университеты Дерптский и Виленский, все прочие учебные заведения, в течение сего времени открытые, по малому числу учащихся, не соразмерны способам их учреждения»1. Правительство прежде всего желало бы видеть просвещенным дворянское сословие, но оно в данном случае оказалось далеко не на высоте: «К вящему прискорбию нашему, Мы видим, что Дворянство, обвыкшее примером своим предшествовать всем другим состояниям, в сем полезном учреждении менее других приемлет участия». Отныне, говорилось в указе, всякий будет произведен в коллежские асессоры (VIII класс) и статские советники (V класс) только по предъявлении аттестата об окончании университета или о сдаче специальных экзаменов2. Новый закон тоже оказался неудобным для исполнения, так как всех существовавших на тот момент казенных учебных заведений с их персоналом было еще слишком мало, чтобы осуществить переподготовку чиновников.

Зато в чиновничьей среде было возбуждено сильное недовольство и, по мнению Н.М.Карамзина имел обратную силу: «…надлежало бы только исполнить сказанное в Уставе университетском, что впредь молодые люди, вступая в службу, обязаны предъявить свидетельство своих знаний. От начинающих можно всего требовать, но кто уже давно служит, с тем нельзя, по справедливости, делать новых условий службы. Прочих чиновников если и следует экзаменовать, то в строгом соответствии с родом их службы»1. Одно за другим для разных категорий чиновников последовали исключения из правил, установленного указом, и к началу царствования Николая I сам указ стал, чуть ли не исключением.

Вместе с тем был и другой путь обновления чиновничества образованными людьми, медленный, но надежный. Система гражданских чипов вызывала обоснованные нарекания. Между тем с ее помощью открывалась единственная реальная возможность поднять в России общественный престиж ученого звания. Должности профессоров и преподавателей были введены в систему классных чинов. Выпускникам разных учебных заведений стали предоставлять право поступать на гражданскую службу прямо с классным чином, минуя низшие канцелярские должности. По «Предварительным правилам» 1803 г. студентам присваивался чин 14 класса. Такой же - для выпускников Демидовского училища высших наук. Чин от 14 до 9 класса, смотря по успехам, давался выпускникам Царскосельского лицея, основанного в  1810 г. с целью воспитания «юношества особенно предназначенного к важным  частям службы государственной»2. В  1816 г. из Царскосельского пансиона стали брать на службу в зависимости от успехов с чином от 14 до 10 класса. Такое же право получили выпускники благородных пансионов при Московском университете и Главном педагогическом институте. Окончание Петербургской гимназии с 1817 г. давало 14 класс, полного курса в Ришельевском лицее - 12 класс, неполного - 14 класс. В 1822 г., разрешили выпускникам университетов в степени кандидатов начинать службу в 10 классе, а в степени действительных студентов - в 12. Аналогичное право получили в 1825 г. выпускники Гимназии высших наук имени князя А. А. Безбородко в Нежине.

В начале XIX в. та часть придворной аристократии и широких кругов дворянства, которая придавала значение современной образованности, в основном прибегала к услугам содержавшихся иностранцами частных пансионов и иностранных учителей, имевшихся в России уже в большом количестве. «Предварительные правила» 1803 г. подчинили частные учебные заведения начальствам казенных училищ. Законом 5 ноября 1804 г. частные училища позволялось открывать с разрешения университетов. Учредитель и директор заведения должны были предварительно получить удостоверение о своей образованности от училищного начальства. Впоследствии, развитие частного обучения становилось все более нежелательным. «Дворянство, подпора Государства, возрастает нередко под надзором людей одною собственною корыстью занятых, презирающих все не иностранное, не имеющих ни чистых правил нравственности, ни познаний, - говорилось в докладе министра народного просвещения А. К. Разумовского 25 мая 1811 г. - Следуя дворянству и другие состояния готовят медленную пагубу обществу воспитанием детей своих в руках иностранцев». Он полагал, что воспитание в частных заведениях в их нынешнем состоянии отчуждает молодых людей от отечественной культуры. «Все почти Пансионы в Империи содержатся иностранцами, которые весьма редко бывают с качествами, для звания сего потребными. Не зная ни нашего языка, не имея привязанности к стране, для них чуждой, они юным Россиянам внушают презрение к языку нашему и охлаждают сердца их ко всему домашнему, и в недрах России из Россиянина образуют иностранца»1. Указ, принятый императором, разрешал преподавать в частных пансионах только по-русски и предписывал начальствам более строгий отбор преподавателей. 19 января 1812 г. были введены испытания 
для домашних учителей. Родители были обязаны требовать у воспитателей подтверждения их пригодности в виде аттестата, выданного русскими училищными начальствами1.

После Отечественной войны 1812 г. образованное общество внимательнее прислушивалось к предостережениям «от суеверного уничижения перед идолом иноземного просвещения и образованности».

С началом царствования Николая I Министерство народного просвещения стало больше заботиться о совершенствовании системы образования. «... Необходимо, чтобы повсюду предметы учения и самые способы преподавания были по возможности соображаемы с будущим вероятным предназначением обучающихся, - говорилось в рескрипте императора министру А. С. Шишкову в 1827 г. - чтобы каждый... не быв ниже своего состояния, также не стремился чрез меру возвыситься над тем, в коем, по обыкновенному течению дел, ему суждено оставаться»1. Это означало, что в учебные заведения от гимназии и выше разрешалось принимать представителей только «свободных состояний». Крепостные, в том числе дворовые, могли быть допущены лишь в приходские или уездные училища, как казенные, так и соответствующей ступени частные.

Для того чтобы поднять престиж государственной системы образования в глазах дворянства, в 1826 г. для детей дворян и чиновников учредили отдельные пансионы при гимназиях. Пансионеры присутствовали на занятиях вместе с разночинцами, но содержались отдельно. Однако полностью «одворянить» немногочисленные университеты и гимназии было невозможно. Так, посетив в 1827 г. псковскую гимназию и не найдя там ни одного дворянина, Николай I распорядился ее закрыть, сделав резкий выговор псковскому дворянству за недостаток гражданской сознательности.

С недоверием и опасением правительство относилось к частным учебным заведениям. Устав о средних учебных заведениях 1928 г. предоставлял университетам право закрывать подведомственные им частные училища по своему усмотрению. Принимались меры и по ограждению образования  аристократической молодежи от иностранного влияния. Наиболее радикальной мерой стал указ Николая I Сенату от 18 февраля 1831 г. «О воспитании Российского юношества в отечественных учебных заведениях». В нем говорилось, что получившие образование за границей «молодые люди возвращаются иногда в Россию с самыми ложными о ней понятиями. Не зная ее истинных потребностей, законов, нравов, порядка, а нередко и языка, они являются чуждыми посреди всего отечественного» Для предотвращения этого, молодым людям до исполнения 18 лет запрещалось выезжать из России «для усовершения в науках». Нарушители запрета теряли право поступать на государственную службу, как на военную, так и на гражданскую. Исключения допускались по особому высочайшему разрешению1.

В том же 1831 г. министр народного просвещения К.А.Ливен распорядился, чтобы в дальнейшем в С.-Петербургском учебном округе частные пансионаты открывались только с его личного разрешения.

Одновременно продолжалось предоставление выпускникам разных учебных заведений привилегий при поступлении на службу. Устав 1828 г. закреплял за всеми окончившими гимназии право на сокращенные сроки производства в первый классный чин, а за теми, кто обучился еще и древнегреческому языку, - право начинать службу сразу в 14 классе. А университетский устав 1835 г. постановлял, что ученая степень магистра дает право на 9 класс, а доктора - на 8-й. Выпускники Училища правоведения, основанного в том же году, получили одинаковые права с воспитанниками Царскосельского лицея.

Постепенно укреплялось представление о том, что облик чиновничества можно преобразить лишь путем предоставления служебных преимуществ образованности. Эта точка зрения преобладала при подготовке Устава о службе гражданской. Разработкой Устава фактически руководил автор указа об экзаменах на чин М. М. Сперанский, который, в 1834 г. (когда был принят устав) был главным членом Департамента законов Государственного совета. По Уставу все чиновники делились на три разряда. К первому разряду были отнесены лица с высшим образованием, ко второму - чиновники, обучавшиеся в средних учебных заведениях, к третьему - лица, окончившие училища низшей ступени или вообще без образования, то есть без какого бы то ни было аттестата. Первые из XIV класса достигали чина V класса обычным порядком за 24 года или 26 лет (дворяне производились в VIII класс на два года быстрее, чем недворяне), за отличие -  через 15 или 17 лет. Вторые могли сделаться статскими советниками за обыкновенную выслугу через 30 или 36 лет, при заслугах, самое быстрое, - через 22 года или 25 лет. Третьи могли получить генеральский чин через 37 лет или 42 года просто при хорошем выполнении своих обязанностей, при отличиях – и за 26 лет или 31 год. За чиновниками 2-го и 3-го разряда оставлялось право сдавать экзамены и переходить в более высокий разряд. Образованные чиновники, таким образом, продвигались по лестнице Табели о рангах в полтора – два раза быстрее. Этим закон устанавливал прочную тенденцию  накоплению лиц, интеллектуально развитых. Развитие народного образования могло теперь заметно сказаться на состоянии государственной службы в не слишком отдаленной перспективе.

1.2. Цензура

На цензуру Александр I обратил внимание с первых же дней царствования. Он отменил 31 марта 1801 г. указ своего отца о запрещении ввоза из-за границы книг и музыкальных произведений. Было снова разрешено открывать частные типографии. Временно цензура передавалась гражданским губернаторам, которым предписывалось взять себе в помощь директоров народных училищ. «Предварительные правила народного просвещения» обещали, что цензуру отдадут университетам, «коль скоро они в округах учреждены будут»27.

Энтузиасты «века Просвещения» ожидали, что теперь цензура, если не отменится совсем, то будет действовать в рамках строгой и справедливой законности, и «разумная свобода книгопечатания» будет водворена. «Свобода писать в настоящем философском веке не может казаться путем к развращению и вреду государства, - гласила анонимная записка, присланная во вновь созданное Главное правление училищ, которое разрабатывало первый в России цензурный устав. - Цензура нужна была... фанатизму невежества, покрывавшему Европу густым мраком, когда варварские законы государственные, догматы невежеством искаженной веры и фанатизм самый бесчеловечный утесняли свободу людей, когда мыслить было преступлением».

Александр I, всерьез мечтавший о глубоких общественно-политических реформах в духе модных концепций, скорее ожидал от печатного слова помощи в «приуготовлении умов»  к преобразованиям, чем каких-либо осложнений.  Россия в XVIII в. знала политическую борьбу только в виде придворных интриг и гвардейских заговоров. Постоянной читательской аудитории  не было. Средняя «продолжения жизни» частных изданий не превышала 2-х лет. Цензуры как особой отрасли управления тогда еще не существовало. С воцарением Александра I  в столичном обществе преобладало убеждение, что правительство обеспечит необходимую «свободу умов» и отвратит какие бы то ни было «злоупотребления оной» твердыми законами.

Член Главного правления училищ Н.Н. Новосильцев предложил составить проект или учреждения предварительной цензуры, которая рассматривала бы сочинения до их выхода в свет, или закона о  карательной цензуре по образцу датского законодательства 1799 г., которое предусматривало бы ответственность по выходе материалов в свет. Остановились на первом варианте.

В основу Устава о цензуре, утвержденного царем 9 июля 1804 г., лег проект академиков Н.Я.Озерецковского  и Н.И. Фурса. Этот Устав выражал стремление поощрить развитие литературы. Параграфы 20-й и 21-й гласили: «…цензура в запрещении печатания или пропуска книг и сочинений руководствуется благоразумным снисхождением, удаляясь  всякого пристрастного толкования сочинений или мест в оных … когда место, подвергаемое сомнению, имеет двоякий смысл, в таком случае  лучше истолковать оное выгоднейшим для сочинителя образом, нежели его преследовать», «скромное и благоразумное исследование всякой истины, относящейся до веры, человечества, гражданского состояния, законоположения, управления государственного, или какой бы  то ни было отрасли правления не только подлежит и самой умеренной строгости цензуры, но пользуется совершенной свободой тиснения, возвышающей успехи просвещения»28.

Цензурные комитеты учреждались при университетах и составлялись из профессоров и преподавателей под председательством попечителей учебных округов. Авторы и издатели получали право жаловаться в Главное правление училищ.

Общественное возбуждение, смягчение цензуры благоприятно сказалось на развитии печати. Больших успехов достигла журналистика. За период с 1801 г. по 1811 г. в Петербурге и Москве было предпринято издание более 40 наименований газет, журналов, сборников, альманахов. В печати в это время преобладало обсуждение проблем законности, тирании, идеального правления и т.п.1.

Но в административной среде  почувствовали  недоверие к  печатному слову почти с первых же «дней александровых». Письменное публичное выступление частных лиц было в России явлением еще достаточно новым, и последствия такой практики ответственный чиновник не мог точно определить. Например, в то время пользовалась успехом книга И. Н. Пнина «Опыт о просвещении». В 1804 г. петербургский губернатор разрешил ее переиздание. Затем, уже после принятия устава цензурный комитет, получив донос, переиздание книги запретил: автор подверг критике положение крепостных крестьян. Подобное печатное оглашение подобного мнения вызывало опасения за последствия, казалось неудобным, даже если оно было благонамеренным: «… разгорячать умы, воспламенять страсти в сердцах такого класса людей, каковы наши крестьяне, это значит, в самом деле, собирать над Россией губительную тучу2. В 1808 г. по всем учебным округам было дано предписание «не пропускать никаких артикулов, содержащих известия и рассуждения политические»3, то есть о международных событиях. Повод для этого дал «Русский вестник», редактор которого, Глинка, посчитал своим долгом морально подготовить русское общество к предстоящей борьбе с Наполеоном. Александр I, неудовлетворенный деятельностью цензуры, наделил функциями надзора за печатью Министерство полиции. Теперь оно должно было организовывать у себя просмотр печатной продукции, уже разрешенной цензурными комитетами, и обо всем, подающем повод к «превратным толкованиям», его глава должен был докладывать монарху. Протест министра народного просвещения А. К. Разумовского остался без ответа, и он вскоре вышел в отставку. Такое сосуществование двух цензур: предварительной в лице комитетов при университетах и карательной, чем являлось Министерство полиции, - создавало почву для межведомственных склок, что, конечно, ухудшало условия литературной и издательской деятельности. Стремление правительства не допускать привлечения внимания читающей публики к крупным общественным проблемам усиливалось. Министр полиции сразу же настоял на удалении из программы периодического издания «Дух журналов» (1815-1820) отдела внутреннего обозрения. Редактор хотел в своем журнале ознакомить читателя «великими способами» и «выгодами» России, а также печатать критику «некоторых недостатков» и «злоупотреблений»1. Подобные вопросы, считал министр, «относятся до попечен самого правительства и отнюдь не могут подлежать сужден частных лиц публично»2.