Военное дело викингов

     «Взгляд с Востока» на Скандинавию, со стороны Древней Руси, по необходимости должен объединить тему внутреннего развития скандинавских стран с темой русско-скандинавских связей, а тем самым завершить характеристику Скандинавии эпохи викингов в Европе IX-XI вв. Предпосылки для решения такой задачи созданы не только всем предшествующим развитием мировой скандинавистики, но и достижениями советской школы скандинавистов, определившимися к началу 1980-х годов. Становление этой школы связано с именами Б.А.Брима, Е.А.Рыдзевской, а её наибольшие успехи – прежде всего с именем выдающегося исследователя и организатора науки М.И.Стеблина-Каменского. В его работах, а также в трудах таких учёных, как А.Я.Гуревич, Е.А.Мелетинский, О.А.Смирницкая, А.А.Сванидзе, И.П.Шаскольский, Е.А.Мельникова, С.Д.Ковалевский и других, сосредоточены принципиально важные результаты изучения скандинавского средневековья. Опираясь на эти достижения, можно осуществить соединение археологических данных – с ретроспективным анализом письменных источников, реконструировать основные характеристики общественно-политической структуры, системы норм и ценностей Скандинавии IX-XI вв.¹¹

  C 1956 по 1980 г. усилиями российских скандинавистов издан на русском языке основной корпус литературных памятников, относящихся или восходящих к эпохе викингов: «Старшая Эдда» и «Младшая Эдда Снорри Стурлусона», образцы поэзии скальдов, крупнейшие исландские «родовые саги», свод «королевских саг» – «Хеймскрингла» («Круг Земной Снорри Стурлусона»), рунические надписи со сведениями о Восточной Европе. Это значительно облегчает исследователям работу с оригиналами, а также – проверку выводов и наблюдений со стороны специалистов-историков смежных областей медиевистики.¹²

     На  сегодняшний день по вопросу «эпохи викингов» можно выделить в историографии  несколько точек зрения российских ученых:

    А. Я. Гуревич определяет эпоху викингов как период военной, торговой и культурной экспансии норманнов, которая по сути своей не была централизованной. Среди основных причин «походов викингов»  Гуревич выделяет следующие:

«земельный  голод», недостаток территорий, пригодных для земледелия и скотоводства;

развитие  у скандинавов внешней торговли и мореплавания;

«мобильность» скандинавской знати и ее стремление к обогащению;

политическая  слабость соседних стран;

централизация власти, политика объединения фюльков при Харальде Прекрасноволосом.

    Вместе  с тем, в заключении своей книги  Гуревич констатирует сложность  и малоизученность роли экспансии  в процессе ломки доклассового общества и формирования феодализма в скандинавских  странах. В целом, его выводы относительно появления раннефеодальных государств довольно туманны: «Социально-политические процессы, о которых идет речь, начались ранее эпохи викингов и закончились уже после ее завершения. Походы норманнов, оказавшие огромное, хотя и противоречивое воздействие на эти процессы, не определили их всецело». ¹³

    В монографии «Эпоха викингов в Северной Европе» Г. С. Лебедев анализирует  ранее высказанные точки зрения скандинавских и советских ученых на социальное содержание периода и  причины норманнской экспансии. Главным недостатком позиции скандинавских исследователей (Й.Стеенструпа, Й.Брёндстеда, Х. Арбмана) он считает неполное рассмотрение проблемы, отрыв «движения викингов» от общественных процессов, протекавших в самой Скандинавии. В то же время, отмечается некоторая противоречивость выводов советских ученых, А. Я. Гуревича и С.Ковалевского, которые в своих работах дают нечеткое определение общественного строя скандинавов в эпоху викингов и после ее окончания. Так, Лебедев указывает на тот факт, что А. Я. Гуревич называет общество норманнов то дофеодальным, то раннефеодальным со специфическими особенностями.¹⁴

    По  мнению Лебедева, эпоху викингов можно  рассматривать как «запоздалый  финал эпохи Великого переселения  народов», т. к. социально-политические изменения, произошедшие в этот период, привели к появлению раннефеодальных государств. Он отмечает, что социальное содержание эпохи викингов — широкое общественное движение, которое можно обозначить как движение викингов. Лебедев выделяет 3 основных этапа норманнской экспансии, каждый из которых условно разбивает на 30-летние периоды:

I. Ранняя  эпоха викингов (I, II, III этапы, 793-891 гг.) — активная экспансия самоорганизующихся  вольных дружин.

II. Средняя  эпоха викингов (IV, V, VI этапы, 891-980 гг.) — спад экспансии, связанный с внутренними социальными преобразованиями в самой Скандинавии.

III. Поздняя  эпоха викингов (VII, VIII, IX этапы, 980-1066 гг.) — «эра конунгов-викингов»,  формирование и борьба раннефеодальных  королевств.

При этом исследователь отмечает, что внешняя экспансия была лишь проявлением более глубоких внутренних социальных процессов в Северной Европе, и поэтому изучение особенностей скандинавского феодализма должно обязательно учитывать условия его генезиса. Становление феодального государства в Скандинавии имело ключевую особенность: класс феодалов формировался за счет внешних ресурсов, а именно притока серебра, добываемого в походах. Лебедев видит в походах викингов источник средств и экономическое основание для появления раннефеодальных государств.

    Кроме того, Г. С. Лебедев пересматривает проблему славяно-варяжских контактов с  позиции взаимного влияния обеих  культур. В монографии он утверждает, что шведские викинги на Руси получали доход не грабежами, а за счет участия  в транзитной торговле с мусульманским миром и Византией. В результате их интересы во многом совпадали с интересами славянского господствующего класса. Это привело к тесному взаимодействию в сфере ремесла, торговли и развития торговых путей.

    Окончание эпохи викингов стало, по Лебедеву, периодом свертывания активных международных отношений Скандинавии и переходу к использованию внутренних, собственных экономических ресурсов. Таким образом, период рассматривается им как переходный, хотя и имевший важное значение для Северной Европы. ¹⁵

    В зарубежной историографии наибольший интерес привлекает работа Питера Сойера «Викинги». В своей книге автор делает упор на технику кораблестроения, навигацию и военное дело викингов, подчеркивая что походы викингов были стихийными и не имели государственной основы производились ради грабежа.

    Кроме перечисленного выше, существует еще  одна хорошо обоснованная точка зрения на проблему эпохи викингов. Она  принадлежит перу Л. Н. Гумилева, который  в главах VII и VIII своего труда «Древняя Русь и Великая степь» рассматривает викингов как один из пассионарных народов, вытолкнутых из «утробы народов» за счет нарастания пассионарной напряженности. Однако приходится учитывать, что эта теория рассматривается им в рамках глобальной концепции, поэтому всякая локальная интерпретация не имеет практического смысла.

    Целью нашей работы является: «Военное дело викингов».

В рамках основных задач будут рассмотрены: Европа и викинги, морское дело викингов, викинги на суше. Где в рамках указанного временного промежутка будет рассмотрена история эпохи викингов, их экспансия на восток, данные исторических источников о численности отрядов и масштабы разрушений, а так же будет уделено внимание технологии изготовления кораблей, навигации и военному делу. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Глава 1. Европа и викинги

     Несмотря  на множество попыток объяснить  взрыв активности скандинавов в  эпоху викингов и огромное разнообразие предлагаемых интерпретаций, в умах, по крайней мере, некоторых ученых остается ощущение, что все они  недостаточны.¹⁶ Более тридцати лет назад Томас Кендрик заявил, что «невозможно в окончательной и удовлетворительной формулировке объяснить грандиозный наплыв северных народов, который известен как экспансия викингов»¹⁷, а впоследствии его взгляд поддержал М. Уоллас-Хэдрилл: «скандинавские атаки так и не получили соответствующего объяснения».¹⁸ В основе этого впечатления лежит уверенность в том, что нападения и миграция такого незаурядного масштаба требуют какого-то незаурядного же объяснения. Это недвусмысленно высказал Кендрик: «Вполне возможно, что наиболее настоятельными мотивами были перенаселенность, нехватка земель и политические неурядицы, но все же... надо согласиться, что ни вместе, ни по отдельности они не выглядят достаточными, чтобы объяснить столь значительные и столь продолжительные миграции»¹⁹. Это случилось в результате того, что суждения и оценки писателей того времени слишком охотно принимались на веру, и этим мнениям было позволено оказывать недопустимое влияние на интерпретацию неписьменных данных. Если с этим согласиться, устраняется главная помеха интерпретации «выброса викингов»; стоит только признать наличие предрассудков и преувеличений в первичных источниках, появляется возможность рассматривать набеги викингов не как небывалое и необъяснимое бедствие, а как продолжение обычной для Темных веков деятельности, которой в этом случае способствовали специфические обстоятельства, обеспечивая ей прибыльность. 

1.1 Данные исторических  источников о набегах  и численности  отрядов викингов

     К сожалению, мы не располагаем скандинавскими источниками того времени, чтобы сопоставить их с христианскими рассказами о деяниях викингов, а полное единодушие дошедших до нас жалоб, в пользу которых, по-видимому, говорят и прекрасно изложенные сказания средневековой Исландии, заглушает подозрение, что, в результате, картина получается односторонней. Современные писатели слишком охотно берут на веру подсчеты авторов того времени.²⁰ Характерный тому пример - рассказ Кристофера Доусона о набегах девятого века и их последствиях: «Экспедиции викингов были организованы с широким размахом, их основой был флот, насчитывавший сотни судов, и западные провинции Империи, наряду с Англией, из года в год подвергались систематическому разграблению. В течение почти пятидесяти лет эти вторжения набирали силу - до тех пор, пока между Гамбургом и Бордо не осталось аббатства или города, который не был бы разорен, а крупные дороги страны, особенно в Нидерландах и северо-западной Франции, не опустели».²¹ Не все ученые столь категоричны, но существует общая тенденция доверять сведениям о размерах флота викингов, содержащимся в источниках их эпохи. Так, Фрэнк Стентон, крупнейший специалист по раннему периоду истории Англии, принял утверждение Англосаксонской хроники о том, что в 851 г. Этельвульф нанес поражение войску, состоявшему из команд 350 кораблей, а многие ученые, включая норвежского археолога Хакона Шетелига и французского историка Анри Ваке, посчитали достойным доверия свидетельство Аббона, оценившего численность сил, осаждавших Париж в 885 г. в 40000 человек.²² Эта готовность верить сведениям о размерах скандинавских отрядов и произведенных ими опустошений, к сожалению, повлияла на интерпретацию и других источников, как лингвистических, так и археологических, и, тем самым, уменьшила их ценность в качестве независимого критерия правдивости письменных свидетельств. Скандинавские топонимы Области датского права, Денло, нередко используются как доказательство того, что ее население, состоявшее из многих тысяч датских воинов, было плотным и охватывало значительные территории, - в основном, не потому что сами топонимы подтверждают что-либо подобное6, а потому что принято считать осевшие там «армии» многотысячными. Точно также и археологические свидетельства слишком часто истолковываются в свете письменных источников, а предметы европейского происхождения, найденные в Скандинавии, обычно безоговорочно воспринимаются как трофеи. ²³Когда данные археологии противоречат сведениям письменных источников, как в случае с западноевропейскими монетами девятого века, столь редкими в Скандинавии, основные усилия историков и археологов устремляются на то, чтобы как-то оправдать археологию, без того, чтобы взглянуть на ее показания, как на желанную проверку исторических свидетельств. Более того, общепринятое мнение о беспредельной разрушительности этих набегов привело некоторых ученых к тому, чтобы возложить на викингов ответственность за события с невыясненными причинами. Например, отсутствие монастырей в Англии в начале десятого века понимается как следствие нападений викингов в девятом веке. Эта гипотеза нуждается в тщательном изучении, но ясно, что до тех пор, пока она не подтверждена ничем более серьезным, чем простое совпадение во времени и уверенность в том, что викинги были разрушителями, мы не вправе относиться к таким предполагаемым «последствиям» набегов, как к доказательству деструктивности последних. Тем не менее, это искушение очень велико, и многие перед ним не устояли.

     Общий итог сетований современников, позднейших легенд, ошибок в трактовке лингвистических  и археологических данных, беспочвенных предположений по поводу последствий набегов оказался таков, что в настоящее время представление о присущей викингам жестокости ни у кого не вызывает сомнений, а некоторыми воспринимается как настоящая аксиома. Глубоко укоренившееся убеждение в том, что викинги приходили большими армиями и оставляли после себя чуть ли не пустыню, серьезно затрудняет попытки установить истинную природу и масштаб опасности, которую они собой представляли. Мы попробуем рассмотреть свидетельства о размерах скандинавских отрядов, воевавших в Западной Европе, и причиненном ими ущербе с целью выяснить, насколько это возможно, масштаб и характер исходившей от викингов угрозы. Пока этого не будет сделано, у нас мало надежды правильно понять действия викингов или реакцию их жертв.²⁴

     Прежде  всего, необходимо поговорить о размере  разбойничьих отрядов, и здесь мы встречаемся с проблемой перевода. Англосаксонская хроника использует термин here, чтобы отличить банды  грабителей то английского fyrd'а. Обычно это слово, here, переводят как «армия», или «войско», но оба варианта вводят в заблуждение.²⁵ Современные армии представляют собой идеальное орудие войны, насчитывая десятки, если не сотни тысяч людей, и, когда мы употребляем слово «армия», нам трудно удержаться от таких ассоциаций. «Войско» также подразумевает множество людей. Несостоятельность подобных переводов несложно доказать при помощи отрывка из законов Ина начала седьмого века, который сохранился в списке, сделанном в правление Альфреда: «До семи людей мы называем разбойниками, от семи до тридцати пяти - бандой, а сверх того - here».²⁶ Это определение, предположительно, на двести лет старше набегов, но оно дает более надежный ключ к тому, что в девятом веке понималось под словом here, чем современные слова «армия» или «войско». Если here могла состоять из трех дюжин человек, то едва ли стоит называть ее «армией». Иногда в переводах here предстает как «датская армия», а когда хроника упоминает о micel here, это выражение иногда передается как «великая датская армия». Использование этой фразы как титула конкретной here неудачно. Да, хроника описывает участников нападения 865 г. как micel here, но в последующие годы та же самая группа людей именуется уже просто here. Micel here является не принятым в то время военным термином, который следует переводить как «великая датская армия», а знаком того, что на взгляд автора, here, прибывшая в 865 г., была большой.²⁷