Военное дело викингов

     Цифры, приводимые хронистами, интересны, но, прежде чем начать их рассмотрение, необходимо напомнить о том, насколько  ненадежными бывают численные данные хроник. Когда в период позднего средневековья появляется возможность сравнить сообщения летописцев с такими независимыми и надежными свидетельствами, как списки личного состава и документы о выплате жалованья солдатам, абсурдность некоторых преувеличений становится очевидной. Так, сообщается, что в войне 1340 г. английские силы насчитывали более 200000 человек, в то время как их не могло быть более 4000 - это в лучшем случае. Фруассар раздул численность трехтысячного войска, участвовавшего в 1366 г. в битве при Нажере, до 27000 тяжеловооруженных всадников и более 40000 пехотинцев.²⁹ Не все преувеличения могут похвастаться таким великолепным размахом; некоторые сводятся к простому удвоению реальных цифр, а кое-какие даже еще менее оригинальны, но, не имея независимых данных, сложно, если вообще возможно, узнать, насколько значительно то или иное из них. Мы не располагаем каким-то единым коэффициентом, на который можно было бы разделить цифры, приводимые хронистом, с тем, чтобы восстановить истину. И поскольку у нас нет оснований полагать, что хронисты эпохи викингов сколько-нибудь достойнее доверия, чем их коллеги периода Столетней войны, все цифры, предоставляемые современниками событий, идет ли речь о размере армии, числе убитых в битве, или количестве кораблей во флоте, требуют величайшей осторожности.³⁰

     Англосаксонская хроника называет количество судов  в нескольких скандинавских флотах, посещавших Англию до конца девятого века. Эти сведения весьма поучительны  и заслуживают пристального внимания:

789 3 скандинавских  корабля в Дорсете

836 35 кораблей; в некоторых версиях 25

840 33 корабля;  в одной версии 34

843 35 кораблей

851 350 кораблей; 9 из них попадают в плен  в том же году

875 Альфред  сражается с 7 кораблями и захватывает  1

877 120 кораблей погибают в шторме (или в тумане) в Сванадже

878 23 корабля

882 Альфред  сражается с 4 кораблями; два  захвачены, два сдались

885 флот  Альфреда разбил и захватил 16 кораблей, но затем потерпел поражение  от «крупной морской силы»

892 here переправляется из Булони «за один переход, с лошадями и всем» на 200, 250 или 350 кораблях, согласно разным версиям этой летописной статьи

892 приход  Хэстена с 80 кораблями

893 даны  из Нортумбрии и Восточной  Англии собирают «около сотни  кораблей и отправляются на юг вдоль побережья». Одни версия добавляет «и около 40 поплыло на север вдоль побережья»

896 6 кораблей

896 20 кораблей  погибает у южного побережья³¹

     Первое  из этих упоминаний относится к одной  из самых ранних высадок, но нельзя исключить, что это сообщение достоверно, как, возможно, и записи за 836 и 840 гг., принадлежащие, как это уже разъяснялось, к тому разделу хроники, который, наверное, базировался на более старой летописи. Текст под 843 г., вероятно, дублирует запись за 836 г., а флот, упоминаемый под 851 г., крупнейший, о каком когда-либо сообщала Англосаксонская хроника, относится к разделу, написанному примерно сорок лет спустя, и указанное количество судов, 350, едва ли правдоподобно. Это число выглядит подозрительно, как результат умножения самого большого из упоминавшихся ранее флотов на десять, в любом случае, к нему стоит относиться так, как будто оно означает просто много кораблей. ³²Обо всех остальных флотах девятого века речь идет в той части хроники, которую можно считать «современной»; они естественным образом разделяются на две группы: шесть маленьких, включавших от четырех до двадцати трех судов, и четыре больших, в которых кораблей было более восьмидесяти. Размер мелких флотов оценен правильно, и в большинстве случаев приводятся дополнительные подробности, которые вызывают доверие. Видимо, битва 896 г. описывается по рассказу очевидца, а все детали, упоминаемые в связи с флотами 875, 882, и 885 гг. говорят о том, что, возможно, основой для сообщений о них послужили вполне правдивые сведения. Контраст между этими небольшими флотами и более крупными разителен. Если не считать тех сорока кораблей, которые, согласно Хронике Паркера, поплыли на север вокруг острова в 893 г., все они состоят более чем из 80 судов, и каждый раз указываемое число оказывается круглым, в то время как количество кораблей в мелких флотах дается точно. Самая большая эскадра, переправившаяся из Булони в 892 г., оценивается по-разному, в 200, 250 и 350 судов, и хотя цифрой 350 из Анналов Сент-Неотс мы вправе пренебречь, есть веские основания предпочесть число 250 из Хроники Паркера тем двум сотням кораблей, о которых говорят прочие версии. В любом случае, эти цифры можно рассматривать только, как попытку хрониста поведать о флоте большого размера. К ним нельзя относиться как к точным подсчетам.³³ Таким образом, судя по сведениям Англосаксонской хроники, наряду с тем, что викинги часто нападали силами мелких флотов, вроде того, из шести кораблей, который в 896 г. нанес столь большой ущерб территории вдоль южного побережья между островом Уайт и Девонширом, иногда они собирали и крупные флоты.³⁴ К сожалению, сведения хроники об их размере нельзя считать такими же точными, как те цифры, которые она приводит в отношении более мелких.³⁵

     Эти флоты, крупные и мелкие, скорее всего, состояли из разнообразных кораблей. Аббон признался, что, называя сумму в 700 кораблей, принимавших участие в осаде Парижа, он не учитывал мелких судов, и, хотя эта цифра смехотворна, его ремарка обращает внимание на уже рассматривавшийся выше факт, что наряду с большими судами использовались и маленькие. Не лишним также будет повторить, что по своему размеру, по крайней мере, в девятом и десятом веках, корабли, скорее всего, никогда не превышали судна из Гокстада с тридцатью двумя веслами, и, видимо, даже в одиннадцатом столетии более крупные корабли постоянно использовались лишь в скандинавских водах. Когда на горизонте показывался вражеский флот, присутствие таких мелких кораблей, наверное, сильно сказывалось на его численности, но не слишком увеличивало количество привезенных им людей. Кроме того, не совсем понятно, сколько человек вмещало в себя судно викингов. Предполагается, что на крупнейшем из них могло находиться до ста человек, но в пользу такого допущения говорит немногое.³⁶ В средневековой Норвегии корабли иногда укомплектовывались пятью воинами на каждое весло, но есть большая разница между сражением в родных водах и путешествием через море, чтобы вести войну вдали от дома. Действительно, не похоже, чтобы на корабле вроде найденного в Гокстаде когда-либо отправлялось в военный поход более тридцати двух человек. Безусловно, именно таким был комплект его щитов. К тому же, в своем рассказе о битве 896 г. Англосаксонская хроника подтверждает то, что максимальное количество воинов на скандинавских кораблях девятого века было именно такого порядка. В том году девять кораблей Альфреда дало бой шести неприятельским. Наверно, это была мелкая стычка, но, кажется, что в распоряжении хрониста был рассказ очевидца, и он подробно описывает это событие. ³⁷В бою были убиты команды двух скандинавских кораблей, а с третьего в живых осталось лишь пять человек. Команды остальных трех кораблей бились на берегу до тех пор, пока прилив не помог им уплыть. Сообщается, что убитых датчан было 120, то есть, эта цифра должна означать команды двух кораблей, команду третьего судна, не считая пятерых человек, и неизвестное количество погибших в бою на суше. Если принять 120 как число убитых датчан, а оно подозрительно напоминает удвоенное количество погибших с английской стороны - шестьдесят два, получается, что команда каждого из судов едва ли могла насчитывать более тридцати человек.³⁸

     Если  на кораблях перевозили и лошадей, как  это было в 892 г., то понятно, что количество людей на каждом судне должно было сильно уменьшаться. Ковер из Байё был  вышит вскоре после норманнского завоевания, и на нем имеются сцены  переправы флота Вильгельма через Ла-Манш, на которых видно, что максимальное количество лошадей на корабле равно десяти. Ковер этот славится достоверностью своих изображений, но, конечно, именно такие детали как эта заслуживают наименьшего доверия. Тем не менее, его свидетельство очень хорошо согласуется с рассказом, как кажется, правдоподобным, о погрузке на корабли конных воинов в двенадцатом веке. Согласно Вильяму из Малмсбери, современнику этих событий, питавшему к ним горячий интерес, в 1142 г. Роберт, граф Глостер, завербовал более 300, но менее 400 всадников и погрузил их на пятьдесят два корабля для отправки в Англию. Вильям из Малмсбери известен как добросовестный писатель, и необычная точность деталей в этом отрывке вызывает доверие к приводимым им цифрам и указывает на то, что, как правило, на каждое судно приходилось по семь или восемь всадников. Если micel here, переправившаяся из Булони в 892 г., состояла исключительно из воинов и их вооружения, включая лошадей, то, в свете свидетельства Вильяма из Малмсбери, 200 кораблей, о которых сообщает Англосаксонская хроника, несли на себе от 1200 до 1500 человек, или даже больше, отдай мы предпочтение цифре в 250 судов из Хроники Паркера. ³⁹Если же допустить не только возможность преувеличений у хрониста, но и тот факт, что этот флот транспортировал также женщин и детей, появится вероятность того, что micel here, крупнейшая армия, о которой когда-либо сообщали английские источники девятого века, не достигала и тысячи человек. Ничто в источниках девятого века не подразумевает того, что «полчища» викингов бывали значительнее этого, и, скорее всего, большинство разбойничьих отрядов, если не все, состояло из трех-четырех сотен человек. К этой цифре нас подводит и единственный подробный рассказ о битве с викингами, содержащийся у Гинкмара в Анналах Сен-Бертена.

     Однако  некоторые ученые, в частности  Фердинанд Ло и Фрэнк Стентон, заявляют, что эти армии девятого века должны были насчитывать тысячи воинов, и Ло предполагает, что иногда они могли достигать примерно 5000 человек. Чтобы отклонить подобную цифру, существует немало оснований, помимо тех, о которых уже говорилось.⁴⁰ Прежде всего, невозможно представить себе, как можно было содержать войско такого размера в течение хотя бы одной зимы, не говоря уж о десяти. Даже сам Фрэнк Стентон назвал важным достижением Вильгельма Завоевателя тот факт, что ему удавалось поддерживать существование своей армии в течение нескольких недель. Стентон полагает, что эта рать, набранная для вторжения в Англию, состояла примерно из 5000 человек, многие из которых были безземельными рыцарями, «присоединившимися к Вильгельму ради жалованья, ибо слышали о его щедрости. Большинству полководцев того времени содержание такой армии в течение недель бездействия на территории Нормандии было бы не по плечу...». ⁴¹Однако каждый раз срок существования «армий» викингов измерялся годами. Достижение Вильгельма, действительно, примечательно, но если бы полчища викингов в девятом веке были такими же большими как у Вильгельма, то можно было бы сказать, что их командиры, удерживавшие их от распада иногда более десяти лет, совершили поистине небывалый подвиг. Не говоря уж о проблемах контроля и дисциплины, приходилось преодолевать множество трудностей, связанных с питанием и экипировкой столь большого количества людей. Долгое существование и периодические стремительные перемещения скандинавских отрядов в девятом и начале десятого веков были бы невозможны, если бы в каждом из них насчитывалось более нескольких сотен человек. Успехи их объяснялись, в основном, неожиданностью и подвижностью, а, потеряв инициативу, они позволяли надолго запереть себя на каком-нибудь острове и до странности неохотно вступали в бой. Не удивительно ли, если полагать, что их были тысячи? 

1.2 Разрушения и потери 

     Очень сложно высчитать, насколько велик  был фактический ущерб. Можно подозревать, что современники сообщали об уничтожении и полном разрушении, тогда как на деле ущерб был легким и быстро восстановимым. Эрментарий, написавший о чудесах и перенесении мощей св. Филиберта, не только оставил бесценное повествование о скитаниях своей общины, но также в ярких красках изобразил тот ужас и опустошения, которые сделали бегство необходимым.

     Его описание продолжительного путешествия  не вызывает вопросов, чего нельзя сказать  об утверждении, что викинги взяли  и уничтожили города Анжер, Тур и Орлеан. Как и монастыри, города, безусловно, притягивали викингов, будучи потенциальным источником добычи, к тому же, нередко они были плохо защищены, но, похоже, что грабеж интересовал викингов больше, чем разрушение ради него самого.⁴² Особенно уязвимым для набегов викингов был Дорестад, торговый центр Фрисландии. Анналы Сен-Бертена описывают целый ряд нападений на него: в 834 г. он был ограблен, в 835 г. - опустошен, в 836 г. он обезлюдел, а в 837 г. жители этого опустошенного и безлюдного города уплатили дань. Согласно тем же Анналам, он еще трижды подвергался атакам до 863 г., когда был разрушен окончательно, но не викингами, а Рейном, изменившим свое русло и затопившим город. Вполне возможно, что его восстановлению помешала угроза со стороны викингов, но это совсем не то же самое, что гибель от их рук. Будучи невыгодно расположен с военной точки зрения, Дорестад долгие годы страдал от притязаний викингов, но выжил, и тот факт, что в течение всего девятого века франкские монетные дворы продолжали действовать без видимых перебоев, означает, что не он один испытал на себе нападения викингов и уцелел.⁴³

     Сокровища интересовали викингов гораздо сильнее  чем разрушение - об этом очень ясно говорит то, что произошло в  монастыре Сен-Жермен де През в 858 году. Грабители приходили, требовали дани, или захватывали те ценности, которые могли найти, и отходили в свои безопасные островные убежища. На мысль о том, что причиненный ими ущерб был не таким серьезным, как хотели бы убедить нас некоторые писатели того времени, да и многие наши современники, нас наводит составитель Англосаксонской хроники. Заканчивая в 896 г. свое повествование о войнах западных саксов с прибывшей в 892 г. micel here известием о том, что враг рассеялся, он отметил: «Милостью Божией, here, в целом не причинила английскому народу больших несчастий; в течение этих трех лет он гораздо серьезнее пострадал от смертности людей и скота, и, более всего, от того, что за эти три года умерли многие из лучших королевских тегнов, какие были в этой стране».⁴⁴ Хронист не говорит, что они были убиты датчанами, фактически, он подразумевает противоположное. Безусловно, те, кто непосредственно пострадал от рук викингов, особенно церковнослужители, сказали бы иначе, но этот отрывок из Англосаксонской хроники показывает, что, по крайней мере, один англичанин, которого глубоко волновала борьба с этим врагом, не считал причиненный им ущерб очень уж большим.⁴⁵ Подобное высказывание особенно ценно для времени, когда исторические сведения исходят почти исключительно от людей, стремившихся, часто в резких выражениях, поведать о своих собственных страданиях.

     Иногда  высказывается предположение о  том, что изучение последствий набегов  в состоянии подтвердить самые  крайние из современных им рассказов, продемонстрировав свойственную викингам непреодолимую страсть к разрушению. Поскольку во многих случаях нет никаких свидетельств, способных доказать, что эти предполагаемые последствия лежат на совести одних только викингов, заявления такого рода рискованны и часто оборачиваются заколдованным кругом. Викингов вполне обоснованно можно обвинить в том, что они способствовали падению Каролингской империи и королевства Мерсия, но это были сложные процессы, поэтому необходимо принимать во внимание и другие факторы. Использовать эти события для того, чтобы обосновать какие-то домыслы по поводу бесчеловечности викингов, неправильно. Не менее соблазнительно взвалить на викингов вину за отсутствие в начале десятого века монастырей в Англии, после чего заявить, что уничтожение викингами английского монашества доказывает их жестокость, именно такую, о какой толковали некоторые их современники.⁴⁶ Несомненно, когда Альфред умер, в Англии не было монастырей в том смысле, какой вкладывали в это слово реформаторы десятого века, но, конечно, нет и свидетельств, способных показать, что ответственность за эту ситуации несут викинги. Напротив, Ассер в своем жизнеописании Альфреда склоняется к другому объяснению: «Ибо сначала у него не было благородного или свободного человека из его народа, который по собственному согласию повел бы монашескую жизнь - если не считать детей, которые по причине своего нежного возраста не могли выбирать добро и отвергать зло - ибо, поистине, в течение многих лет у всего этого народа совершенно отсутствовало стремление к монашеской жизни, как и у многих других народов, хотя до сих пор существует немало монастырей, основанных на этой земле, но ни один из них не следует правилам этой жизни, не знаю почему; либо по причине нападений чужеземцев, которые очень часто вторгались с суши и моря, либо из-за того, что этот народ был слишком изобилен различными богатствами, которые я более всего склонен считать причиной такого пренебрежения к монашеской жизни».⁴⁷