Шпаргалка по "социолингвистике"

Ж. проникают в художественную литературу для речевой характеристики героев. Кроме Ж., возникающих на базе общенародного языка, существуют Ж., которые появляются в результате общения разноязычного населения в пограничных областях или в местах скопления разнонационального населения, например в морских портах.

Сленг. Молодежный сленг.

Термин сленг более характерен для западной лингвистической традиции. Содержательно он близок к тому, что обозначается термином жаргон.

Сленг, слэнг (англ. slang), экспрессивно и эмоционально окрашенная лексика разговорной речи, отклоняющаяся от принятой литературной языковой нормы (термин "С." чаще всего употребляется применительно к английскому языку и его функционированию в Англии и США). Распространён главным образом среди школьников, студентов, военных, молодых рабочих. С. подвержен частым изменениям, что делает его языковой приметой поколений. Легко проникая в литературный язык, используется для речевой характеристики героев и авторской речи; например, в сов. литературе у Ф. И. Панферова, Ф. В. Гладкова, И. Э. Бабеля, И. Ильфа и Е. Петрова, В. Аксенова и др., в английской и американской у Ч. Диккенса, У. Теккерея, Дж. Голсуорси, Т. Драйзера, Дж. Д. Сэлинджера и др. Термин "С." является частичным синонимом терминов арго и жаргон.

Молодежный сленг хотя и ближе к жаргону в собственном смысле этого слова, но также имеет свои особенности. Во-первых, молодежь не живет обособленной от остального общества жизнью. Во-вторых, молодежь стремиться не столько скрыть от посторонних смысл сказанного (как в случае криминального арго), а скорее, наоборот, выпендриться, показать свою самость. Вместе с тем, нельзя не отметить, что молодежный сленг — это зачастую отнюдь не нечто грубое, близкое в лучшем случае к просторечию. Он может отличаться оригинальностью красочностью и даже изяществом выражений, хотя и не лишен нежелательных вкраплений вроде лексики, проникшей из криминальной среды и пр., правда в последнем случае исконный смысл слова чаще всего бесследно теряется: вроде «Давай забьем на последнюю пару пойдем на поганище». Непристойная в данном контексте коннотация глагола «забить» полностью потеряна и не осознается. Или еще один пример: «Меня вчера на концерте не бымши, я сидемши дома и деламши уроки. Но говорят, что там было дивно и глючно. Не то, чтобы мне это очень нравилось, но под настроение — в самый раз. — Нет, я завтра не поеду маньячиться в Мандос, я маньячусь с зачетом, который у меня в понедельник. Да и вообще я не люблю тамошнюю махаловку — по голове получить можно — как нечего делать, да и по лапам — ничем не лучше. Если я не сглючусь, я позвоню тебе в понедельник вечером, или ты мне позвони: обсудим твои траблы, может чего и наглючим, а то получается полный, извини меня, пушной зверь и даже как-то не куртуазно. Ну, а сейчас — мое почтение, а то меня тут гонят с палантира.» Забыть о том, что махаловка — это из криминальной среды — как нечего делать, а если вспомнить что «глючить» и все производные не имеют к наркотикам никакого отношения, то звучит даже симпатично.

29. Внутренние факторы развития языка.

Следует заметить, что  человеческий организм отнюдь не безразличен  к тому, как устроен языковой механизм. Он старается определенным образом  реагировать на все те явления, возникающие  в языковом механизме, которые недостаточно соответствуют определенным физиологическим особенностям организма. Таким образом возникает постоянно действующая тенденция приспособления языкового механизма к особенностям человеческого организма, практически выражающаяся в тенденциях более частного характера. Вот примеры внутриязыковых изменений:

 

1) В фонетике: появление  новых звуков {например, в раннем  праславянском языке не было  шипящих: [ж], [ч], [ш] - довольно поздние  звуки во всех славянских языках, возникшие в результате смягчения  звуков соответственно [г], [к], [х|); утрата каких-то звуков (например, два разных прежде звука перестают различаться: так, древнерусский звук, обозначавшийся старинной буквой %, в русском и белорусском языках совпал со звуком [е], а в украинском - со звуком [I], ср. др.-рус. а&гъ, рус, белорус, снег, укр. сШг).

 

2) В грамматике: утрата  каких-то грамматических значений  и форм (например, в праславянском  языке все имена, местоимения  и глаголы имели, кроме форм  единственного и множественного  числа, еще формы двойственного  числа, употреблявшиеся, когда речь шла о двух предметах; позже категориядвойственного числа утратилась во всех славянских языках, кроме словенского); примеры противоположного процесса: формирование (уже в письменной истории славянских языков) особой глагольной формы - деепричастия; разделение прежде единого имени на две части речи - существительные и прилагательные;формирование относительно новой в славянских языках части речи - числительного. Иногда грамматическая форма меняется без изменения значения: раньше говорили городы, снеги, а сейчас города, снега.

 

3) В лексике: многочисленные  и исключительно разнообразные  изменения в лексике, фразеологии  и лексической семантике. Достаточно  сказать, что в издании"Новые  слова и значения: Словарь-справочник  по материалам прессы и литературы 70-х годов / Под ред. Н. 3. Котеловой" СМ., 1984. - ВОб с), включившем только наиболее заметные инновации десяти лет, около 5500 словарных статей.

I. Тенденция к облегчению произношения.

Наличие в языках известной  тенденции к облегчению произношения неоднократно отмечалось исследователями. В то же время находились скептики, склонные не придавать ей особого значения. Они мотивировали своё скептическое отношение тем, что сами критерии лёгкости или трудности произношения являются слишком субъективными, так как они обычно рассматриваются сквозь призму того или иного конкретного языка. То, что кажется трудно произносимым благодаря действию системного «фонологического синта» носителю одного языка, может не представлять никаких затруднений для носителя другого языка. Наблюдения над историей развития фонетического строя различных языков мира с достаточной убедительностью свидетельствуют также и о том, что во всех языках существуют относительно трудные для произношения звуки и сочетания звуков, от которых каждый язык стремится по возможности освободиться или превратить их в более легкие для произношения звуки и сочетания звуков.

II. Тенденция к выражению разных  значений разными формами.

Тенденцию к выражению  разных значений разными формами  иногда называют отталкиванием от омонимии.

Арабский язык в более древнюю эпоху своего существования имел только два глагольных времени — перфект, например, katabtu  'я написал' и имперфект aktubu 'я писал'. Эти времена первоначально имели видовое значение, но не временное. Что касается их способности выражать отношение действия к определенному временному плану, то в этом отношении вышеуказанные времена были полисемантичными. Так, например, имперфект мог иметь значение настоящего, будущего и прошедшего времен. Это коммуникативное неудобство потребовало создания дополнительных средств. Так, например, присоединение к формам перфекта частицы qad способствовало более чёткому отграничению собственно перфекта, например, qad kataba 'Он (уже) написал'. Присоединение префикса sa- к формам имперфекта, например, sanaktubu 'мы напишем' или 'будем писать' дало возможность более четко выразить будущее время. Наконец, употребление форм перфекта от вспомогательного глагола kāna 'быть' в соединении с формами имперфекта, например, kāna jaktubu 'он писал' дало возможность более четко выразить прошедшее длительное.

III. Тенденция к выражению одинаковых  или близких  значений одной  формой.

Эта тенденция находит  проявление в ряде широко распространённых в различных языках мира явлений, которые обычно называют выравниванием  форм по аналогии. Можно отметить два наиболее типичных случая выравнивания форм по аналогии: 1) выравнивание форм, абсолютно одинаковых по значению, но различных по внешнему облику и 2) выравнивание форм, различных по внешнему облику и обнаруживающих лишь частичное сходство функций или значений.

Слова типа стол, конь и  сын в древнерусском языке  имели специфические окончания  дательного творительного и предложного  падежей множественного числа.

Д. столомъ   конемъ    сынъмъ

Т. столы       кони        сынъми

П. столћхъ   конихъ     сынъхъ

 

В современном русском  языке они имеют одно общее  окончание: столам, столами, столах; коням, конями, конях; сынам, сынами, сынах. Эти  общие окончания возникли в результате перенесения по аналогии соответствующих  падежных окончаний имен существительных, представляющих старые основы на -ā, -jā типа сестра, земля, ср. др.-русск. сестрамъ, сестрами, сестрахъ; землямъ,  землями, земляхъ и т. д. Для выравнивания по аналогии сходства падежных функций оказалось вполне достаточным.

IV. Тенденция к созданию четких границ между морфемами.

Может случиться, что  граница между основой и суффиксами становится недостаточно четкой по причине  слияния конечного гласного основы с начальным гласным суффикса. Так, например, характерной особенностью типов склонений в индоевропейском языке-основе было сохранение в парадигме склонения основы и ее отличительного признака, т. е. конечного гласного основы. В качестве примера для сравнения можно привести реконструированную парадигму склонения русского слова жена, сопоставленную с парадигмой склонения этого слова в современном русском языке. Приводятся только формы единственного числа.

 

И.    genā         жена

 

P.    genā-s       жены

 

Д.    genā-i       жене

 

В.    genā-m     жену

 

М.    genā-i      жене

 

Нетрудно заметить, что в парадигме спряжения слова жена прежняя ось парадигмы — основа на -ā — уже не выдерживается по причине ее видоизменения в косвенных падежах в результате<244> различных фонетических изменений, приведших в ряде случаев к слиянию гласного основы а с гласным вновь образовавшегося падежного суффикса, например, genāi > gene > жене, genām > geno > жену и т. д. В целях восстановления четких границ между основой слова и падежным суффиксом в сознании говорящих произошло переразложение основ, и тот звук, который раньше выступал как конечный гласной основы, отошел к суффиксу.

V. Тенденция к экономии языковых  средств.

Тенденция к экономии языковых средств является одной  из наиболее мощных внутренних тенденций, проявляющихся в различных языках мира. Можно априорно утверждать, что на земном шаре нет ни одного языка, в котором бы различалось 150 фонем, 50 глагольных времен и 30 различных окончаний множественного числа. Язык подобного рода, обремененный детализированным арсеналом выразительных средств, не облегчал бы, а наоборот, затруднял общение людей. Поэтому каждый язык оказывает естественное сопротивление чрезмерной детализации. В процессе употребления языка как средства общения, часто стихийно и независимо от воли самих говорящих, осуществляется принцип наиболее рационального и экономного отбора действительно необходимых для целей общения языковых средств.

 

Результаты действия этой тенденции находят проявление в самых различных сферах языка. Так, например, в одной форме творительного  падежа могут заключаться самые  различные его значения: творительный деятеля, творительный обстоятельственный, творительный объективный, творительный ограничения, творительный предикативный, творительный приименный, творительный сравнения и т. д. Не меньшим богатством отдельных значений обладает и родительный падеж: родительный количественный, родительный предикативный, родительный принадлежности, родительный веса, родительный объекта и т. д. Если бы каждое из этих значений выражалось отдельной формой, то это привело бы к невероятной громоздкости падежной системы.

 

Словарный состав языка, насчитывающий многие десятки тысяч  слов, открывает широкие возможности  для реализации в языке огромного  количества звуков и их различных  оттенков. В действительности каждый язык довольствуется сравнительно небольшим количеством фонем, наделенных смыслоразличительной функцией. Каким образом происходит выделение этих немногочисленных функций, никто никогда не исследовал. Современные фонологи занимаются исследованием функции фонем, но не историей их происхождения. Можно только априорно предполагать, что в данной области происходил какой-то стихийный рациональный отбор, подчиненный определенному принципу. В каждом языке произошел, очевидно, отбор комплекса фонем, связанных с полезным противопоставлением, хотя появление в языке новых звуков не объясняется только этими причинами. С принципом экономии, по-видимому, связана тенденция к обозначению одинаковых значений одной формой.

Одним из ярких проявлений тенденции к экономии является тенденция  к созданию типового однообразия. Каждый язык постоянно стремится к созданию типового однообразия.

VI. Тенденция к ограничению сложности  речевых сообщений.

Новейшие исследования свидетельствуют о том, что в  процессе  порождения речи действуют  факторы психологического плана, ограничивающие сложность речевых сообщений.

Процесс порождения речи происходит, по всей вероятности, путем  последовательной перекодировки фонем  в морфемы, морфем в слова и  слов в предложения. На каких-то из этих уровней перекодировка осуществляется не в долговременной, а в оперативной памяти человека, объем которой ограничен и равен 7 ± 2 символов сообщения. Следовательно, максимальное соотношение количества единиц низшего уровня языка, содержащееся в одной единице более высокого уровня, при условии, что переход от низшего уровня к высшему осуществляется в оперативной памяти, не может превысить 9 : 1.

Емкость оперативной  памяти накладывает ограничения  не толь ко на глубину, но и на длину  слов. В результате ряда лингвопсихологических  опытов было обнаружено, что при увеличении длины слов сверх семи слогов наблюдается ухудшение восприятия сообщения. По этой причине с увеличением длины слов резко уменьшается вероятность их появления в текстах. Этот предел восприятия длины слов найден в опытах с изолированными словами. Контекст в известной степени облегчает восприятие. Верхний предел восприятия слов в контексте составляет примерно 10 слогов.

 

Если учитывать благоприятствующую роль контекста — внутрисловного  и межсловного — при опознании  слов, следует ожидать, что превышение критической длины слов в 9 слогов, определяемое объемом оперативной памяти, в значительной степени затрудняет их восприятие. Данные лингвопсихологических опытов определенно указывают на то, что объем восприятия длины и глубины слов равен объему оперативной памяти человека. И в тех стилях естественных языков, которые ориентированы на устную форму общения, максимальная длина слов не может превышать 9 слогов, а их максимальная глубина — 9 морфем [51, 18—19].