148. Венера.
22 с половиной года
Теперь моя
карьера в полном порядке. Мне
переделали груди, и когда я ложусь
на спину, они остаются направленными
в небо, как египетские пирамиды.
Парикмахер-визажист сделал мне
новую прическу, а дантист с помощью специальной
обработки отбелил зубы. Медицинские профессии
явно становятся артистическими профессиями.
В киосках моя фигура и мое лицо постоянно
украшают обложки журналов. По данным
опросов, я вхожу в десятку самых сексуальных
женщин мира. Не стоит говорить, что с такой
визитной карточкой все мужчины у моих
ног. Так что я останавливаю свой выбор
на том, кого по-прежнему считают мужским
секс-символом номер один, Ричарде Канингэме.
Он был идолом моей юности.
Я поручаю Билли Уотсу устроить это дело.
Он торопится, поскольку его медиум подтвердила,
что вскоре я вступлю в брак с Канингэмом.
Билли легко договаривается с агентом
Канингэма и уже через несколько дней
все оговорено, подписано, ратифицировано.
Я должна встретить Ричарда «случайно»
в японском ресторане в Санта-Моника. Все
фотографы предупреждены слухом типа:
«Никому не говорите, но кажется…»
По этому
случаю я оделась в красное, потому
что он сказал в одном интервью,
что любит женщин в красном. Со своей стороны, он предусмотрительно
надушился «Эйфорией», одеколоном французской
парфюмерной фирмы, которую я представляю.
Наши агенты сидят за столом неподалеку
и просматривают списки других своих клиентов,
которых они могли бы поженить. Я смотрю
на Ричарда. Он мне кажется лучше, чем в
фильмах. Удивительно, какая у него гладкая
кожа. И это не пластическая хирургия!
Он, должно быть, пользуется каким-нибудь
суперсовременным кремом, которого я не
знаю. Видеть его перед собой во плоти,
после того как я столько раз видела его
на экране и обложках журналов, меня немного
пугает. Он же смотрит на мою обновленную
грудь. Я не разочарована тем, что так быстро
ее окупила. Мы заказываем суси. Наступает
ужасный момент, когда нужно начать разговор.
Мы не знаем, что говорить друг другу.
– Ээ, ваш агент… он как? – спрашивает
Ричард. – Сколько он берет?
– Э-э… двенадцать процентов от всех моих
доходов. А ваш?
– Мой берет пятнадцать процентов.
– Может, вам имеет смысл с ним передоговориться?
– Дело в том, что мой агент занимается
абсолютно всем. Он заполняет счета, налоговые
декларации, оплачивает покупки. С ним
мне даже не нужно носить с собой деньги.
По-моему, в последний раз я пользовался
кошельком лет десять назад, после успеха
в фильме «Голая в твоих объятиях».
– А-а… «Голая в твоих объятиях»?
– Да…
– Ммм…
Что еще сказать? Тягостное молчание. К
счастью, приносят заказ и мы начинаем
есть. Вторую тему для разговора мы находим
лишь за десертом. Мы говорим о косметических
средствах, вызывающих аллергию, и о тех,
которые хорошо переносятся всеми типами
кожи. Наконец расслабившись, он пересказывает
мне все слухи из мира кино, кто с кем спит
и какие у знаменитостей извращения. Это
действительно увлекательно. Такой разговор
с первым встречным не заведешь.
– Вы очень красивая, – говорит он с профессиональной
интонацией.
Ну, он еще не видел всех моих прелестей.
Я знаю детали наизусть: уши с короткими
мочками, ресницы вразлет, большой палец
ноги немножко под углом, чуть косые колени…
После ресторана он ведет меня в роскошный
отель, где его хорошо знают, и мы собираемся
заняться любовью. Прежде всего он аккуратно
складывает одежду на стуле, затем заказывает
шампанское и регулирует освещение так,
чтобы создать интимную атмосферу.
– Ну что, малышка, боишься? – спрашивает
он.
– Немного, – выдавливаю я.
– Помнишь, что я делал с Глорией Райан
в «Любви и холодной воде»? Ну, эту штуку
с подушкой? Хочешь, сделаем так же?
– Мне жаль, но я не видела этот фильм.
А что именно вы делаете с подушкой?
Он сглатывает, а потом задает вопрос,
который его, кажется, волновал с начала
встречи.
– А какие из моих фильмов ты видела?
Я называю больше десятка.
– Ты не видела «Слезы горизонта»? А «Не
стоит слишком напрягаться»? А «Это так,
вот и все»? Это три моих лучших. Даже критики
в этом единодушны.
– А-а-а…
– По-моему, они есть на DVD. Ну а из тех,
что ты видела, какой тебе больше всего
понравился?
– «Голая в твоих объятиях», – говорю
я, потупив глаза.
Я тоже могу быть актрисой.
Он пользуется моментом и начинает меня
раздевать. Я предусмотрительно надела
кружевное шелковое белье «Испепеление».
Это мой собственный маленький фильм.
На него это производит эффект. Он тут
же сжимает мою грудь, целует в шею, долго
ласкает бедра. Я останавливаю его, пока
он не дотронулся до моих коленей. Потом
сама ласкаю его. У него на теле несколько
татуировок. Это репродукции афиш трех
любимых фильмов, которые он назвал. Тонкий
способ саморекламы.
Потом наши тела ложатся друг на друга.
Он не доводит меня до оргазма. Он слишком
внимателен к собственному удовольствию,
чтобы заниматься моим.
Через несколько дней я замечаю, что Ричард
не такой уж идеальный мужчина, как говорила
медиум Людивин. Но я понимаю, что наши
встречи открывают мне путь в шоу-бизнес.
Поэтому я решаю стать мадам Канингэм.
Другое преимущество в том, что все мои
соперницы позеленеют от зависти. Одно
это стоит усилий.
Я опасалась потерять благосклонность
публики из-за этого брака, но моя популярность
лишь увеличилась. Через три дня после
свадьбы меня приглашают выступить в вечерней
передаче легендарного Криса Петтерса.
Какое всеобщее признание! Крис Петтерс,
этот идол всех домохозяек моложе пятидесяти
лет, самый знаменитый журналист с момента
создания его круглосуточного информационного
канала, транслирующегося на всю планету.
Это он говорит миру, что нужно думать
обо всем происходящем на пяти континентах.
Это ему самые жестокие тираны передают
заложников, которые провели месяцы в
подвалах, прикованные к радиаторам. Ведь
даже тираны смотрят передачу Криса Петтерса.
Я появляюсь в студии с небольшим опозданием,
в соответствии со своим новым статусом
звезды, и журналист встречает меня своей
знаменитейшей улыбкой. Он заявляет, что
для него огромная честь принимать такую
звезду, как я. Говорит, что следил за моей
карьерой с самого начала и что всегда
знал, как далеко я пойду.
Сидя в кресле рядом с ним, я комментирую
различные события: война в Чечне (я заявляю,
что решительно против всех войн), болезни,
передаваемые половым путем (я за сексуальность,
но не ценой жизни), загрязнение окружающей
среды (это возмутительно, все эти промышленники,
загрязняющие окружающую среду), землетрясения
(это ужасно, все эти люди, которые умирают
из-за того, что строительные подрядчики
построили недостаточно прочные дома,
их нужно бы посадить в тюрьму), любовь
(нет ничего прекраснее), Ричард (это лучший
из мужчин, мы очень счастливы и хотим
иметь много детей).
После передачи Крис Петтерс просит мой
домашний адрес, чтобы отправить ее запись
на кассете. В тот же вечер, когда я, уставшая,
собираюсь как следует выспаться, раздается
стук в дверь. Поскольку я живу по-прежнему
одна (женитьба с Ричардом больше реклама,
чем реальность), я смотрю в глазок. Это
Крис Петтерс. Я открываю дверь.
Теперь он не улыбается. Он вталкивает
меня внутрь, срывает одежду и тащит в
комнату, где грубо бросает на кровать.
Охваченная ужасом, я вижу, как он вынимает
из пиджака длинный черный шнурок.
Он выворачивает мне руку, уверенным жестом
прижимает коленом спину. Затем обвивает
шнурком шею и стягивает его. Я задыхаюсь.
Свободной рукой я пытаюсь схватить его
за что-нибудь. Но он прижимает меня коленом,
оставаясь вне досягаемости. Вдруг я чувствую
кончиками пальцев что-то волокнистое.
Я дергаю изо всех сил.
И… и его волосы остаются у меня в руке.
Это парик! Происшедшее совершенно сбивает
Криса Петтерса с толку. Поколебавшись,
он отпускает меня и убегает. Хлопает дверь.
Я в изумлении разглядываю парик.
Через час я бегу в полицейский участок
подать заявление вместе с Ричардом, которого
срочно вызвала к себе. Еще в панике, я
путаюсь в объяснениях, но говорю достаточно
для того, чтобы инспектор принял нас в
специальном непрослушиваемом кабинете.
Там он терпеливо объясняет, что Петтерс
прославился своими «шалостями» и что
на него уже жаловались многие девушки.
Вполне возможно, признает инспектор,
что он и есть маньяк, душащий шнурком.
Но… проблема в том, что его рейтинг бьет
все рекорды. Он любимец публики. Он нравится
мужчинам и женщинам, богатым и бедным,
причем по всему миру. Он… как бы это сказать?..
«Лицо Америки». Поэтому Криса Петтерса
охраняет его телеканал, охраняет правительство,
охраняет все то, что нации дорого. С ним
ничего нельзя сделать.
Я машу париком как трофеем и доказательством.
Инспектор не сомневается, что парик принадлежит
Петтерсу, но продолжает настаивать на
собственной беспомощности.
– Если бы на вас напал президент США,
мы смогли бы чем-нибудь помочь. Президент
тоже несет ответственность перед законом.
Но Крис Петтерс абсолютно неприкасаем.
– Но мы не неважно кто. Она Венера Шеридан,
а я ее муж, вы ведь меня узнаете!
– Да, вы Ричард Канингэм. Ну и что! Вы выпускаете
один фильм в полгода, а он каждый вечер
на экране, и его смотрят два миллиарда
человек во всем мире! Это международный
монумент!
Я больше ничего не понимаю. Все мои ценности
рушатся. Значит, в наши дни есть люди,
неподвластные закону. Полицейский терпеливо
объясняет:
– Раньше власть принадлежала самым сильным,
тем, кто мог лучше других обращаться с
дубиной или мечом. Они и были выше закона.
Потом власть перешла к «хорошо родившимся»,
к знати. Они имели пожизненную власть
над своими рабами или подданными. Затем
ею стали обладать богачи и политики. Правосудие
не осмеливалось предпринять против них
ничего, что бы они ни сделали. Теперь власть
принадлежит телеведущим. Они могут убивать,
красть, обманывать, никто не осмелится
сказать ни слова. Потому что публика их
любит. Крис Петтерс чаще всего выступает
по телевидению. Никто не осмелится напасть
на него. В особенности я. Моя жена его
обожает.
– Если больше нельзя рассчитывать на
полицию, мы обратимся к журналистам, чтобы
придать гласности этот скандал. Немыслимо
оставлять этого опасного психа на свободе!
– взрывается Ричард.
– Делайте что хотите, – спокойно говорит
инспектор. – Но я вам заранее гарантирую,
что если вы обратитесь к правосудию, то
проиграете. Потому что он сможет нанять
лучшего, чем у вас, адвоката. А сегодня
важно не быть правым, а иметь хорошего
адвоката.
Инспектор-философ смотрит на нас с жалостью.
– Чтобы атаковать такой бастион, вам
нужно гораздо, гораздо больше славы, –
честно признается он. – И потом в конце
концов… вы так уж хотите рисковать карьерами
из-за этого небольшого инцидента? Знаете,
что бы я сделал на вашем месте? Я бы постарался
как-нибудь передать Петтерсу, что вы на
него не в обиде. Может, он тогда согласится
еще раз пригласить вас в свою программу…
Тем не менее мы рассказываем о происшедшем
нескольким тщательно отобранным журналистам,
известным своей храбростью и талантом
к расследованиям. Однако никто не соглашается
ввязаться в эту историю. Все только и
мечтают о том, чтобы работать на телевидении
с Крисом Петтерсом. Некоторые говорят
о «профессиональной солидарности». Другие
ссылаются на то, что эта ситуация «смешная».
Жаловаться на изнасилование, которого
не было…
– Но он возьмется за других девушек! Этот
тип больной! Его место в тюрьме.
– Да, все это знают, но сейчас неподходящий
момент, чтобы об этом говорить.
Я потрясена. Я понимаю, что никогда не
буду в безопасности. Моя красота, мое
богатство, Ричард, когорта обожателей,
ничто не защитит от таких неприкасаемых
хищников, как Крис Петтерс.
Я больше не смотрю круглосуточный американский
канал новостей и его вечерний выпуск.
Ничтожная месть.
На память приходят слова полицейского.
«Чтобы атаковать такой бастион, вам нужно
гораздо, гораздо больше славы». Прекрасно,
это и будет моей следующей целью. |