Изучение ритуально-магической составляющей основных этапов свадебной игры на факультативных занятиях в средней школе

Необходимо вспомнить и о том, что многие магические действия восходили к древнему обряду инициации. Продолжение рода зависело от женщины, поэтому свадебный обряд отражал только женскую инициацию. Поэтому в предсвадебный период невеста носила белую одежду (древний цвет траура), а в день свадьбы – обязательно красную (красный цвет символизировал жизнь).

Молодые представляются чрезвычайно опасными для окружающих, что выражается в многочисленных табу (запрет прикосновений к ним, запрет молодым касаться голыми руками друг друга, окружающих людей и даже различных предметов). «Относящиеся к глубокой древности табу на приближение и прикосновение к священным предметам и некоторым категориям людей (вождям, врагам и их победителям, покойникам, женщинам в определённые периоды жизни) связаны с верованием в некую амбивалентную магическую силу, которой обладают эти люди, и с подсознательным страхом заразиться качествами,

свойственными табуированному предмету или инвалиду».20 В некоторых вариантах обряда молодых даже кормят отдельно – в «клети» или коморе и речь идёт о дозволенном употреблении только ритуальной пищи – мёда, творога, яиц, курятины, куриных блюд и т. п. Автор Н. А. Лысюк исследования Вовк Хв. К. о том, что иногда в качестве еды предлагали очевидную не-пищу: «…в некоторых местностях молодой дают кусок глины от печи или кусок сырой свёклы, а она это бросает под стол».21Таким образом, в обряде присутствует концепт магической пищи, «пищи для мёртвых», употребляемой с особой целью: «… подобно тому, как пища живых даёт живым физическую силу и бодрость, пища мёртвых придаёт им специфическую волшебную, магическую силу, нужную мертвецам.22

На разных уровнях обряда «подчёркивается нечеловеческая природа молодых – животная, растительная, космическая (сокол, лебёдушка, яблонька, месяц ясный, солнце красное) - обряд возносит их на наивысшую ступень феодального общества и величает князем и княгиней».23

По мнению Лысюк Н. А., животная семантика (связь с тотемом) выражалась в посажении на медвежью шкуру. Происхождение молодых от птиц и животных подтверждено использованием украшений из  птичьих перьев, меха животных, а также символикой изображений на ритуальных предметах.

Растительная природа присуща прежде всего девушке – её сравнивают с травами (чаще с рутой-мятой), кустарниками (калина), деревьями (берёза), с садом вообще. Фактически всё, что происходит в свадебных песнях с растительностью, экстраполируется на девушку: «В фольклоре пшеница, жито – это девушка, как и калина; если калина вянет, чернеет – потеря девственности или смерть; в свадебных песнях говорится о похоронах калины, чем отождествляется смерть и брак, женщина и растение [Фрейденберг 1936, 229]».24 С другой стороны, калина, колос – символ зрелости девушки, готовой к браку. На реальном уровне растительная природа молодых выказывается в их свадебных атрибутах – венках, букетах, веточке калины, свадебном деревце.

 

§ 2. 1. Магический смысл испытаний жениха и венчания

Торжества первого дня начиналась с приезда «свадебного поезда» жениха на лошадях в дом невесты. В тот день жених проходил испытания.

Свадебный возок жениха украшался ещё с вечера. Жених с дружкой, друзьями и родственниками составляли свадебный поезд. Сама повозка  должна выглядеть роскошно, демонстрируя достаток жениха: лошадей украшали лентами, бубенцами, колокольчиками, а в повозку настилались ковры, раскидывались подушки в расшитых наволочках. Бубенцы и колокольчики должны были своим звоном отпугнуть нечистую силу.

В народных песнях, жених - это удачливый охотник; князь, готовый разнести неприступную крепость; богатый купец, согласный дать огромный выкуп за красавицу; казак, едущий освобождать пленницу. Кроме того у участников свадебного поезда имеется символическое оружие - тугой лук и стрелы, золотой меч, копьё, ружья и даже пушки; свадебный поезд даже называли «дружиной молодого». 

Кроме вооружённости и непобедимости, у молодого есть сила – даже верховное божество славян должно было уступить ему дорогу - и знание магического этикета. Но чтобы сила жениха не причинило вреда постороннему и самому молодому, он должен соблюдать своеобразные правила поведения: «ему, например, категорически запрещено оглядываться, как только он пришёл домой, особенно, когда его ведут в комору», поскольку это может привести к бессилию [Исследователь Лысюк Н. А. ссылается на Хв. К. Вовк].25 Соотносится с этим и сказочный мотив испытания жениха: «молодая» может потребовать пошить ей туфельки, построить замок, на что молодой просит сшить ему «казачинку з литния стали». Испытание же его физической выдержки, мужества, стойкости получило едва ли не буквальное оформление, например, могут для невесты положить солому и подушку [в статье  ссылка на Хв. К. Вовк].26 Сам путь к невесте и выкуп её являлись испытанием для жениха.

Ритуальное жестовое поведение молодой  в данный период свадебного обряда вызывало ассоциации с похоронными обрядами, конкретно – с репрезентацией умершего. Например, руки у молодой, когда её вывозят к жениху, сложены под грудью, иногда – ещё и закрыты шёлковым платком. Подобные жесты используются и в конце свадьбы. В связи с этим отметим, что у восточных славян на свадьбе иногда разыгрываются и похоронные игры – молодую оплакивают, как покойницу, а молодого не впускают в избу, где она лежит. Не случайно,  что одежда невесты имеет стойкую связь с похоронной и семантически тождественна ей -  это неоднократно отмечали собиратели и исследователи свадебного фольклора. Жених являлся путешественником в «царство мёртвых», он являлся туда, чтобы забрать невесту.

Жениха за невестой провожала мать, именно это отображено в песне, записанной от Марии Николаевны Винокуровой в д. Вабля Конышевского района в 1996 году:

Ой, младенький,  да хорошенький млад Иван. Ой, кто тебе русые косы завивал? Завивала мне родна матушка у субботу. А в воскресный день у дороженьку посылала: - Ступай, ступай, моё дитятко, не дляйся,

Поспевай же ты к ласкову тестю а к обеду. Захватывай Марьюшку, Захватывай за столом. Захватывай Ивановну за столом. За зашитами, вышиватами скатертями.

Выезд жениха показан в следующей песне, записанной от Варвары Тимофеевны Федяниной в г. Щигры Щигровского района в 1999 году:

Да по широкой улице Сыты кони понаставлены, Им шёлком ноги спутаны, Серебром занузданы, Там ходил – похаживал, Коля – добрый молодец. Он гладил – поглаживал

Своих вороных коней:  «Не потейте, камушки, Не потейте, вороны: Недалеко ехати – До моей до суженой, До моей до ряженой, До Марии Ивановны!»

Отправление жениха сопровождалось магическими обрядами и заклинаниями против нечистой силы.

Когда жених «со свадебным поездом» подъезжал к деревне невесты, то перед ним закрывалась деревенская околица, и он должен был платить символическую «дань» деревенским жителям. А чтобы проехать к дому невесты, он должен был преодолевать препятствия: то завал из бревен, то натянутые через дорогу веревки, то "посты" из односельчан, требовавших деньги и выпивку. Въезд жениха со спутниками в деревню невесты сопровождался песнями. Пример одной из таких песен был записан от Александры Степановны Тишиной в селе Банищи Льгоского района в 1979 года:

Мимо двора тестевого, ладо-ладо. Мимо двора тестевого, Ох, и Иванушка проезжает – ладо-ладо. Ох, и Иванушка проезжает, Вон девушек всё пытает, ладо-ладо, Вон девушек всё расспрашивает, Ох, тут ли мая свет-Марьюшко, ладо-ладо

Ох, тут ли мая свет-Марьюшко, ладо-ладо Ох, тут ли моя свет-Марьюшка, Оно тут было, венок вило-вило, ладо-ладо, Оно тут было совивало, Ох, мы ей, девушки, помогали, ладо-ладо, Мы, красные, подсобляли, Ох, по цветику прикладали, ладо-ладо, По единым лазарикам,

Порой местные жители специально запутывали свадебный поезд жениха, как в песне, записанной от Мари Николаевны Винокуровой в селе Глазово в 1995 году:

Мимо саду зелёного ладу-ладу,

Ясен сокол пролетает душейка,

В зелёный сад заглядает, у пташечек спрашивает:

- Тут ли Моя зазуленька, тут  ли моя яснёная.

Пташечки отвечают:

Тут её нет, она не бывала. Она там была, гнездо вила.

Её пташечки ласкали, по пёрышку прикладали

По пёрышку по единым, по единым-лебединым.

Мимо терема высокого молодой Иван проезжал

У девушек спрашивает:

- Тут ли моя Оксанушка, тут  ли моя Ивановна?

Ему девушки отвечают:

- Тут ей не бывало. Она там  была, венок плела

Ей девушки помогали, по цветику прикладали.

 

В этой песне раскрыта фитоморфная природа жениха и невесты, а также есть упоминание обряда предсвадебного периода – плетение венка из цветов (изготовление венка именно из цветов характерно для юга России и Курской области в частности). 

После уплаты «околичного» жених с родными подъезжал к дому невесты, но не мог проникнуть в дом. Жениху помогал находчивый дружка, который вёл с отцом невесты «переговоры», пускал в ход  различные присловья и традиционные «истории», как в песне, записанной  от Елены Ивановны Носовой в селе II-я Семёновка Касторенского района:

Стоят кони за воротами, Все осёдланы, Хорошо приубрамши. Вели коню постояти, Овса, сена дати, Ой, овса, сена дати. Ой, овса, сена дати, И, Лену собрати. Ужоль, ужоль Еленушка, Уже убралася И золото, у серебро Хорошо навалялася. Наведелили, напудрили, По сеням ходила,

Ой, по сеням ходила. По воле тужила, Ой, свет ты моя, Ой, свет ты моя. Батюшкина воля, Матушкина нега. У матери родной. Бабы сами воду носят, У батюшки у родного На возах воду возят.

 

Приведём в пример ещё одну песню, записанную  от Марии Григорьевны Малаховой в селе Беляево Конышевского района в 1999 году:

По сенюшкам молодец ходит,

По сенюшкам молодец ходит,

По терему голос наводит,

По терему голос наводит.

«Ой, тесть-тестюшка, ты мой батюшка,

Ты мой родименький, ты коня не задерживай.

А у нас ночи тёмные, дорожки дальние,

Переулки наши частые,  а конюшки переутомилися,

Свахи пели-перепелися, светилочка переигралася,

А Татьянушка переплакалась.

 

В следующей песне, записанной от Анастасии Владимировны Мазаловой в селе Грязное Советского района в 1993 году, дружки жениха просят хозяев дома невесты дать овса для лошади:

Вот шёлковая, полушёлковая Трава зелёная. А стоят кони за воротами Хорошо убравили, Хорошо убравили. И все оседлавши. А велят коням постояти, Овса-сена дати, Овса-сена по колено. А боярам обождаться,

Боярам обождаться, А невесте собраться. Собралась вот невеста, По горенке ходит. Она по горенке ходит, По волюшке тужит. Такой воли, такой воли У свёкора не будет. Такой нет – у свекрови тоже. Будет воля, будет нега Молодого жениха.

 

В следующей песне, записанной от Марии Григорьевны Малаховой в селе Беляево Конышевского района в 1999 году, показаны ответные действия хозяев дома невесты:

Ранёхонько на заре Стояли кони на дворе, Никто коней не взлюбил, Полюбила коней Настенька, Сыпала сахар заместо овса, Становила мёду заместо воды, Отходила, кланялася: «Пейте, кони, кушайте!

Мене  завтра ехати, Дале-подале от батюшки, Ближе-поближе к свёкру в дом, Дале-подалече от матушки, Блидже-поближе к свекрови в дом, Дале-подале от подружек-девушек, Дале-подале от красных».

 

Всё утро в ожидании жениха невеста вместе с родными и подругами оплакивала свою девичью волю, как в следующей песне, записанной от Варвары Тимофеевны Федяниной И Галины Петровны Селивановой в городе Щигры Щигровского района в июле-августе 1999 года: