Автор работы: Пользователь скрыл имя, 31 Августа 2012 в 08:04, контрольная работа
Среди самых значительных имен в русской поэзии XX века — имя Марина Цветаева. Она оставила богатое творческое наследие в стихах, прозе, драматургии и яркий след в истории русской литературы. Исследователи не перестают спорить и об отдельных ее произведениях, и о художественном методе в целом. Ее творчество связывают с романтизмом, авангардом, символизмом, акмеизмом.
В лирике Цветаевой 1920-х годов сохранились ее веду¬щие темы — любовь, творчество и Россия, но ее поэзия претерпевает существенные изменения. Стихи становятся сжатыми до предела, поэтическая речь напряженной, же¬сткой, все в стихе подчиняется пульсирующему, вспыхи-вающему и внезапно обрывающемуся ритму, который спо¬собствует смысловой выделенности слова.
Вниз, по такой грязи —
В жизнь, про которую знаем всё мы:
Сброд — рынок — барак.
Еще говорила, что все поэмы
Гор — пишутся — так.
Вся «Поэма Горы» строится на неисчерпаемости метафоры: Цветаева бесконечно уточняет и расшифровывает один образ. «Получается топтание на одном месте, благодаря которому мысль идет не вперед, а вглубь»5.
В поэме отражена извечная трагическая коллизия долга (дома) и страсти (пожара). Конфликт «дома» и «горы» — в несовместимости, «разноприродности» любящих. Каждый из них не может жить, не погибнув, в «доме» другого, потому что «дома» их — в разных мирах. В обеих поэмах сопоставление возвышенного и обыденного, быта и бытия, высокого духовного начала и земной жизни, свойственное всему творчеству Цветаевой, находит одно из наиболее ярких воплощений. Герой поэм, как писала Цветаева в одном из писем, хотел бы любви «по горизонтали» — любви обычной, земной, с домом и счастьем в доме. Для героини такая любовь неприемлема, любовь в ее понимании, всегда вертикаль — вознесение и очищение, духовная устремленность из быта в бытие. Вести диалог невозможно и он заканчивается: «Тогда простимся».
В «Поэме Конца» запечатлен момент разрыва двух сердец, ситуация последней встречи. Важно всё: жесты, реплики, интонации, набережная, мост... Боль и обида лирической героини вызвана тем, что любовь божественная побеждена. Сама Цветаева писала: «"Поэма Конца" — уже разразившееся женское горе, грянувшие слезы». Герой любит, но не так как, нужно лирической героине. Его любовь для нее — нелюбовь. Поэма — это трагедия в форме лирической исповеди с тончайшим психологическим анализом состояний души.
В поэмах присутствует и саркастическая нота обличения сытой повседневности, мещанства, уродливых отношений, смещающих истинные человеческие ценности. Эти мотивы будут звучать в стихах Цветаевой периода эмиграции достаточно часто (поэма «Заставы», цикл «Заводские», «Хвала богатым»), но наиболее ярко они проявились в поэме «Крысолов» (1925), названной «лирической сатирой» и построенной на мотивах немецкого фольклора. В основу поэмы легла средневековая легенда о флейтисте из Гаммельна, который избавил город от нашествия крыс, заманив их своей музыкой в озеро, а когда не получил обещанной платы, с помощью той же флейты вывел из города всех детей. На этот внешний фон Цветаева накладывает острейшую сатиру, обличая всякие проявления бездуховности, обрушивается на всех «устроенных», «упорядоченных», окутанных благополучным бытом, убивающим человеческую единственность, превращающим неповторимую жизнь в одинаковое для всех бытование. Таковы в поэме обитатели Гаммельна, жадные бюргеры, которые олицетворяют разлагающий душу быт, а Крысолов-флейтист олицетворяет поэзию, стихию творчества. Поэзия мстит не сдержавшему свое слово быту, музыкант уводит под свою чарующую мелодию детей, и они тонут в озере, но получают вечное блаженство, так как Флейтист уводит их и от тюрьмы существования, от убивающих правил жизни. «"Опрокинутый город", в который, по замыслу, входят Крысолов и его спутники, — отражение реального города в озере, а потому дно озера - небо, но не небо простых смертных — добропорядочных бюргеров, а небо великого соблазна искусства: силы, творящей мир в состязании с Богом»6.
Авторская ирония распространяется не только на пороки обитателей Гаммельна, но и на добродетели, на все устои и «заповеди» человеческого общежития, на земную жизнь вообще, потому что поэт (творчество) — всегда выход за пределы, установленные обычаем, потому что земная жизнь враждебна искусству и цинична по отношению к художнику.
Поэму «Крысолов» Цветаева дописывала уже во Франции. В ее жизни произошли значительные изменения - родился сын Георгий, о котором она давно мечтала. «Он не должен страдать от того, что я пишу стихи, — пусть лучше стихи страдают!» - так она сказала, когда сыну было четыре года, так она будет относиться к нему до последнего своего вздоха. Не желая растить сына «в подвале», устав от убогих деревенских условий, Цветаева с семьей осенью 1925 года переезжает в Париж, где проживет почти четырнадцать лет.
Жизнь во Франции не стала легче. Эмигрантское окружение не приняло Цветаеву, да и сама она часто шла на открытый конфликт, своим нонконформизмом, эпатажем отталкивая эмиграцию. Она слушалась только своего Гения и считала долгом пройти жизнь собственным, предназначенным ей путем.
...Ибо мимо родилась
Времени! Вотще и всуе
Ратуешь! Калиф на час:
Время! Я тебя миную.
(«Хвала времени»)
Лирических стихов у Цветаевой становится значительно меньше, основное место в ее творчестве начинают занимать поэмы и проза. Все чаще стихи ее отвергались газетами и журналами, за них плохо платили, а тяжелые условия эмигрантского быта заставляли искать возможности заработка. Но переход к прозе был обусловлен не только бытовыми причинами. Раскрывшийся в полную силу талант Цветаевой требовал разнообразных форм воплощения. В 1927 году, посылая Пастернаку рукопись своей книги «После России», Цветаева писала: «Даю ее (книгу) как последнюю лирическую, знаю, что последнюю. Без грусти. То, что можешь, — не должно делать... Там я всё могу».
Цветаева продолжает трудиться каждый свой день и час, несмотря на тяжелые бытовые условия, нищету, унижения и бесправие («Всю меня - с зеленью — / Тех— дрём — /Тихо и медленно / Съел дом»). Ее письма тех лет потрясают как глубиной отчаяния, так и силою надежды, никогда ее не покидавшей.
Весной 1926 года Цветаева через Пастернака заочно знакомится с Райнером Мария Рильке, поэзией которого она восхищалась. Рильке и Пастернака Цветаева считала самыми крупными поэтами современности. Начинается эпистолярный «роман троих». Вдохновленная этой перепиской, Цветаева пишет посвященную Пастернаку поэму «С моря», ему же и Рильке она посвящает «Попытку комнаты». Тогда же создана была и «Поэма Лестницы», в которой нашла выражение ненависть Цветаевой к «голоду голодных» и «сытости сытых».
С Рильке Цветаева так никогда и не увиделась. Его смерть в конце 1926 года глубоко потрясла ее. Она создает стихотворение-реквием «Новогоднее», а затем «Поэму Воздуха» (1927), в которой размышляет о смерти и вечности. Одним из поводов для написания поэмы стал беспосадочный перелет американского летчика Ч. Линдберга через Атлантический океан. Тема «человек вне земли» у Цветаевой перерастает в тему «человек после земли». Историческое событие превращается в "универсальный символ бытия. Сама Цветаева говорила: «Эта поэма, как многие мои вещи, написана — чтобы узнать».
«Поэма Воздуха» — многоплановое и чрезвычайно сложное для восприятия произведение. Это своеобразный философский трактат о посмертном блуждании духа, или о том, какие мучительные фазисы проходил непрестанно ищущий дух Цветаевой, к какой высоте он стремился и в какие бездны срывался. Поэма - апофеоз одиночества как необходимого условия совершенствования, пути в «сердцевину Всегда», вечность.
«Поэма Воздуха» содержит множество культурных кодов - мифологических, религиозных, философских и касающихся психологии творчества. Цветаева строит собственную модель иного мира, состоящего из семи небес, которые последовательно проходит лирическая героиня. Это одинокий переход в мир вечности, в отличие от предыдущих поэм Цветаевой, которые заканчивались парными полетами «в лазурь» («Молодец»). «Каждому этапу пути — изменению пространства соответствует трансформация лирической героини, постепенно теряющей все земные ощущения». Параллельно сюжету восхождения и развоплощения идет процесс «постижения»7. На каждом этапе пути обретается новое знание, обогащается духовный опыт. Его можно трактовать по-разному: опыт умирания, опыт самопознания, описание творческого состояния, мистический опыт соприкосновения со сверхчувственной реальностью.
В годы эмиграции Цветаева возвращается к драматургии. Еще в Чехии она задумала трилогию в стихах «Гнев Афродиты» — о мифологическом герое Древней Греции Тезее, счастливом в подвигах и несчастном в любви. Все три части названы именами женщин: «Ариадна», «Федра», «Елена» (последняя часть не была написана). Главной для Цветаевой была разработка темы Рока — излюбленного мотива всего ее творчества. В отличие от мифа, который послужил основой для всего произведения, поступки героев у Цветаевой заметно психологизированы. Несмотря на то, что действие происходит в далекие времена, оно все же множеством нитей связано с любовной лирикой Цветаевой. Это придает трилогии неожиданно исповедальный характер.
Особое место в творчестве Цветаевой 1930-х гг. занимает ее «пушкиниана» — стихотворный цикл «Стихи к Пушкину» (1931), очерки «Мой Пушкин» (1936), «Пушкин и Пугачев» (1937). Перёд гением этого поэта она преклонялась с младенческих лет и в своих произведениях стремилась показать своеобразие своего к нему отношения. Главное обаяние Пушкина в глазах Цветаевой — его независимость, непокорство, бунтарство. Все его свершения — плод не только великого поэтического дара, но и великого усилия, мощи духа:
Преодоленье
Косности русской —
Пушкинский гений?
Пушкинский мускул
На кашалотьей
Туше судьбы —
Мускул полета, Бега,
Борьбы.
Сама Цветаева характеризовала «Стихи к Пушкину» как «страшно-резкие, страшно-вольные, ничего общего с канонизированным Пушкиным не имеющие, и всё имеющие - обратное канону». Она считала, что каждый поэт обязательно должен «выйти» из Пушкина, взяв нужное из пушкинского неоскудевающего источника, поэт обязан двигаться дальше — вместе со своим временем. Ею Пушкин не воспринимался ни в роли монумента, ни мавзолея Пушкин — эталон понимаемого по-цветаевски искусства. Не случайно в последнем абзаце своей «пушкинианы» Цветаева сказала о нем просто и в то же время возвышенно и полно: «Был Пушкин — поэтом».
Цветаева верила в поэтический талант, но еще больше верила в то, что он непременно должен быть помножен на труд. Об этом она сказала в поэтическом цикле «Стол». Отмечая «тридцатую годовщину союза» (так как писать стихи всерьез начала в десять-двенадцать лет), Цветаева обращает к Столу благодарственные строки: «Мой заживо смертный тёс! / Спасибо, что рос и рос./ Со мною...». Это благодарность осчастливленной ремеслом своему союзнику, благодарность мудрому деспоту, учителю: «учивший, что нету — завтра, / Что только сегодня — есть. / И деньги, и письма с почты — / Стол — сбрасывающий в поток! / Твердивший, что каждой строчки / Сегодня — последний срок». И, наконец, письменный стол — последнее ложе Поэта на земле:
Квиты| вами я объедена,
Мною — живописаны,
Вас положат на обеденный,
А меня — на письменный...
«Вас» — значит «сытых», богатых, заклятых врагов Поэта: «Вы — с отрыжками, я — с книжками... / Вы - с оливками, я — с рифмами...». Это анафема поэта - пресыщенной и равнодушной «черни». Цветаева в этом стихотворении, как и во многих других произведениях эмигрантского периода, выступает обличительницей духовного оскудения буржуазной культуры, пошлости окружающей ее обывательской среды. Но основной в ее поэзии этого периода стала все же медитативная, философская лирика («Уединение: уйди...», «Куст», «Сад» и др.).
Часто в стихах появляются ностальгические интонации по утраченному дому («Тоска по родине! Давно...», «Родина»). Но при всей силе своей ностальгии Цветаева не представляла своего возвращения: «Можно ли вернуться / В дом, который — срыт?». Она хорошо понимала, что ждет ее в России: «Здесь я не нужна, там — невозможна. Здесь меня не печатают, там — не дадут писать». Но ее мнение не разделяли другие члены семьи.
С. Эфрон, страстно стремившийся к возвращению на родину, начинает сотрудничать с советской разведкой. В 1937 году он получил задание руководить слежкой за бывшим советским шпионом Игнатием Рейссом. После убийства Рейсса Эфрон исчез из Парижа и был тайно переправлен в СССР. Тогда же в 1937 году уехала в Советский Союз и дочь Цветаевой Ариадна, которая была исполнена надежд на будущее. Такие же настроения были и у сына. Отъезд Цветаевой был предрешен.
Она находится в тяжелом душевном состоянии, больше полугода ничего не пишет, готовит к отправке свой архив. Цветаева знала, куда возвращается, и тщательно отбирала рукописи, «неподходящие для ввоза в СССР». Таких оказалось немало, и среди них была поэма об убийстве царской семьи. Желая сохранить свое наследие, Цветаева отдала часть рукописей в архив в Амстердаме, где они погибли при немецкой бомбежке во время оккупации Голландии.
Из молчания Цветаеву вывели сентябрьские события 1938 года. Нападение Германии на Чехословакию вызвало ее бурное негодование, вылившееся в цикл «Стихи к Чехии». Цветаева восклицала:
О мания! О мумия
Величия!