Автор работы: Пользователь скрыл имя, 04 Марта 2014 в 12:23, реферат
Цель работы – исследовать поэтику телесности в повести О. Сомова «Русалка»
Задачи вытекают из цели и конкретизируют ее.
изучить научную литературу по проблеме телесности,
проанализировать специфику телесности в повести «Русалка»,
выяснить, как «телесность» конкретизирует художественный метод писателя.
Сжигание русальего венка из осоки («…и мигом зеленый венок из осоки затрещал, загорелся и рассыпался пеплом с головы горпинкиной» [Сомов, 1984]) символично: огнем заблокирован путь назад.
Балладная тема соприкосновения миров решается в повести в соответствии с каноном баллады. Так, вернувшись в земной мир, Горпинка ведет себя как русалка: описывая прелести подводного мира, она «тихим, ласкающим голосом» заманивает и мать в его глубины: «Мать! отпусти меня погулять по лесу, покачаться на зеленой неделе и снова погрузиться в подводные наши селения... Знаю, что ты тоскуешь, ты плачешь обо мне: кто же тебе мешает быть со мною неразлучно? Брось напрасный страх и опустись к нам на дно Днепра. Там весело! там легко! там все молодеют и становятся так же резвы, как струйки водяные, так же игривы и беззаботны, как молодые рыбки. У нас и солнышко сияет ярче, у нас и утренний ветерок дышит привольнее. Что в вашей земле? Здесь во всем нужды: то голод, то холод; там мы не знаем никаких нужд, всем довольны, плещемся водой, играем радугой, ищем по дну драгоценностей и ими утешаемся. Зимою нам тепло под льдом как под шубой; а летом, в ясные ночи, мы выходим греться на лучах месяца, резвимся, веселимся и для забавы часто шутим над живыми» [Сомов, 1984]. Свою вредоносность она оправдывает философией вечной молодости: «Что в том беды, если мы подчас щекочем их или уносим на дно реки? разве им от того хуже? Они становятся так же легки и свободны, как и мы сами» [Сомов, 1984], предупреждая о непроницаемости миров: «Мать! Отпусти меня: мне тяжко, мне душно будет с живыми! Отпусти меня, мать, когда любишь» [Сомов, 1984].
Духота и задыхание связаны с особой телесностью – водной и рыбной ипостасями. Неслучайно оцепенение вернувшейся в дом Горинки связано с огнем: «…она села против печки, облокотясь обеими руками себе на колена и уставя глаза в устье печки» [Сомов, 1984]. Догоревшая черная свеча стала знаком конца: «В эту минуту черная свеча догорела, и Горпинка сделалась неподвижною» [Сомов, 1984].
В превращении Горпинки в живой труп играют роль акватические образы: «Лицо ее посинело, все члены окостенели и стали холодны как лед; волосы были мокры, как будто бы теперь только она вышла из воды. Страшно было глядеть на ее безжизненное лицо, на ее глаза, открытые, тусклые и не видя смотрящие!» [Сомов, 1984]. Так, в ретроспективе раскрывается смысл магического обряда. Возвращение специфично: это возвращение в ипостась утопленника, только в таком виде – тела утопленницы – могло совершиться возвращение.
По сути, старуха, страстно желая обрести свою дочь, заключив сделку с колдуном, продала душу. Обман колдуна вполне в духе диалога нечисти с человеком. Неслучайно она прослыла ведьмой: «Тропинка близ хаты заросла травою и почти заглохла; даже в лес ходили соседние обыватели изредка и только по крайней нужде» [Сомов, 1984]. Неизбывное горе ведет к привыканию: «Наконец, бедная старуха мало-помалу привыкла к своему горю и положению: уже она без страха спала в той хате, где страшная гостья сидела в гробовой своей неподвижности» [Сомов, 1984]. В соответствии с русалочьей природой Горпинка «оживает» только на зеленой неделе: «Вдруг раздались гиканье и ауканье и скорый шорох шагов. Фенна вздрогнула и невольно взглянула на дочь свою: лицо Горпинки вдруг страшно оживилось, синета исчезла, глаза засверкали, какая-то неистовая и как бы пьяная улыбка промелькнула на губах. Она вскочила, трижды плеснула в ладоши и, прокричав: “Наши, наши, наши!” – пустилась как молния за шумною толпою... и след ее пропал!» [Сомов, 1984].
Завершение жизни Фенны вполне закономерно: «Старуха, мучась совестью, положила на себя тяжкий зарок: она пошла в женский монастырь в послушницы, принимала на себя самые трудные работы, молилась беспрерывно и, наконец, успокоенная в душе своей, тихо умерла, оплакивая несчастную дочь свою» [Сомов, 1984]. Но по сути, это замаливания греха продажи души.
Интересно обыгрывание слова «душа» в финале в упоминании смерти Казимира: «На другой день после того, как русалка убежала от своей матери, нашли в лесу мертвое тело. Это был поляк в охотничьем платье, и единоземцы его узнали в нем Казимира Чепку, ловкого молодого человека, бывшего душою всех веселых обществ. Ружье его было заряжено и лежало подле него, но собаки его при нем не было; никакой раны, никакого знака насильственной смерти не заметно было на теле; но лицо было сине, и все жилы в страшном напряжении» [Сомов, 1984]. Архетип охоты здесь обратим: охотник превратился в жертву. Оставленное тело и покинутая душа – в этом своеобразная месть русалки, забравшей душу обманщика.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
О.Сомов представляет сегодня интерес не только как критик, но и как писатель. Не до конца оцененный современниками, не до конца изученный наукой, он сегодня может рассматриваться не только как писатель «второго ряда», на котором удобно изучать тенденции развития художественной литературы определенного периода.
Нуждаются в пересмотре критические оценки его произведений. Прежде всего, Сомов может быть интересен в связи с новыми методологическими подходами к русской литературе. Так, неизученная поэтика телесности оказывается весьма органичной для художественной системы Сомова.
Внимание исследователей, изучавших творчество Сомова, было приковано, прежде всего, к соотношению реального и фантастического в прозе писателя. Выводы их тонки и убедительны. Но рассмотрение поэтики телесности позволяет уточнить сам метод Сомова. Дифференциация телесности и выстраивание парадигмы обнажает авторскую игру с текстом. Дешифровка имен и реконструкция культурных смыслов демонстрирует принципы поэтики: скрытая семантика имен рифмует женских персонажей, удваивая трагизм участи каждой. Именно через эйдос имени многие факты и события получают иную, помимо реалистической, мотивировку –метафизическую. Семантика имени Горпины – дикая лошадь – составляет подтекст любовного сюжета, восходящего к архетипу охоты. Имена дифференцируют персонажную сферу повести: представители хтонического мира наделены прозвищами, в которых зафиксирована и не затемнена их близость к природе.
В моделировании картины мира Сомов опирается на романтическую поэтику. Дешифровка флоры и фауны раскрывает мифологические смыслы, связанные с польской, русской и украинской мифологиями, важные для интерпретации сюжета.
Динамика женского персонажа, переживающего состояние любви, дана у Сомова через смену кодов, в том числе и телесного (цветочные метафоры – дань традиции). Внешнее уподобление русалке (брожение в поисках утраченной души) ведет к телесным метаморфозам. Балладная тема соприкосновения миров решается в повести в соответствии с каноном баллады: возвращение в здешний мир невозможно, Горпинка – «живой труп». Архетип охоты здесь обратим: охотник превратился в жертву. Оставленное тело и покинутая душа – в этом своеобразная месть русалки, забравшей душу обманщика.
Исследование перспективно как в плане исследования других произведений Сомова, так и других авторов.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1
Род происходил от выехавшего из Золотой
Орды мурзы Ослана, принявшего в 1389 г. крещение
с именем Прокофия, внук которого, Андрей
Львович, по прозвищу Сом, был родоначальником
Сомовых. Иванец Иванович записан в тысячной
книге лучших дворян и детей боярских
(1550). Трое Сомовых были убиты поляками
в Смутное время. Федор Иванович Сомоф
был воеводой в Верхотурье (1619), а брат
его Иван – воеводой в Козельске и Лихвине
(1616 - 19); сын последнего Федор был воеводой
в Ельце, Свияжске и Уфе (1650 - 64). Парфений
Павлович Сомов был воеводой на Ваге (1666),
в Ломове (1676), а потом думным дворянином.
Матвей Петрович Сомов, стольник, был воеводой
в Вязьме (1679). Афанасий Николаевич Сомов
(1823 - 1899) был сенатором. К этому же роду
принадлежат: Орест Михайлович, Иосиф
Иванович и Андрей Иванович. См. подробнее:
Винтер П.П. Родословная Сомовых. – СПб., 1893. [Электронный ресурс]. Режим
доступа: http://www.somov.net.ru/lib/
2 См.: Видок Фиглярин: Письма и агентурные записки Ф.В. Булгарина в III Отделение / Изд. подг. А.И. Рейтблат. М., 1998; Восстание декабристов. Документы. Восстание декабристов. Документы. Т. XVI. Журналы и докладные записки следственного комитета / Под ред. акад. М.В. Нечкиной. М., 1986. Галин 1964 Галин Г. К истории запрещения «Литературной газеты» A.A. Дельвига // Из истории русской и зарубежной литературы. Сб. статей. Саранск, 1964. С. 72-84.
3
См.: Статья Ф.В. Булгарина против Сомова
«Белое и черное, или семь пятниц на неделе»
СО и СЛ. 1831. Т. XVIII. № 12. С.313-319. Подпись Ъ.
4 «Романе в двух письмах» Сомова построен как прозаическая альтернатива «Евгению Онегину», хотя с принципиально иным финалом. Скорее всего беллетрист просто хотел утешить читателей, расстроенных развязкой «Евгения Онегина», для которых книги являли собой первичную реальность: у Сомова никто не гибнет во цвете лет, не обрекает себя на безлюбый брак, не несет крест зябкого одиночества. Герои лишены сложности и глубины своих пушкинских прототипов. Есть в произведении прямые цитаты из Пушкина. Напр.: «Не ожидай от меня подробной картины сельского быта: прочти в пятой главе „Онегина“... и поверь мне на слово, что храмовый праздник в доме будущей моей тетушки немногим отстал от именинного пира в доме Лариных. Тут все было в лицах «Лай мосек, чмоканье девиц, / Шум, хохот, давка у порога, / Поклоны, шарканье гостей, / Кормилиц крик и плач детей» .Не думай, что я по следам нашего любимца поэта, решил тебе рисовать карикатуру сельского быта». Автор «Романа...», будучи профессиональным критиком, естественно, чувствовал художественную слабость своего творения. Недаром в финале он сделал неуверенную приписку: «Эти два письма издаю в свет потому, что они заключают в себе если не занимательное, то, по крайней мере, полное происшествие».
5 См. работы Н.И. Петруниной и др.
6 См.: «Невский зритель. 1821. N 1. Ч. 5.
7 «Юродивый» (1827); «Русалка» (1829); «Сказки о кладах» (1830); «Купалов вечер» (1831); «Киевские ведьмы» (1833) и др.
8 Телесность (лат. soliditas) - осязательная ценность
формы; тактильное качество; тело и душа; чувственность; эротическое искусство [Новый энциклопедический
словарь изобразительного искусства. Электронный ресурс, Режим доступа:
http://slovari.yandex.ru/~%D0%
9 К сожалению, это исследовательское направление в культурологии не получило значительного развития, а специальных исследований по проблеме «тело как ценность» в отечественном социокультурном знании и вовсе пока не существует.
10 См. работы по истории культуры М. Бахтина, исследования по истории философской и, прежде всего, эстетической мысли А.Ф. Лосева и др. см., напр., Аверинцев С.С. Плутарх и античная биография. М., 1973; Косевич Е. Человек и его тело в свете Ветхого и Нового завета// Философские науки. 1992. N 2.
11 Кон И.С. В поисках себя. М., 1984; Кон И.С. Открытие «Я». М., 1978.
12 Кон И.С. Ввведение в сексологию. М., 1989.
13 Жаров Л.В. Человеческая телесность: философский анализ. Ростов, 1988.
14 Столин В.В. Самосознание личности. М., 1983; Соколова Е.В. Самосознание и самооценка при аномалиях личности. М., 1989.
15 См. хронику международной конференции 22–24 мая 2002 г. в Париже прошла конференция «Тело в русской и иных культурах», организованная Университетом Париж-Сорбонна (Париж-IV): Белова О. Тело в русской и иных культурах// НЛО. 2002. №56.
16 Утверждая, что «ни одна страна в свете не была столь богата разнообразными поверьями, преданиями и мифологиями, как Россия», Сомов обращает внимание писателей на Украину. В 20-е гг. Сомов поддерживает дружеские отношения с М.А. Максимовичем, заручаясь его сотрудничеством в петербургских изданиях; привлекает в «Северные цветы» И.П. Котляровского и популяризирует в столице его творчество; записывает тексты украинских народных песен; стремится сблизить Гоголя и Максимовича на почве общих для них этнографических и фольклорных интересов.
17 Неслучайно название, выбранное им для сборника своих произведений, – «Были и небылицы».
18 Как подчеркивает В. Греков, «даже фантастические и сказочные сюжеты тяготеют к бытовизму (“Сказки о кладах”, “Кикимора”), к характерологии; в “Русалке”, “Киевских ведьмах” фантастические события как бы включаются в реальную действительность» [Греков, http://somov.lit-info.ru/].
Информация о работе Поэтика телесности в прозе О. Сомова (повесть «Русалка»)