История философии

...познав самих себя, мы одновременно познаём заботу, в которой нуждаемся, а без познания мы никогда этого не поймём.

...каким образом мы могли бы отыскать самое «само»? Ведь так мы, быть может, узнали бы, что мы собой представляем; не зная первого, мы не можем знать и второго.

...человек - это то, что пользуется своим телом.

[Человек - это одна из трёх вещей:] душа, тело и целое, состоящее из того и другого.

...оно (тело) управляемо.

Вряд ли поэтому оно то, что мы ищем. (То есть вряд ли человек есть тело.)

..если одно из двух, составляющих целое, не участвуют в управлении, никоим образом не могут управлять оба вместе.

Ну а если ни тело, ни целое, состоящее из тела и души, не есть человек, остаётся, я думаю, либо считать его ничем, либо, если он всё же является чем-то, заключить, что человек - это душа.

 

Урок 24. Этика Сократа

 

Сократ все силы отдавал нравственному воспитанию юных афинян. Согласно его оптимистической этике, каждый человек способен к добродетели, ибо всем дана возможность достичь мудрости путём самопознания. Мыслитель заявлял: «Я знаю только то, что ничего не знаю». Самопознание, в том числе и с помощью наводящих вопросов учителя, ведёт к истинному знанию и вытекающим из него правильным поступкам, а добродетель можно воспитать. Определяя добро и зло, он говорил о существовании объективных нравственных норм поведения людей. Счастье и добродетель тождественны, зло - есть незнание добра.

Душа возвышается над «животностью» человека, и этим она обретает свободу, благодаря которой человек знает, как управлять своими страстями. Человек, управляющий страстями, приобретает счастье, ибо его душа становится добродетельной и гармоничной. «По мне лишь добродетельный, женщина ли, мужчина ли, счастлив, - говорил он, - неправедный и злонамеренный - несчастлив всегда». Отсюда человек является архитектором своего счастья и несчастья.

 

Определение Сократом понятий: мудрость, воздержанность, справедливость, знание (из «Воспоминаний о Сократе» Ксенофонта)

Сократ не отделял мудрости от воздержания. Он того признавал мудрым и вместе воздержанным, кто, имея понятие о прекрасном и добром и о постыдном, пользуется первым, избегая второго. Когда же его спрашивали, не признаёт ли он мудрым и вместе с тем воздержанным того, кто, зная как должно поступать, поступает наоборот. Сократ отвечал: «Нет, скорее немудрым и невоздержанным. Я полагаю, что всякий человек, делая выбор между доступными для него предметами, выбирает то, что признаёт для себя наиболее полезным. Таким образом, тех людей, которые поступают неправильно, я не признаю ни мудрыми, ни воздержанными».

Он утверждал, что справедливость и всякая другая добродетель состоит в знании и что справедливое и всё то, что совершается посредством добродетели, есть нравственно прекрасное; что, таким образом, знающие нравственно прекрасное не предпочтут ему ничего иного, а не знающие не в состоянии произвести его; если же захотят произвести, то впадут в ошибки. Если же справедливое и всё нравственно прекрасное совершается посредством добродетели, то, очевидно, справедливость и всякая другая добродетель есть знание.

 

Урок 25. Смерть Сократа

 

Сила этического учения Сократа была подтверждена не только его философскими рассуждениями, но и самой его смертью, которую он мужественно принял, выпив яд, подчиняясь несправедливому, но формально безупречному (с точки зрения афинской демократии) решению суда. Сократа обвинили в том, что «он не чтит богов, которых чтит город, а вводит новые божества, и повинен в том, что развращает юношество; и наказание за это - смерть». Отвергая эти обвинения, Сократ в своей защитительной речи пытался доказать, что, во-первых, отрицать одних богов и признавать других не значит быть безбожником и наносить вред своему городу; во-вторых, воспитание молодёжи является полезным делом, так как оно призывает людей ценить духовные ценности выше материальных. Убеждённый в своей правоте, Сократ не просил о прощении за дела полезные «для чести своего города». В своём последнем слове он сказал: «Я ухожу отсюда, приговорённый вами к смерти, а мои обвинители уходят, уличённые правдою о злодействе и несправедливости. И я остаюсь при своём наказанииЙ и мне думается, что это правильно».

Накануне казни друзья Сократа подкупили стражу и предложили ему бежать, на что он ответил отказом, пояснив, что чтит законы и потому повинуется им, хотя и считает решение суда несправедливым.

 

Платон о смерти Сократа

«Тогда Критон кивнул рабу, стоявшему неподалеку. Раб удалился, и его не было довольно долго; потом он вернулся, а вместе с ним вошел человек, который держал в руке чашу со стёртым ядом, чтобы поднести Сократу. Увидев этого человека, Сократ сказал: «Вот и прекрасно, любезный. Ты со всем этим знаком – что же мне надо делать?» «Да ничего», – отвечал тот, – «просто выпей и ходи до тех пор, пока не появится тяжесть в ногах, а тогда ляг. Оно подействует само». С этими словами он протянул Сократу чашу. И Сократ взял её с полным спокойствием, Эхекрат, – не дрожал, не побледнел, не изменился в лице; но, по всегдашней своей привычке, взглянул на того чуть исподлобья и спросил: «Как, по-твоему, этим напитком можно сделать возлияние кому-нибудь из богов или нет?» «Мы стираем ровно столько, Сократ, сколько надо выпить». «Понимаю», – сказал Сократ. – «Но молиться богам и можно и нужно – о том, чтобы переселение из этого мира в иной было удачным. Об этом я и молю, и да будет так». Договорив эти слова, он поднёс чашу к губам и выпил до дна – спокойно и легко» (Платон. «Федон»)

 

Урок 26.  Жизнь философа

 

Казнь Сократа, пожалуй, больше всех переживал его лучший ученик Аристокл (427 – 347 годы до нашей эры), получивший за свои широкие плечи прозвище Платон («широкоплечий»). Принадлежавший к знатному дворянскому роду, начальное образование, как и все афинские дети, Платон получил в школе. В молодые годы увлекался поэзией, сочинял дифирамбы и трагедии. Одну из трагедий молодого Платона уже репетировали для постановки на сцене, когда перед Дионисовым театром он стал свидетелем одной из уличных бесед «самого мудрого эллина», знаменитого философа Сократа. Под сильным впечатления от этой встречи Платон отказался от прежних занятий, сжёг свои поэтические произведения, примкнул к Сократу и стал одним из его ревностных слушателей и учеников.

После казни Сократа Платон надолго покинул Афины. Тяжело переживая смерть учителя, 12 лет он странствовал по Средиземноморью, общаясь с крупнейшими учёными и философами. За то время он испытал и почести, и унижения. И даже был продан в рабство. Но после того как его выкупили, он вернулся в Афины и в 386 году до нашей эры основал свою школу – Академию, просуществовавшую более 900 лет. Название школа получила от своего расположения (она была рядом с рощей, посаженной в честь аттического героя Академа), а члены школы стали называться академиками. На вратах Академии было написано: «Профанам в геометрии вход воспрещён».

Философское наследие Платона обширно. Оно составляет 34 произведения, которые почти целиком сохранились и дошли до нас. 23 из них, бесспорно, принадлежит Платону, авторство же остальных у историков философии вызывают дискуссии. Эти произведения написаны в основном в форме диалога, а главным действующим лицом в них по большей части является Сократ.

 

Урок 27. Материальный мир пещере подобен

 

Платон стал первым греческим философом, создавшим целую концепцию объективного идеализма, суть которого состоит в том, что существуют два мира: мир идей (эйдосов) и мир вещей, или форм. Идеи являются прообразами вещей, их истоками. Идеи лежат в основе всего множества вещей, образованных из бесформенной материи. Идеи - источник всего, сама же материя ничего не может породить.

Мир идей существует вне времени и пространства. В этом мире есть определенная иерархия, на вершине которой стоит идея Блага, из которой проистекают все остальные. Благо тождественно абсолютной Красоте, но в то же время это Начало всех начал и Творец Вселенной. В связи с учением об идеях в качестве наглядного примера Платон рассказывает миф о пещере. В этом мифе Благо изображается как Солнце, идеи символизируются теми существами и предметами, которые проходят перед пещерой, а сама пещера - образ материального мира с его иллюзиями.

 

Миф о пещере («Государство», диалог между Сократом и Главконом)

... посмотри-ка: ведь люди как бы находятся в подземном жилище наподобие пещеры, где во всю ее длину тянется широкий просвет. С малых лет у них там на ногах и на шее оковы, так что людям не двинуться с места, и видят они только то, что у них прямо перед глазами, ибо повернуть голову они не могут из-за этих оков. Люди обращены спиной к свету, исходящему от огня, который горит далеко в вышине, а между огнем и узниками проходит верхняя дорога, огражденная... невысокой стеной вроде той ширмы, за которой фокусники помещают своих помощников, когда поверх ширмы показывают кукол.

... за этой стеной другие люди несут различную утварь, держа ее так, что она видна поверх стены; проносят они и статуи, и всяческие изображения живых существ, сделанные из камня и дерева. При этом, как водится, одни из несущих разговаривают, другие молчат.

- Странный ты рисуешь образ и странных узников!

- Подобных нам. Прежде всего, разве ты думаешь, что, находясь в таком положении, люди что-нибудь видят, свое ли или чужое, кроме теней, отбрасываемых огнем на расположенную перед ними стену пещеры?

- Как же им видеть что-то иное, раз всю свою жизнь они вынуждены держать голову неподвижно?

- А предметы, которые проносят там, за стеной; не то же ли самое происходит и с ними?.. Если бы узники были в состоянии друг с другом беседовать, разве, думаешь ты, не считали бы они, что дают названия именно тому, что видят?

Если бы в их темнице отдавалось эхом все, что бы ни произнес любой из проходящих мимо, думаешь ты, они приписали бы эти звуки чему-нибудь иному, а не проходящей тени?.. Такие узники целиком и полностью принимали бы за истину тени проносимых мимо предметов...

Понаблюдай же их освобождение от оков неразумия и исцеление от него, иначе говоря, как бы это все у них происходило, если бы с ними естественным путем случилось нечто подобное.

Когда с кого-нибудь из них снимут оковы, заставят его вдруг встать, повернуть шею, пройтись, взглянуть вверх - в сторону света, ему будет мучительно выполнять все это, он не в силах будет смотреть при ярком сиянии на те вещи, тень от которых он видел раньше. И как ты думаешь, что он скажет, когда ему начнут говорить, что раньше он видел пустяки, а теперь, приблизившись к бытию и обратившись к более подлинному, он мог бы обрести правильный взгляд? Да еще если станут указывать на ту или иную мелькающую перед ним вещь и задавать вопрос, что это такое, и вдобавок заставят его отвечать! Не считаешь ли ты, что это крайне его затруднит, и он подумает, будто гораздо больше правды в том, что он видел раньше, чем в том, что ему показывают теперь?...

А если заставить его смотреть прямо на самый свет, разве не заболят у него глаза, и не вернется он бегом к тому, что он в силах видеть, считая, что это действительно достовернее тех вещей, которые ему показывают?...

Если же кто станет насильно тащить его по крутизне вверх, в гору и не отпустит, пока не извлечет его на солнечный свет, разве он не будет страдать и не возмутится таким насилием? А когда бы он вышел на свет, глаза его настолько были бы поражены сиянием, что он не мог бы разглядеть ни одного предмета из тех, о подлинности которых ему теперь говорят... Тут нужна привычка, раз ему предстоит увидеть все то, что там, наверху. Начинать надо с самого легкого: сперва смотреть на тени, затем - на отражения в воде людей и различных предметов, а уж потом - на самые вещи; при этом то, что на небе, и самое небо ему легче было бы видеть не днем, а ночью, то есть смотреть на звездный свет и Луну, а не на Солнце и его свет.

И, наконец, думаю я, этот человек был бы в состоянии смотреть уже на самое Солнце, находящееся в его собственной области, и усматривать его свойства, не ограничиваясь наблюдением его обманчивого отражения в воде или в других, ему чуждых средах.

И тогда уж он сделает вывод, что от Солнца зависят и времена года, и течение лет, и что оно ведает всем в видимом пространстве, и оно же каким-то образом есть причина всего того, что этот человек и другие узники видели раньше в пещере.

Вспомнив свое прежнее жилище, тамошнюю премудрость и сотоварищей по заключению, разве не сочтет он блаженством перемену своего положения и разве не пожалеет своих друзей?

А если они воздавали там какие-нибудь почести и хвалу друг другу, награждая того, кто отличался наиболее острым зрением при наблюдении текущих мимо предметов и лучше других запоминал, что обычно появлялось сперва, что после, а что и одновременно, и на этом основании предсказывал грядущее, то, как ты думаешь, жаждал бы всего этого тот, кто уже освободился от уз, и разве завидовал бы он тем, кого почитают узники и кто среди них влиятелен?...

Обдумай еще и вот что: если бы такой человек опять спустился туда и сел бы на то же самое место, разве не были бы его глаза охвачены мраком при таком внезапном уходе от света Солнца?... А если бы ему снова пришлось состязаться с этими вечными узниками, разбирая значение тех теней? Пока его зрение не притупится и глаза не привыкнут - а на это потребовалось бы немалое время, - разве не казался бы он смешон? О нем стали бы говорить, что из своего восхождения он вернулся с испорченным зрением, а значит, не стоит даже и пытаться идти ввысь. А кто принялся бы освобождать узников, чтобы повести их ввысь, того разве они не убили бы, попадись он им в руки?...