Автор работы: Пользователь скрыл имя, 27 Ноября 2011 в 16:43, реферат
Философия в системе русской средневековой культуры: тематика и типологический статус. Развитие философии в послепетровской России XVIII в.
Русская философия в первой половине XIX в. Славянофильство и западничество.
Философия Всеединства В.С. Соловьёва.
Философские учения Н.А. Бердяева, С.Н. Булгакова, Л.Н. Толстого, И.А. Ильина.
Русская философия
2)
Особенности развития
философских идей в
России в первой половине XIX
века. XIX век открывает новый этап в истории
русской философии, характеризующий ее
усложнением, появлением ряда философских
направлений, связанных как с идеализмом,
так и с материализмом. Возрастает роль
профессиональной философской мысли,
прежде всего за счет развития философского
образования в стенах университетов и
духовных академий. Налицо также общий
рост философского знания, особенно в
таких его областях, как антропология,
этика, философия истории, гносеология
и онтология. Происходит расширение философских
контактов с Западом, осваиваются новейшие
достижения европейского интеллекта (Кант,
Шеллинг, Гегель, Конт, Спенсер, Шопенгауэр,
Ницше, Маркс).
Здесь,
однако, отнюдь не всегда действовал принцип
«чем современнее, тем истиннее». Так,
декабристы вдохновлялись главным образом
французской философией прошедшего столетия,
которая считалась неприемлемой для членов
кружка любомудров; а идеологи народничества
хотя и признавали философское значение
К. Маркса, но не безусловно, поскольку
ориентировались также и на Конта, Прудона
и Лассаля. Славянофилы, отдавая вначале
дань уважения Шеллингу и Гегелю, затем
совершили «консервативный поворот»,
обратившись к христианской святоотеческой
традиции. Новизна и оригинальность взглядов
русских мыслителей определялась, однако,
не их чуткостью к восприятию западной
философии, а акцентированием внимания
на проблемы России, национального самосознания.
Так, П. Я. Чаадаев, поклонник французского
традиционализма и корреспондент Шеллинга,
становится основоположником русской
историософии, а «русский гегельянец и
фейербахианец» Н. Г. Чернышевский — создателем
теории перехода России к социализму,
минуя капиталистическую стадию развития.
Важные
философские замыслы в XIX в. принадлежали
часто не систематизаторам-теоретикам,
а членам философских кружков (любомудры,
славянофилы и западники), публицистам
и литературным критикам (В. Г. Белинский,
А. И. Герцен, Н. А. Добролюбов, Д. И. Писарев,
А. А. Григорьев, Н. К. Михайловский), религиозным
писателям (К. Н. Леонтьев), выдающимся
художникам слова (Ф. М. Достоевский, Л.
Н. Толстой), революционным теоретикам
(П. Л. Лавров, М. А. Бакунин) и т. п. Именно
мыслители указанного типа, носители «вольной
философии», были инициаторами новых философских
идей, развивали и обогащали терминологию,
хотя они и не создавали законченных философских
систем. Это не свидетельствует, разумеется,
о какой-то ущербности их интеллекта. Напротив,
как раз идеи такого рода значительно
быстрее «схватывались» интеллигенцией
и широко распространялись через «толстые
журналы» не только в столицах, но и в провинции.
Всех
этих мыслителей характеризует то,
что они принадлежали к различным
«идейным течениям», которые являлись
философскими лишь отчасти, так как
включали в себя значительный слой
нефилософской — богословской, исторической,
эстетической, социально-политической,
экономической и др. — проблематики.
Идеи таких мыслителей, как П. Я. Чаадаев,
Н. Я. Данилевский, К. Н. Леонтьев и др., использовались
и в XIX, а затем и в XX в. разными идейными
течениями, и опять же не только в сугубо
философском, но и в культурологическом,
богословском и даже геополитическом
контексте.
Причина,
по которой русская интеллигенция
теснее всего была связана с «вольной»,
а не профессиональной, университетской,
философией, заключается в том, что
правительство, с одной стороны,
и ученые-философы — с другой,
по-разному понимали цели распространения
философских знаний. В России только
поддержка со стороны государства
могла обеспечить функционирование
системы профессиональной подготовки
в области философии. Об этом свидетельствует
инициирование философского образования
«сверху», со стороны Петра I и его
дочери Елизаветы Петровны, поддержавшей
основание в 1755 г. Московского университета.
В этом отношении правительство
выполняло роль «единственного европейца»
в России (по определению А. С. Пушкина).
Университеты
и ученые стояли за автономию, за права
совета профессоров на руководство
ходом академической жизни и
свободу академических союзов, обществ
и собраний. Напротив, виды правительства
в области высшего образования
и науки были охранительными в
смысле зашиты от «революционной заразы»
из Европы. Отсюда — правительственные
притеснения, ограничения преподавания
философии. Кандидатуры профессоров
проходили обязательное утверждение
в Министерстве народного просвещения
(основано в 1802 г.), а философские сочинения
подвергались строгой цензуре. Поэтому
некоторые работы, не проходившие цензуры,
публиковались за рубежом, например сочинения
А. С. Хомякова и В. С. Соловьева.
Наиболее
строгие ограничения на преподавание
философии были введены после
европейских революций 1848 г. По распоряжению
Николая I министр просвещения П.
А. Ширинский-Шихматов в 1850 г. подготовил
«Высочайшее повеление», согласно которому
преподавание философии ограничивалось
в основном логикой и психологией и обязанность
чтения философских курсов возлагалась
на профессоров богословия. Ему же принадлежит
известная фраза, ставшая афоризмом: «Польза
философии не доказана, а вред от нее возможен».
Более
благополучной была судьба философии
в четырех российских духовных академиях
(в Москве, Петербурге, Киеве и
Казани), где чтение философских
курсов не прерывалось. Духовно-академическая
философия представляет собой особую
отрасль профессионального
Время
образования самых влиятельных
идейных течений XIX в. — 30—40-е гг.
— не случайно названо «философским
пробуждением» (Г. В. Флоровский). В этот
период общественная
мысль России разделилась
на два направления
— славянофильство
и западничество. Спор между ними был
острым, но не перерастал в непримиримую
партийно-политическую грызню и не предполагал
уничтожения противника ради доказательства
правоты каждой из спорящих сторон. И хотя
славянофилы (И. В. Киреевский, А. С. Хомяков,
К. С. и И. С. Аксаковы и др.) акцентировали
внимание на национальном своеобразии
России, а западники (П. В. Анненков, Т. Н.
Грановский, К. Д. Кавелин и др.) больше
тяготели к восприятию опыта Европы, и
те и другие страстно желали процветания
своей родине и активно содействовали
этому.
Участник
философских дискуссий того времени
П. В. Анненков в своих «Литературных
воспоминаниях» называл спор между
славянофилами и западниками
«спором двух различных видов
одного и того же русского патриотизма».
Впоследствии
термины «славянофил» и «западник»
приобрели специфическую
Славянофильство
- неотъемлемая органическая часть русской
общественной мысли и культуры XIX в. Постоянный
и резкий критик славянофилов В.Г. Белинский
писал: "Явление славянофильства есть
факт, замечательный до известной степени,
как протест против безусловной подражательности
и как свидетельство потребности русского
общества в самостоятельном развитии".
Члены славянофильского кружка не создали
законченных философских или социально-политических
систем. А.С. Хомяков, братья И.С. и К.С. Аксаковы,
Киреевские, Ю.Ф. Самарин - в первую очередь
культурные и общественные деятели. В
то же время есть все основания говорить
о вполне определенных и последовательных
метафизических позициях ведущих славянофилов.
В первую очередь это относится к А. С.
Хомякову и И.В. Киреевскому.
Алексей
Степанович Хомяков (1804 - 1860) родился
в Москве в знатной дворянской
семье. В 1822 г. выдержал при Московском
университете экзамен на степень
кандидата математических наук. Лидер
славянофилов был на редкость разносторонней
личностью: религиозный философ
и богослов, историк и экономист,
разрабатывавший проекты
Зимой 1838 - 39 гг. Хомяков написал работу "О старом и новом". Эта статья-речь вместе с последовавшим на нее откликом И. В. Киреевского ознаменовала возникновение славянофильства как оригинального течения русской общественной мысли. Хомяков объявил постоянную тему славянофильских дискуссий: "Что лучше, старая или новая Россия? Много ли поступило чуждых стихий в ее теперешнюю организацию? ... Много ли она утратила своих коренных начал и таковы ли были эти начала, чтобы нам о них сожалеть и стараться их воскресить?"
Гносеологические и
Религиозная онтология Хомякова последовательно теоцентрична, и ее основу составляет идея "водящего разума" (божественного) как первоначала всего сущего: "и мир явлений возникает из свободной воли". Собственно, его онтология - это в первую очередь опыт философского воспроизведения интеллектуальной традиции патристики, претендующий скорее на верность духу образца, чем на оригинальность. Существенное значение имеет утверждаемая Хомяковым неразрывная связь воли и разума (как божественного, так и человеческого), что принципиально отличает метафизическую позицию лидера славянофилов от разнообразных вариантов иррационалистического волюнтаризма (А. Шопенгауэр, Э. Гартман и др.). В своей гносеологической теории Хомяков, отвергая рационализм, обосновывает необходимость цельного знания ("живознания"), источником которого также выступает соборность: "совокупность мышлений, связанных любовью". Религиозно-нравственное начало, таким образом, играет определяющую роль и в познавательной деятельности, оказываясь как предпосылкой, так и конечной целью познавательного процесса. Хомяков утверждал, что все этапы и формы познания, т.е. "вся лестница получает свою характеристику от высшей степени - веры".
Славянофильская историософия представлена в основном в "Семирамиде" Хомякова. В этой незавершенной работе (опубликована уже после смерти автора) была сделана попытка целостно изложить всемирную историю, определить ее смысл. Критически оценивая итоги истолкования исторического развития в немецком рационализме (прежде всего у Гегеля), Хомяков в то же время полагал бессмысленным возвращение к опыту традиционной нефилософской историографии. Альтернативой гегелевской модели исторического развития и разнообразным вариантам европоцентристских историографических схем в "Семирамиде" стал образ исторической жизни, принципиально лишенной постоянного культурного, географического и этнического центра. Связь же в истории, согласно Хомякову, поддерживается взаимодействием двух полярных духовных начал: "иранского" и "кушитского", действующих отчасти в реальных, отчасти в символических культурно-этнических ареалах. Придавая древнему миру мифологические очертания, А.С. Хомяков в определенной мере был близок к Шеллингу. Н.А. Бердяев справедливо отмечал: "Мифология и есть древняя история... история религии и... есть содержание первобытной истории, эту мысль Хомяков разделяет с Шеллингом" [1]. Самые различные этносы становятся у Хомякова участниками всемирной истории, развивая свои культуры под знаком либо "иранства" как символа свободы духа, либо "кушитства", которое символизирует "преобладание вещественной необходимости, т.е. не отрицание духа, но отрицание его свободы в проявлении" [2]. Фактически, по Хомякову, это два основных типа человеческого мировосприятия, два возможных для человека, в его историческом существовании, варианта метафизической позиции. Существенно, что деление человечества на "иранство" и "кушитство" в "Семирамиде" вообще относительно, а не абсолютно. Христианство же в историософии Хомякова не столько высший тип "иранского" сознания, сколько его преодоление. В книге неоднократно признается и культурно-историческое значение достижений народов, представляющих "кушитский" тип. Идея абсолютизации каких-либо национально-религиозных форм исторической жизни вообще отвергается в "Семирамиде": "История уже не знает чистых племен. История не знает также чистых религий".