Шпаргалка по "Философии"

Наконец, необходимо осветить ту роль, которую играет «отрицание» в  гегелевской концепции Духа. Жизнь  Духа состоит не в том, чтобы избегать смерти, а в том, чтобы «противостоять смерти и сохранять себя в ней». Дух «достоин Истины, лишь вновь  обретая себя в абсолютном опустошении», — говорит Гегель и добавляет, что мощь его такова благодаря  умению «смотреть в лицо негативному  и утверждаться в противостоянии ему». «Эта способность утверждаться есть та магическая сила, которая обращает отрицание в бытие».

Смерть, если так мы назовем упомянутую недействительность, есть самое ужасное, и, чтобы удержать мертвое, требуется  величайшая сила. Бессильная красота  ненавидит рассудок, ибо от нее  он требует того, к чему она неспособна. Но не та жизнь, которая страшится  смерти и только бережет себя от разрушения, а та, которая претерпевает ее и в ней сохраняется, есть жизнь  Духа. Он достигает своей истины, лишь обретая себя в абсолютном распаде.

Спекулятивное утверждение  и снятие

Античная мысль, как уже было сказано, овладела первыми двумя  ступенями, т. е. рассудочной и разумно-отрицательной, или диалектической, свидетельством чему в значительной мере являются знаменитые аргументы Зенона Элейского. При этом ей не был известен «спекулятивный»  момент, который философы-идеалисты, предшественники Гегеля, лишь обозначили. Он принадлежит к типично гегелевским  открытиям. «Спекулятивное» есть повторное  утверждение положительного через  отрицание отрицания в собственно диалектических антитезах, а значит, и возведение позитивного тезиса на более высокий уровень.

Если мы возьмем в качестве примера  состояние чистой невинности, то оно  представляет собой момент (тезис); рассудок фиксирует ее в себе и  противопоставляет ей в качестве антитезиса познание зла, выступающего отрицанием невинности (ее противоположность). Таким образом, добродетель является точным отрицанием отрицания антитезиса (зла) и восстановлением невинности на более высоком уровне. Это возможно лишь путем отрицания ее фиксированности, а значит, преодоления антитезиса, что приобретает положительное  значение в той мере, в какой  преодолевается ее фиксированность.

Следовательно, «спекулятивный» момент есть некое «снятие», сочетающее в  себе одновременную функцию «устранения-и-сохранения». Приведем его собственное пояснение, взятое из «Большой энциклопедии»: «Уместно напомнить о двойном значении нашего немецкого выражения «aufheben» («преодолевать»). «Aufheben», с одной стороны, означает «устранять»: например, какой-то закон или институт могут быть устранены («aufgehoben»). С другой стороны, «aufheben» также означает «сохранить», и в этом смысле с помощью слов «wohl aufgehoben» мы скажем, что что-то хорошо сохранилось. Эта двоякость языкового употребления, когда одно и то же слово имеет отрицательный и положительный смысл, не должна считаться ни случайностью, ни путаницей; напротив, эту двоякость следует признать спекулятивным духом нашего языка, который не ограничивается простой альтернативой "или-или", свойственной рассудку».

«Спекулятивное» — та вершина, которая  достигается разумом, это измерение  Абсолюта. В «Большой энциклопедии»  Гегель позволяет себе сравнить «спекулятивное» (высшую ступень разумного) с тем, что в прошлом называли «мистическим», иными словами, с тем, что схватывает Абсолют за пределами рассуждающего  рассудка.

На одной из интереснейших гегелевских  страниц читаем: «Относительно значения спекулятивного необходимо еще раз  напомнить, что под спекулятивным следует понимать то, что в прежние времена обычно называли мистическим, особенно в отношении религиозного сознания и его содержания. Когда сегодня говорят о мистическом, то затем, чтобы рассматривать данный термин как эквивалент загадочного и непонятного, причем это загадочное и непонятное одни, в зависимости от собственного воспитания и собственных понятий, считают истинным и подлинным, другие же — предрассудком и иллюзией. В данном случае нужно прежде всего отметить, что все мистическое несомненно загадочно, но только для рассудка, и просто потому, что абстрактность есть принцип рассудка, хотя все мистическое как эквивалент спекулятивного есть конкретная совокупность тех определений, которые для рассудка имеют значение лишь как отдельно взятые и противопоставленные друг другу [...]. Как мы теперь видим, абстрактная мысль в столь малой степени постоянна и окончательна, что скорее доказывает собственное непрерывное самоотрицание и превращение в свою противоположность; при этом назначение рационального — удерживать в себе противоположности как мыслительные моменты. В итоге все рациональное следует в то же время определить как мистическое, что означает не более чем способность выходить за рамки рассудка, но что отнюдь не должно расцениваться как недоступное и непостижимое для мысли».

После всего сказанного нетрудно понять и те мысли Гегеля, согласно которым  философские предложения должны быть «спекулятивными» утверждениями, а не суждениями, в которых к  субъекту прилагается предикат в  смысле традиционной логики. Предложение, выражающее суждение в традиционном смысле, на самом деле выражает тип  суждения, осуществляемого рассудком, а значит, предполагает наличие искусно  отшлифованного и готового субъекта, который дополняется ab extrmseco (извне) предикатами как своими свойствами, или акцидентами. Эти предикаты также являются тщательно отделанными и готовыми сущностями в нашем представлении (на основе моделей, по которым действует рассудок). Такое присоединение предиката к субъекту есть сугубо внешнее действие.

«Спекулятивное» утверждение, напротив, не должно заключать в себе жесткого разграничения субъекта и предиката  и, соответственно, должно быть в определенном смысле пластичным. Грамматическая связка «есть» выражает диалектический переход  субъекта в предикат (в спекулятивном  утверждении она как бы опускается, снимая разницу между субъектом  и предикатом). «Это движение... есть диалектическое движение самой пропозиции», — говорит Гегель. И далее: «Только  наглядность самого движения является спекулятивным представлением».

47. Какую  модель развития предлагает Гегель? В чем смысл истории?

48.Расскажите об учении  Шопенгаузера о мире как представлении.

        Мир, который человек видит, как только он открывает глаза, мир, наполненный красками, звуками, запахами, осязательными ощущениями, объявляется представлением, и только представлением. Конечно, Шопенгауэр опирается здесь на взгляды' Канта, а в конечном счете и на философию Беркли, о чем он и сам говорит. Он не считает нужным хоть как-то обосновать этот свой взгляд. Он его просто провозглашает. В первом параграфе первой книги Шопенгауэр объяв ляет: «Нет истины более несомненной, более независи мой от всех других, менее нуждающейся в доказательстве, чем та, что все существующее для познания, т. е. весь этот мир, является только объектом по отношению к субъекту, воззрением для взирающего — короче говоря, представлением... Все, что принадлежит и может принадлежать миру, неизбежно обречено обусловленности субъектом и существует только для субъекта. Мир — представление». Таким образом, мир, согласно Шопенгауэру, представляет собой взаимосвязь субъекта и объекта (прообраз «принципиальной координации» Авенариуса). Сам субъект есть «носитель мира, общее и всегда предлагаемое условие всех явлений^ всякого объекта: иботолько для"субъекта существует все, что существует» (78, 3). Таким субъектом каждый находит самого себя, но лишь поскольку он познает, а не поскольку он — объект познания. Однако тело его является таким объектом и существует оно в формах всякого познания, какими являются время, пространство и причинность. Эти формы могут познаваться a priori , исходя из одного лишь субъекта. При этом причинность выступает у Шопенгауэра как форма закона достаточного основания, реализуемая в пространстве и времени, также представляющих собой формы этого закона, которому подчинены все объекты мира, поскольку они являются представлениями.

Субъект же лежит вне пространства и времени и познанию не подлежит. Тем не менее субъект и объект взаимно дополняют друг друга, и если бы исчез субъект, то и мир перестал бы существовать.

49.Как Ницше понимал  дионисийское и аполлоновское начала в культуре? Почему Ницше возвещает о смерти Бога?

    Следует отметить, что  огромное влияние на творчество  Ницше, особенно на ранних его  этапах, оказала книга Артура  Шопенгауэра «Мир как воля  и представление». Вслед за ним  Ницше воспринимает жизнь как  жестокую и слепую иррациональность. Противостоять этому и идти  по пути утверждения жизни,  по его мнению, можно только  посредством искусства. В этой  связи Ницше обращается к анализу  греческой цивилизации и противопоставляет  ее современному немецкому обществу. Именно греки, осознавая опасность  и необъяснимость жизни, преобразовывали  мир и человеческую жизнь с  помощью искусства, в котором  смешивались две тенденции: дионисийская и аполлоновская.

Первая из них связана с богом  Дионисом, который символизирует  инстинкт, страсть, гармонию с природой, буйство творческой энергии. По мнению Ницше, сначала в древнегреческой  жизни преобладал «дионисийский» дух, но постепенно к нему присоединились «аполлоновские» черты – самообладание, умеренность, рациональность, связанные с богом Аполлоном. Величие Греции, ее подлинная культура состояли в гармоничном сочетании этих двух начал, но когда начинает преобладать «аполлоновский» дух, нарастают разрушительные тенденции в культуре, и это совпадает с распространением христианства в Европе.

Отталкиваясь от этих идей, Ницше  весьма критично оценивает современную  немецкую культуру, в которой преобладают  знания и науки. По мнению философа, она нуждается в притоке жизненных  сил, которые могут преодолеть диктат благоразумия и христианской морали, овладевшие Западной цивилизацией.

Почему Ницше возвещает  о смерти Бога?

     Идеализм, эволюционизм, позитивизм и романтизм следует  изобличить в главном пороке  — тяготении к вечным и абсолютным  истинам. Дионисийский инстинкт во имя здорового, полностью земного греха (VI в. до н. э.) толкает Ницше возвестить о «смерти Бога», с одной стороны, а с другой — атаковать христианство, победа которого над античным миром и греческим пониманием человека «отравила человечество». Кроме того, в традиционной морали он видит «мораль рабов и побежденных слабаков, восставших против всего благородно красивого и аристократического».

Некий сумасшедший в «Веселой науке» объявляет людям, что Бог умер: «Кто его убил? Я вам скажу. Это  мы его убили: я и вы. Мы — его  убийцы!» Убийство Бога — в последовательном отказе от ценностей, которые всегда были в основании западной цивилизации.

«Что будет, если мы отобьем землю  от солнца? Куда она сгинет? Куда пойдем мы, удаленные от солнца? Мы продолжаем спешить — куда: назад, вбок или  вперед? А есть ли еще верх и низ? Может, мы падаем в бесконечное ничто?.. Бог умер! Он останется мертвым! И  мы его убили!»

Мы устранили мир сверхъественного и все, что с ним связано: идеалы, ценности. Бог исчез вместе с миром сверхъестественного. С ним исчез старый человек, а нового еще нет. «Я слишком ранний предтеча, — говорит безумец, — не приспело мое время. Эта чудовищная новость еще в пути, людских ушей она пока не коснулась!»

Смерть Бога, а не рождение Христа поделила историю человечества. Тот, кто родится после нас, будет  принадлежать, благодаря этому, истории  более возвышенной, чем всякая минувшая история. Смерть Бога возвестил Заратустра. Из его уст родилась и идея сверхчеловека, нового человека, который, по-дионисийски любя жизнь, презрел «химеры неба» во имя «здоровья всего земного». Тот, кто проповедует сверхземные миры, проповедует смерть, ибо «все боги умерли».

50. Какой по Ницше сверхчеловек? Как Вы считаете, был ли Ницше  идеологом нацизма.

     Сверхчелове́к  — образ, введённый философом Фридрихом Ницше в произведении «Так говорил Заратустра» для обозначения особого типа людей, которые по своему могуществу должны превзойти современного человека настолько, насколько последний превзошёл обезьяну. Сверхчеловек, будучи в соответствии с теорией Ф.Ницше смыслом истории человеческого вида, должен олицетворять средоточие витальных аффектов жизни. Сверхчеловек — это радикальный эгоцентрик, благословляющий жизнь в наиболее экстремальных её проявлениях, а также Творец, могущественная воля которого направляет вектор исторического развития.

К прототипам Сверхчеловека, являвшими  собой «непревзойдённых виртуозов  жизни», Ф.Ницше относил Александра Македонского, Юлия Цезаря, Чезаре Борджиа и Наполеона.

Существуют различные прочтения  ницшеанского образа Сверхчеловека:

  1  религиозно-христианское (Вяч. Иванов считал предшественником Сверхчеловека Иисуса Христа

 2   культурологическое (М. А. Блюменкранц характеризовал эту идею Ф.Ницше как «эстетизацию волевого порыва»);

   3 расовая интерпретация (в Третьем рейхе под Сверхчеловеком понималась расово выдержанная породистая человеческая особь).

По своей сути, эти трактовки  Сверхчеловека находятся в прямом противоречии с тем смысловым  наполнением этого образа, который  вложил в него Ф.Ницше.

51. Хосе Ортега-и-Гассет и его философский диагноз западной культуре. Что представляет собой «массовый человек»?

«Человек-масса»

          Роль, которую сыграл «Общественный договор» Руссо для XVIII века, а «Капитал» Маркса для века XIX, аналогична роли книги «Восстание масс» для XX века. Диагноз, поставленный Ортегой западной цивилизации перед Второй мировой войной, не был оптимистичным. Цивилизация больна, и болезнь называется «человек-масса». Количественный рост населения и рост уровня жизни на основе достижений техники и индустрии оказал разрушительное влияние на главную ценность западной цивилизации — индивидуальное начало. «То, что обогащало мир и людей, богатство, питавшее главным образом это чудное растение — человечество», стало исчезать. Цивилизация противопоставляла индивидуальное коллективному как более высокую ценность, ее питала вера в то, что «каждое человеческое существо должно быть свободным, чтобы исполнить свое личное, не сводимое к судьбе, назначение».

Вместо него в лоне цивилизации  выросло существо, основное свойство которого не просто стандартизация, а  инертность физической массы. Человек-масса  не вписан в какой-то определенный социальный класс, это идеальный тип, способ бытия, распространенный сегодня во всех классах. Он не желает отдавать отчета в том, что культурные институты, в которых он живет, требуют его  поддержки, следовательно, он безответствен. Как специалист он прячется от общих  проблем, решительно отвергает обсуждения, не считается с объективными нормами  и стремится к собственным  интересам.