Национальные стереотипы в английских и русских анекдотах

Все расхождения языков и культур выявляются при их сопоставлении. Однако на уровне языковой картины мира эти различия не видны и слова разных языков выглядят обманчиво эквивалентными <…> все эти проблемы обнаруживаются только при сопоставительном изучении по крайней мере двух языков (и, соответственно, культур) - иностранного и родного [Тер-Минасова 2000: 36].

Остановимся подробнее на таком явлении как языковая картина мира.

 
1.2 Языковая картина  мира

Идея существования национально-специфических языковых картин мира зародилась в немецкой филологии конца XVIII века - начала XX века. (Михаэлис, Гердер, Гумбольдт). Речь идет, во-первых, о том, что язык -идеальная, объективно существующая структура, подчиняет себе, организует восприятие мира его носителями. А во-вторых, о том, что язык - система чистых значимостей - образует собственный мир, как бы наклеенный на мир действительный [Антипов, Донских. Марковина, Сорокин 1989: 75].

По мнению С.Г. Тер-Минасовой, в основе языковой картины (далее ЯКМ) мира лежит язык, который дает метафорическое описание ЯКМ, а именно: «зеркало окружающего мира, он отражает действительность и создает свою картину мира, специфичную и уникальную для каждого языка и соответственно, народа, этнической группы, речевого коллектива, пользующегося данным языком как средством общения» [Тер-Минасова 2000: 38].

Каждый язык по-своему членит мир, т.е. имеет свой способ концептуализации. Отсюда заключаем, что каждый язык имеет особую картину мира [Маслова 2001:62].

Как и С.Г. Тер-Минасова, так и В.А Маслова говорит о термине «языковая картина мира» не более чем как о метафоре, ввиду того, что в реальности специфические особенности национального языка, в которых зафиксирован уникальный общественно-исторический опыт определенной национальной общности людей, создают для носителей этого языка не какую-то иную, неповторимую картину мира, отличную от объективно существующей, а лишь специфическую окраску этого мира, обусловленную национальной значимостью предметов, явлений, процессов, избирательным отношением к ним, которое порождается спецификой деятельности, образа жизни и национальной культуры данного народа.

М. Хайдер писал, что при слове «картина» мы думаем прежде всего об отражении чего-либо. Он утверждал, что между картиной мира как отражением реального мира и ЯКМ как фиксацией этого отражения существуют сложные взаимоотношения. Картина мира может быть представлена с помощью пространственных (верх-низ, правый-левый, восток-запад, далекий - близкий), временных (день-ночь, зима-лето), количественных, этнических и других параметров. На ее формирование влияют язык, традиции, природа, ландшафт, воспитание, обучение и другие социальные факторы.

Однако, «если бы название предмета или явления окружающего нас мира было простым, «зеркально - мертвым», механическим, фотографическим актом, в результате которого складывалась бы не картина, а фотография мира, одинаковая у разных народов, не зависящая от их определенного бытием сознания [Тер-Минасова 2000: 48].

Из всего вышесказанного можно сделать вывод о том, что несмотря на многообразие языков и культур реальность для всех этносов едина. Т.е. различаться будут «краски», которыми они (этносы) рисуют свои «картины», и какие «названия» они им дают.

Разобраться в этом нам поможет доктор филологических наук - С.Тер-Минасова. Она предлагает свое решение данной проблемы и предлагает представить окружающий мир человека в трех формах:

. Реальная картина мира

. Культурная (понятийная  или концептуальная) картина мира

. ЯКМ

Реальная картина мира - это объективная внечеловеческая данность, это мир, окружающий человека.

Культурная (понятийная или концептуальная) картина мира - это отражение реальной картины через призму понятий, сформированных на основе представлений человека, полученных с помощью органов чувств и прошедших через его сознание, как коллективное, так и индивидуальное.

ЯКМ - образ мира, преломленный в сознании человека, то есть мировоззрение человека, создавшееся в результате его физического опыта и духовной деятельности. [Тер-Минасова 2000: 41, 47].

Ю.Д. Апресян подчеркивал донаучный характер ЯКМ, называя ее наивной картиной. ЯКМ как бы дополняет объективные знания о реальности, что искажает их. <…> Поскольку познание мира человеком не свободно от ошибок и заблуждений, его концептуальная (культурная) картина мира постоянно меняется, «перерисовывается», тогда как ЯКМ еще долго хранит следы этих ошибок и заблуждений.<…> Наивная картина мира обыденного сознания, в котором преобладает предметный способ восприятия, имеет интерпретирующий характер. Язык, фиксируя коллективные стереотипы и эталонные представления, объективизирует интерпретирующую деятельность человеческого сознания и делает ее доступной для изучения [Маслова 2001:65, 72].

С.Г. Тер-Минасова приходит к выводу о том, что «культурная и языковая картины мира тесно взаимосвязаны, находятся в состоянии непрерывного взаимодействия и восходят к реальной картине мира, а вернее, просто к реальному миру, окружающему человека» [Тер-Минасова 2000: 47] и выводит соотношение между реальным миром и языком в виде следующей схемы:

Реальный мирЯзык,Предмет, явление,Слово

Однако замечает, что «между миром и языком стоит мыслящий человек, носитель языка. <…> Именно человек воспринимает и осознает мир посредством органов чувств и на этой основе создает систему представлений о мире. Пропустив через свое сознание, осмыслив результаты этого восприятия, он передает их другим членам своего речевого коллектива с помощью языка. Иначе говоря, между реальностью и языком стоит мышление» [Тер-Минасова 2000: 39, 40].

Об этом уже писал в своих работах В.Гумбольдт, говоря о том, что «различные языки являются для нации органами их оригинального мышления и восприятия».

Таким образом, если учесть все замечания С.Тер-Минасовой, то правильнее изображать выше приведенную схему немного иначе:

Реальный мир,Человек ,Мышление,Язык,Предмет, явление,Слово

Итак, «путь от внеязыковой реальности к понятию и далее к словесному выражению неодинаков у разных народов, что обусловлено различиями истории и условий жизни этих народов, спецификой развития их общественного сознания. Соответственно, различна ЯКМ у разных народов. Это проявляется в принципах категоризации действительности, материализуясь и в лексике, и в грамматике» [Тер-Минасова 2000: 47-48].

1.3.Категория «Нация».

Нация (от лат. «natio» — народ) — 1) В западноевропейской традиции, первоначально, нация — синоним этноса. Далее, совокупность подданных одного государя, граждан одной республики. С появлением «nation`s state» (национального государства) — совокупность подданных, граждан государства (исторически сложившаяся полиэтническая общность). Так, испанскую нацию составляют этнически собственно испанцы, каталонцы, баски. Одна из распространенных точек зрения состоит в том, что нации складываются в процессе возникновения индустриальных обществ. Другая точка зрения состоит в том, что Н. может быть признан такой этнос, который создал национальное государство или явился ядром империи. Также существует точка зрения, состоящая в том, что из круга этносов, имеющих национальную государственность, нацией могут считаться только те, кто внес заметный вклад в процесс формирования мировых культур. 2) В Восточной Европе и Азии господствует точка зрения, согласно которой, нацией считается этнос, который может включать в себя иноэтничные группы (по Л. Н. Гумилеву — «ксении»), разделяющие основные национальные интересы. В силу вышесказанного под национализмом в одних случаях подразумевается приоритет интересов этноса; в других случаях — интересы гражданского общества, нации.

...

Понятие нации (от лат. «natio») на протяжении долгого времени являлось и воспринималось как синоним греческому слову «этнос». Однако в эпоху Высокого Средневековья в Европе, в силу некоторых особенностей развития западноевропейской культуры, оно приобрело иное звучание и восприятие, став восприниматься как «землячество». «Например, в весьма знаменитом в Европе Пражском университете времен Яна Гуса официально числилось четыре «нации» (четыре корпорации студентов и преподавателей): чешская, польская, баварская и саксонская».

...

Впоследствии смысловая нагрузка данного термина на Западе продолжила свою эволюцию, одновременно породив в науке две традиции толкования этого понятия. Традицию «восточную» и традицию «западную». Причём внутри них, как и в случае с категориями «этнос» и «этничность», нет единого мнения по определению сущности этого феномена, а наблюдается большое количество разнообразных точек зрения, часто зависящих от политических, идеологических, культурных, личных предпочтений авторов. В результате чего наблюдается большая путаница в толковании и употреблении термина «нация», а также его соотношении с категориями «этнос», «народ», «национализм» и другими.

В западной традиции (которую у нас часто именуют англо-романской, французской или этатистской традицией), основанной на формационном подходе к процессу общественно-исторического развития, нация представляет собой явление, свойственное исключительно Новому и Новейшему времени. Появление наций как исторического феномена сопряжено с образованием «nations states» (национальных государств), а также с формированием капиталистических отношений и появлением буржуазии. Одна из распространённых точек зрения состоит в том, что нации складываются в процессе возникновения индустриальных обществ. Образование нации есть, по Э. Геллнеру, прямой результат начала процесса модернизации, т.е. перехода от традиционного аграрного общества к обществу индустриальному и постиндустриальному [61]. До начала процесса модернизации наций как таковых не существовало.

Согласно западной традиции понимания нации, она являет собой следующее звено в цепочке развития человеческих коллективов: род – племя – этнос – нация. Или в её марксистко-ленинской интерпретации: род – племя – народность (народ) – нация. Понятие нации самой по себе есть понятие надклассовое. Нация как особый человеческий коллектив представляет собой исторически сложившуюся полиэтническую общность – совокупность подданных, граждан государства. Например, испанскую нацию составляют этнически собственно испанцы, каталонцы, баски. Поэтому не вызывает удивления тот факт, что именно в этом понимании категория «нация» из англосаксонской системы права перекочевала и прочно вошла в употребление в систему международного права. Когда мы говорим об Организации Объединённых Наций (ООН), речь идёт о нациях в смысле государств («государствах-нациях)».

Понятие «нации» в западной традиции в принципе неотделимо от понятия «национальное государство» («nation state»). В этой традиции толкования феномена нации основными признаками нации являются наличие единой культуры, национального самосознания и государственности или стремления к обретению таковой. Национальность человека определяется не его этнической, а исключительно государственно-правовой принадлежностью. 

Национальное самосознание, иначе говоря, способность сознавать себя членом национального коллектива, является определяющим признаком нации. Возникает оно в Новое время, когда рушатся привычные формы общности людей (кланы, цеха, общины) корпоративного характера, человек остаётся один на один с быстро изменяющимся миром и выбирает новую надклассовую общность – нацию. Возникают нации вследствие проведения политики, ориентированной на совпадение этно-культурных и государственных границ. Политическое движение самоутверждения народов с общим языком и культурой в качестве единого целого естьнационализм. Национализм может быть объединительным (национальные движения в Германии и Италии XIX века) и разъединительным (национальные движения в Австро-Венгрии XIX – XX веков).

Большое распространение в рамках данной традиции толкования нации и национализма в настоящее время получили постмодернистские концепции конструктивизма, отрицающие природную и изначально заданную сущность этих явлений (Э. Геллнер, Б. Андерсон, Э. Хобсбаум и другие). 

Как и этнос, нация рассматривается ими как социальный и интеллектуальный «конструкт», искусственное социальное образование, продукт целенаправленной деятельности политических элит (Э. Геллнер) или коллективного «воображения» (Б. Андерсон).

По мнению Э. Геллнера: «Нации  как естественные, Богом установленные способы классификации людей, как некая исконная... политическая судьба — это миф» [62]. Нация – это конструкт, который создаёт национализм: «Именно национализм порождает нации, а не наоборот» [63].

Национализм же есть - «политический принцип, суть которого состоит в том, что политическая и национальная единицы должны совпадать. Националистическое чувство - это чувство негодования, вызванное нарушением этого принципа, или чувство удовлетворения, вызванное его осуществлением. Националистическое движение - это движение, вдохновленное чувством подобного рода» [64].

Б. Андерсон не столь категоричен в своих выводах и определяет нацию, как «воображённое политическое сообщество, и воображается оно как что-то неизбежно ограниченное, но в то же время суверенное» [65]. «Оно воображенное, поскольку члены даже самой маленькой нации никогда не будут знать большинства своих собратьев-по-нации, встречаться с ними или даже слышать о них, в то время как в умах каждого из них живет образ их общности.

Нация воображается ограниченной, потому что даже самая крупная из них, насчитывающая, скажем, миллиард живущих людей, имеет конечные, хотя и подвижные границы, за пределами которых находятся другие нации. Ни одна нация не воображает себя соразмерной со всем человечеством. Даже наиболее мессиански настроенные националисты не грезят о том дне, когда все члены рода человеческого вольются в их нацию, как это было возможно в некоторые эпохи, когда, скажем, христиане могли мечтать о всецело христианской планете.

Она воображается суверенной, ибо данное понятие родилось в эпоху, когда Просвещение и Революция разрушали легитимность установленного Богом иерархического династического государства. Достигая зрелости на том этапе человеческой истории, когда даже самые ярые приверженцы какой-либо универсальной религии неизбежно сталкивались с живымплюрализмом таких религий и алломорфизмом между онтологическими притязаниями каждого из вероисповеданий и территорией его распространения, нации мечтают быть свободными и, если под властью Бога, то сразу же. Залог и символ этой свободы — суверенное государство. 
И наконец, она воображается как сообщество, поскольку независимо от фактического неравенства и эксплуатации, которые в каждой нации могут существовать, нация всегда понимается как глубокое, горизонтальное товарищество. В конечном счете, именно это братство на протяжении двух последних столетий дает многим миллионам людей возможность не столько убивать, сколько добровольно умирать за такие ограниченные продукты воображения» [66].