Педагогические взгляды В. Ф. Одоевского и его практическая деятельность в области дошкольного образования

 С этими мыслями  он пошёл на гору. Вдруг видит  он, невдалеке растёт прекрасный  цветок, и такой он красивый, и  такой от него запах.  

-- Вот, -- подумал лекарь, -- и цветок меня тому же научает:  растёт он здесь на горе, красуется,  и ни до кого ему нет дела; ему здесь хорошо, ветерок повевает, солнышко греет, роса обливает, и растёт он здесь никому  другому, а только себе на  радость. Так буду и я жить, думать только о себе, а о  других не заботиться.  

 Между тем он наклонился  над цветком, чтобы лучше разглядеть. Смотрит: внутри цветка -- мёртвая  пчела. Собирая мёд и цветочную  пыль, она ослабела, прилипла к  цветку и замерла. Лекарь посмотрел,  подумал, и краска стыда выступила  у него на лице.  

-- Боже! -- сказал он, -- прости  моему унынию и неразумию! По  Твоей воле набрёл я на этот  цветок, чтобы простое насекомое  пристыдило меня. Для кого трудилась  эта пчела, для кого собирала  мёд? Не для себя, а для других. Так же, как и мне, ей никто  не скажет спасибо; так же, как  и меня, её всякий гнал, а между  тем она всё трудилась и  на труд свою жизнь положила. Прости, Господи, моему унынию  и неразумию. Умудри и меня, как ты умудрил пчелу-медоносицу!   

 И снова начал лекарь  собирать целебные травы, и  снова до пота лица стал  ходить по хижинам и помогать  больным, утешать умирающих.  

 

 

   Впервые напечатано: Одоевский В.Ф., "Сказки дедушки  Иринея", 1841.  

 

 

 

 

 

Разбитый кувшин

Ямайская  сказка  

 

 

   Жили-были на сём свете  две сестрицы, обе вдовы, и у  каждой было по дочери. Одна  из сестёр умерла и дочь  свою оставила сестре на попечение;  но эта сестра была нехорошая  женщина: с дочерью своей она  была добра, а с племянницею  зла. Бедная Маша! -- так называли  племянницу -- горькое было её  житьё: доставалось ей и от  тётушки, и от сестрицы; словно  раба она была у них в  доме. Вот однажды, на беду, Маша  разбила кувшин. Как узнает об  этом тётка -- вон из дому, да  и только, пока не сыщет другого  кувшина! А где сыскать? Вот  Маша идёт да плачет; вот дошла  она до хлопчатого дерева [1], а  под деревом сидит старуха,  да ещё какая! -- без головы! Без  головы -- не шутка сказать! Я  думаю, Маша порядочно удивилась,  а особливо когда старуха ей  сказала:  

-- Ну, что ж ты видишь, девочка?  

-- Да я, матушка, -- отвечала  Маша, -- ничего не вижу.  

-- Вот добрая девушка, -- сказала старуха, -- ступай своей  дорогой.  

 И вот опять Маша  идёт путём-дорогою; вот дошла  она до кокосового дерева [2], а  под деревом сидит также старуха  и также без головы; то же  спросила она у Маши, то же  отвечала ей Маша, и того же  старуха ей пожелала.  

 И опять идёт Маша  да плачет; долго идёт она, и  уж голод её мучит. Вот дошла  она до красного дерева [3], и  под деревом сидит третья старуха,  но уж с головой на плечах: Маша остановилась, поклонилась  и сказала:  

-- По добру ли, по здорову,  матушка, поживаешь?  

-- Здорово, дитятко, -- отвечала  старуха, -- да что с тобой? Тебе  будто не по себе.  

-- Матушка, есть хочется.   

-- Войди, дитятко, в  избушку; там есть пшено в  горшке; поешь его, дитятко, да  смотри, чёрного кота не забудь.   

 Маша послушалась,  взошла в избушку, взялась за  горшок с пшеном, смотрит, а  чёрный кот шасть к ней навстречу.  Маша с ним честно поделилась  пшеном; кот покушал и пошёл  своей дорогой. Не успела Маша  оглянуться, как перед ней очутилась  хозяйка дома в красной юбке.   

-- Хорошо, дитятко, -- сказала  она, -- я тобою довольна; поди же  ты в курятник и возьми там  три яичка; но тех, которые  говорят человечьим голосом, тех  отнюдь не бери.  

 Пошла Маша в курятник. Не успела она войти в него, как поднялся шум и крик. Из  всех лукошек яйца закричали: "Возьми меня, возьми меня!" Но Маша не забыла приказания  старухи, и хоть яйца-болтуны  были и больше и лучше других, она их не взяла; искала, искала  и, наконец, нашла три яичка,  маленькие, чёрненькие, но которые  зато ни слова не говорили.  

 Вот старуха с Машей  распрощалась.  

-- Ступай же, дитятко, -- сказала  она, -- ничего не бойся, только  не забудь под каждым деревом  разбить по яичку.  

 Маша послушалась.  Пришла к первому дереву, разбила  яичко, и из яичка выскочил  кувшин, ни дать ни взять такой,  какой она поутру разбила. Она  разбила второе яичко, и из  яичка выскочил прекрасный дом  со светлыми окошками и большое,  большое поле, всё усеянное сахарным  тростником. Разбила третье яичко,  и из яичка выскочила блестящая  коляска. Маша села в коляску,  приехала к тётке, рассказала  ей, каким образом старуха в  красной юбке сделала её большою  госпожою, рассказала и возвратилась  в свой прекрасный дом со  светлыми окошками и к своим  сахарным тростникам.  

 Когда тётка узнала  всё это, зависть её взяла,  и она, не мешкая ни минуты, отправила свою дочку по той  же дороге, по которой Маша  ходила. Дочка также дошла до  хлопчатого дерева и также  увидела под ним старуху без  головы, которая то же спросила  у неё, что и у Маши: что  она видит?  

-- Вот ещё! Что я  вижу! -- отвечала тётушкина дочка, -- я вижу безголовую старуху.  

 Надобно заметить, что  в этом ответе была двойная  обида: во-первых, было невежливо  напоминать женщине о её телесном  недостатке, а во-вторых, неблагоразумно: ибо могли бы это услыхать  белые люди и принять женщину  без головы за колдунью.  

-- Злая ты девочка, -- сказала  старуха, -- злая ты девочка, и  дорога тебе клином сойдётся.  

 Не лучше случилось  и под кокосовым деревом, и  под красным. Увидевши старуху  в красной юбке, тётушкина дочка  мимоходом сказала ей:  

-- Здравствуй! -- и даже  не прибавила: бабушка [4].  

 Несмотря на то, старуха  её также пригласила покушать  пшена в избушке и также  заметила ей не забыть чёрного  кота. Но тётушкина дочка забыла  накормить его, а когда старуха  вошла, то не посовестилась  уверять её, что она накормила  кота досыта. Старуха в красной  юбке показала вид, будто далась  в обман, и также послала  маленькую лгунью в курятник  за яйцами. Хоть старуха и два  раза ей повторяла не брать  яиц, которые говорят человечьим  голосом, но упрямица не послушалась  и выбрала из лукошек именно  те яйца, которые болтали больше  других; она думала, что они-то  и самые драгоценные. Она взяла  их и, чтоб скрыть их от  старухи, не пошла больше в  хижину, а воротилась прямо домой.  Не успела она дойти до красного  дерева, как любопытство её взяло:  не утерпела она и разбила  яичко.  

 Что же? Смотрит, ан  яичко пусто. Хорошо, если б  этим и кончилось! Едва она  разбила другое яичко, как из  него выскочила большая змея, встала на хвост и зашипела  так страшно, что бедная девочка  пустилась бежать опрометью, запнулась  на дороге о бамбуковое дерево [5], упала и разбила третье яичко;  а из него показалась старуха  без головы и сердито проговорила:   

-- Если б ты была  со мною вежлива, не обманула  бы меня, то я бы тебе дала  то же, что и твоей сестрице; но ты девочка непочтительная, да и притом обманщица, а  потому будет с тебя и яичных  скорлупок.  

 С сими словами старуха  села на змея, быстро помчалась,  и с тех пор на том острове  больше не видали ни старухи,  ни её красной юбки.  

 

Примечания:   

 Сказку эту рассказывали  негры острова Ямайки в то  время, когда они состояли в  рабстве; теперь рабство негров  уничтожено. Ямайка, один из Антильских островов, открытых Колумбом в 1494 году, принадлежит англичанам. (Примеч. В. Ф. Одоевского.)  

 

 

   [1] Хлопчатник -- дерево или кустарник,  доставляющий хлопок. Плод хлопчатника  имеет вид небольшого шарика, обтянутого шелухою; в нём лежат  семена, обвитые белым мягким  пухом, который называется хлопком.  При созревании плода шелуха, покрывающая его, лопается, и хлопок  обнаруживается. Его собирают, сушат  на солнце, очищают от шелухи  и семян и укладывают в тюки. Из него выделывают вату или  хлопчатую бумагу и разные  материи, известные под названием  бумажных: ситец, коленкор, кисею,  плис и пр. Хлопок -- самый выгодный  из всех продуктов, употребляемых  для тканей, поэтому и выделываемые  из него материи отличаются  дешевизною, доступною для всех  классов народа. (Примеч. В. Ф. Одоевского.)   

 

 

   [2] Дерево, на котором растут  кокосовые орехи. (Примеч. В. Ф.Ф.  Ф.Одоевского.)  

 

 

   [3] Дерево, досками которого обклеивают  мебель. (Примеч. В. Ф. Одоевского.)   

 

 

   [4] Между неграми считается за  большое бесчестие, говоря с  кем-нибудь, не называть его родственным  именем, как, например: бабушка, тётушка,  братец и проч. (Примеч. В. Ф.  Одоевского.)  

 

 

   [6] Бамбук -- род толстого тростника,  который растёт в виде дерева  иногда так высоко, как тополь, и ветви которою поднимаются  прямо вверх. В коленцах бамбука  находят белую и чистую смолу,  которую индейцы называют "бамбуковый  сахар" и которая считается  весьма целительною. (Примеч. В. Ф.  Одоевского.)  

 

 

   Впервые напечатано: Одоевский В.Ф., "Сказки дедушки  Иринея", 1841.  

 

 

Мороз Иванович

Нам даром, без труда ничего не достаётся, --

Недаром исстари пословица  ведётся.  

 

 

   В одном доме жили две  девочки: Рукодельница да Ленивица, а при них нянюшка. Рукодельница  была умная девочка, рано вставала, сама без нянюшки одевалась,  а вставши с постели, за дело  принималась: печку топила, хлебы  месила, избу мела, петуха кормила,  а потом на колодезь за водой  ходила. А Ленивица между тем  в постельке лежала; уж давно  к обедне звонят, а она ещё  всё потягивается: с боку на  бок переваливается; уж разве  наскучит лежать, так скажет спросонья: "Нянюшка, надень мне чулочки,  нянюшка, завяжи башмачки"; а  потом заговорит: "Нянюшка, нет  ли булочки?" Встанет, попрыгает,  да и сядет к окошку мух  считать, сколько прилетело да  сколько улетело. Как всех пересчитает  Ленивица, так уж и не знает,  за что приняться и чем бы  заняться; ей бы в постельку  -- да спать не хочется; ей  бы покушать -- да есть не хочется;  ей бы к окошку мух считать  -- да и то надоело; сидит горемычная и плачет да жалуется на всех, что ей скучно, как будто в том другие виноваты.  

 Между тем Рукодельница  воротится, воду процедит, в кувшины  нальёт; да ещё какая затейница:  коли вода нечиста, так свернёт  лист бумаги, наложит в неё  угольков да песку крупного  насыпет, вставит ту бумагу  в кувшин да нальёт в неё  воды, а вода-то знай проходит  сквозь песок да сквозь уголья  и каплет в кувшин чистая, словно  хрустальная; а потом Рукодельница  примется чулки вязать или  платки рубить, а не то и  рубашки шить да кроить да  ещё рукодельную песенку затянет;  и не было никогда ей скучно, потому что и скучать-то было  ей некогда: то за тем, то  за другим делом, тут, смотришь, и вечер, -- день прошёл.  

 Однажды с Рукодельницей  беда приключилась: пошла она  на колодезь за водой, опустила  ведро на верёвке, а веревка-то  и оборвись, упало ведро в колодезь. Как тут быть? Расплакалась бедная  Рукодельница да и пошла к  нянюшке рассказывать про свою  беду и несчастье, а нянюшка  Прасковья была такая строгая  и сердитая, говорит:  

-- Сама беду сделала,  сама и поправляй. Сама ведёрко  утопила, сама и доставай.  

 Нечего делать было; пошла бедная Рукодельница опять  к колодцу, ухватилась за верёвку  и спустилась по ней к самому  дну.  

 Только тут с ней  чудо случилось. Едва спустилась -- смотрит: перед ней печка,  а в печке сидит пирожок,  такой румяный, поджаристый; сидит,  поглядывает да приговаривает:  

-- Я совсем готов, подрумянился, сахаром да изюмом обжарился;  кто меня из печки возьмёт,  тот со мной и пойдёт.  

 Рукодельница, нимало  не мешкая, схватила лопатку, вынула  пирожок и положила его за  пазуху.  

 Идет она дальше. Перед  нею сад, а в саду стоит  дерево, а на дереве золотые  яблочки; яблочки листьями шевелят  и промеж себя говорят:  

-- Мы, яблочки, наливные, созрелые, корнем дерева питалися, студёной водой обмывалися; кто  нас с дерева стрясёт, тот  нас себе и возьмёт.  

 Рукодельница подошла  к дереву, потрясла его за сучок,  и золотые яблочки так и  посыпались к ней в передник.   

 Рукодельница идет  дальше. Смотрит: перед ней сидит  старик Мороз Иванович, седой-седой;  сидит он на ледяной лавочке  да снежные комочки ест; тряхнёт  головой -- от волос иней сыплется, духом дохнёт -- валит густой пар.   

-- А! -- сказал он, -- здорово,  Рукодельница; спасибо, что ты  мне пирожок принесла: давным-давно  уж я ничего горяченького не  ел.  

 Тут он посадил Рукодельницу  возле себя, и они вместе пирожком  позавтракали, а золотыми яблочками  закусили.  

-- Знаю я, зачем ты  пришла, -- говорил Мороз Иванович, -- ты ведерко в мой студенец  опустила; отдать тебе ведёрко  отдам, только ты мне за то  три дня прослужи; будешь умна, тебе ж лучше; будешь ленива, тебе ж хуже. А теперь, -- прибавил  Мороз Иванович, -- мне, старику,  и отдохнуть пора; поди-ка приготовь  мне постель, да смотри взбей  хорошенько перину.  

 Рукодельница послушалась... Пошли они в дом. Дом у  Мороза Ивановича сделан был  изо льду: и двери, и окошки, и пол ледяные, а по стенам  убрано снежными звёздочками;  солнышко на них сияло, и  всё в доме блестело как  бриллианты. На постели у Мороза  Ивановича вместо перины лежал  снег пушистый; холодно, а делать  было нечего. Рукодельница принялась  взбивать снег, чтобы старику  было мягче спать, а меж тем  у ней, бедной, руки окостенели  и пальчики побелели, как у  бедных людей, что зимой в  проруби бельё полощут; и холодно,  и ветер в лицо, и бельё замерзает,  колом стоит, а делать нечего -- работают бедные люди.