Механизмы психологической защиты: генезис, функционирование, диагностика

Первое упоминание о защите содержится в конце второй части «Предварительного сообщения» Бройера и Фрейда (1893 г.), представляющей собой один из разделов «Исследования по истерии» [117, с. 105]. Впервые З.Фрейд самостоятельно употребляет термин «защита» в своей работе «Защитные нейропсихозы» (1894 г.) [132]. Позднее, в «Этиологии истерии» (1896 г.) [133, с. 51–82] Фрейдом впервые подробно описано функциональное назначение защиты или ее цель. Она заключается в ослаблении интрапсихического конфликта (напряжения, беспокойства), обусловленного противоречием между инстинктивными импульсами бессознательного и интериоризированными требованиями внешней среды, возникающими в результате социального взаимодействия.

В дальнейшем в таких сочинениях как «Концепция подавления» [137], «По ту сторону принципа удовольствия» [99], «Психология масс и анализ «Я» [135], «Я» и «Оно» [100] и др. термин «защита» был заменен Фрейдом на «подавление». В приложении к работе «Подавление, симптомы и беспокойство» (1926) [134, с. 227–308] Фрейд вернулся к старой концепции защиты, введя, наряду с подавлением, специальные обозначения для других механизмов защиты, которые используются в научной литературе до сих пор. Были определены, таким образом, феноменология, цель и психологический субъект защиты.

Последнее высказывание по этой проблеме встречается в пятой части статьи Фрейда «Крайний и бескрайний анализ» (1937) [136, с. 374–379]. В этой работе защита впервые представлена «как общее наименование всех тех механизмов», которые, будучи продуктами развития и научения, ослабляют диалектически единый внутренне-внешний конфликт и регулируют индивидуальное поведение. То есть, явление связывается с основными функциями психики: приспособлением, уравновешиванием и регуляцией.

Взгляды А.Фрейд принципиально  не отличаются от взглядов З.Фрейда последних лет его творчества. Ее заслуга заключатся в попытке создания целостной теоретической системы защитных механизмов. В своей фундаментальной монографии, вышедшей в свет в 1936 году. [130] она впервые подробно описала различные способы защитного поведения. Механизмы защиты рассматривались ею как перцептивные, интеллектуальные и двигательные автоматизмы разной степени сложности, возникшие в процессе непроизвольного и произвольного научения; определяющее значение в их образовании придавалось травмирующим событиям в сфере ранних межличностных отношений. Речь идет, таким образом, о генезисе защиты. А.Фрейд выделено несколько критериев классификации защитных механизмов, таких как: локализация угрозы «Я», время образования в онтогенезе, степень конструктивности. Последний критерий нашел дальнейшее развитие в современном делении механизмов защиты на первичные и вторичные, примитивные и развитые, менее или более осознанные, адаптивные и неадаптивные. Она же до конца развила идею З.Фрейда о связи между отдельными способами защиты и соответствующими неврозами, определила роль защитных механизмов в норме и патологии индивидуального развития. И, наконец, А.Фрейд дает первую развернутую дефиницию защитных механизмов: «Защитные механизмы — это деятельность „Я“, которая начинается, когда „Я“ подвержено чрезмерной активности побуждений или соответствующих им аффектов, представляющих для него опасность. Они функционируют автоматично, не согласуясь с сознанием» [131, с. 171].

В этом определении заключена важная мысль об отнесении защиты к тому виду бессознательных явлений, которые мы называем автоматизмами. Следовательно, правомерна постановка вопроса о соотношении сознания и бессознательного в организации защитных процессов. Любое субъективно неприемлемое смысловое содержание, прежде чем подвергнуться подавлению или трансформации, должно быть хотя бы на короткое время осознано как таковое. Затем, простая мыслительная операция свертывается, фиксируется и приобретает условно-рефлекторный, непроизвольный, автоматический характер. Таким образом, помимо определения времени онтогенетической организации, источников, адаптивной ценности механизмов защиты А.Фрейд дифференцировала бессознательность смыслового материала, подвергшегося воздействию защиты и бессознательность защитного процесса.

Активное неприятие психоанализа, имевшее место на протяжении многих лет в отечественной психологии, не позволило исследователям внести сколько-нибудь заметный вклад в разработку проблемы психологической защиты. В работах 50-х — 70-х годов сам термин «защита» тщательно избегался или подменялся терминами «психологический барьер» [2, 60, 94], «защитная реакция» [81], «смысловой барьер» [17, 80], «компенсаторные механизмы» [55, 57, 75, 90] и т.п. Позднее, многие исследователи стали считать, что феномен защитных механизмов может и должен быть предметом действительно научного изучения [11, 13, 36, 56, 58, 59, 85 и др.]. При этом некоторые авторы подчеркнуто дистанцируются от психоаналитической парадигмы, рассматривая защиту либо в границах теории установки (как реорганизацию системы установок) [11, 13], либо в пределах теории деятельности (как временный отказ от деятельности) [69, 72, 87] и т.п.

Среди отечественных исследователей наибольший вклад в разработку проблемы психологической защиты с позиций  теории установки внес Ф.В.Бассин [10, 11, 12, 13]. Критикуя психоанализ за отсутствие научной основы, он рассматривает выдвинутые в практике психоанализа феномены на основе «иной методологии» под которой понимается диалектический материализм. В частности Ф.В.Бассин не приемлет положение ортодоксального психоанализа о психологической защите « как своего рода ultima ratio, как «последнее остающееся в распоряжении субъекта средство для устранения эмоциональных напряжений, которые вызываются столкновением осознаваемого с противостоящим и враждебным по отношению к нему бессознательным» [13]. Идея подобного принципиального антагонизма сознания и бессознательного оценивается Ф.В.Бассиным как спорная. Он подчеркивает, что главное в защите сознания от дезорганизующих его влияний психической травмы — понижение субъективной значимости травмирующего фактора. Согласно Ф.В.Бассину и, по мнению некоторых других исследователей, — Зейгарник [35, 36, 37], А.А.Налчаджяна [58, 59], Е.Т.Соколовой [84, 85, 86], В.К.Мягер [56] и др., — психологическая защита является нормальным, повседневно работающим механизмом человеческого сознания. Наша точка зрения полностью согласуется с этой позицией. При этом Ф.В.Бассин, как уже отмечалось, подчеркивает огромное значение защиты для снятия различного рода напряжений в душевной жизни. По его мнению, защита способна предотвратить дезорганизацию поведения человека, наступающую не только при столкновении сознательного и бессознательного, но и в случае противоборства между вполне осознаваемыми установками. Автор считает, что основным в психологической защите является перестройка системы установок, направленная на устранение чрезмерного эмоционального напряжения и предотвращающая дезорганизацию поведения.

Правда, исследователи, такие как  В.А.Ташлыков [90], В.С.Роттенберг [72], Ф.Е.Василюк [23], Э.И.Киршбаум [41], И.Д.Стойков [87] и др., считают психологическую защиту однозначно непродуктивным, вредоносным средством решения внутренне-внешнего конфликта. Среди ученых этого направления популярна идея о том, что защитные механизмы ограничивают оптимальное развитие личности, ее так называемую «собственную активность», «активный поиск», тенденцию к «персонализации», «выход на новый уровень регуляции и взаимодействия с миром». Мы не можем согласиться с этим подходом, считая его односторонним.

Наше понимание психологической  защиты полностью совпадает со взглядами  таких авторов, как В.К.Мягер [56], Б.В.Зейгарник [35, 36, 37], Е.Т.Соколова [84, 85, 86], Р.М.Грановская [27], которые предлагают различать между патологической психологической защитой или неадекватными формами адаптации и «нормальной, профилактической, постоянно присутствующей в нашей повседневной жизни» [56, с. 11]. Так или иначе, определение значения психологической защиты в индивидуальном развитии и процессе социально-психической адаптации — вопрос, от которого зависит и отношение к этому феномену в его реальных проявлениях. В этой связи позиция последней группы авторов представляется наиболее адекватной задачам нашего исследования.

Рассматривая проблему опосредования при анализе компенсации чувства неполноценности, Б.В.Зейгарник выделяет деструктивные и конструктивные меры защиты. Первые связываются с неосознанностью их субъектом, а вторые — с осознанным принятием и регуляцией. Материал патологии показывает: многие симптомы при неврозах, тяжелых соматических заболеваниях представляют собой неосознаваемые больными меры защиты. Неосознаваемая и неконструктивная защита отмечается и у здорового человека в ситуации фрустрации. Такие симптомы как негативизм, аутизм часто являются средствами прикрытия нарушенного общения.

Б.В.Зейгарник подчеркивает, что  проявляясь на неосознаваемом уровне, меры защиты нередко приводят к деформации поступков человека, нарушению гармоничных связей между целями поведения и определяемой поведением ситуацией. Сознательно поставленная цель и контроль за своими действиями на пути к достижению цели становятся основными звеньями опосредованного поведения.

В ситуациях, затрудняющих достижение поставленных целей или угрожающих личностным установкам человека, он нередко сознательно прибегает к мерам психологической защиты. К сознательным компенсаторным действиям прибегают, например, больные тяжелыми соматическими заболеваниями. Они нередко произвольно отодвигают осознание своей болезни и усиленно предаются привычной деятельности [36].

Е.Т.Соколова отмечает, что психологическая  зрелость личности определяется, в  частности, степенью отвязанности аффектов от объектов удовлетворения потребности. «Контроль над широким классом аффективных состояний осуществляется путем переструктурирования, иерархизации самих этих состояний в соответствии с усвоенными социально заданными нормами, а также посредством интеллектуальных стратегий (контролей), разрабатываемых индивидом для решения познавательных задач в условиях интерферирующего (и потенциально всегда разрушительного) воздействия аффективных состояний» [86, с. 210].

Наиболее убедительными представляются достижения отечественной науки  в исследовании нейрофизиологической основы защиты. В частности, — результаты психофизиологических, фармакодинамических и биоэлектрических исследований здоровых людей и лиц, страдающих психическими расстройствами, полученные сотрудниками группы Э.А.Костандова [44, 45]. В ходе исследований была полностью подтверждена гипотеза о нервных механизмах изменения осознания внешних явлений под влиянием отрицательных эмоций. Регистрация биоэлектрических и вегетативных реакций на эмоционально значимые стимулы, еще не осознаваемые субъектом, позволила предположить существование сверхчувствительного механизма, который на основании информации, не достигающей уровней сознания, способен оценить эмоциогенное значение раздражителя, повысить порог восприятия и вызвать соответствующую когнитивную переоценку.

Коротко, физиологическая основа защиты по Э.А.Костандову сводится к следующему. В случае длительного и сильного воздействия на индивида раздражителей, вызывающих отрицательные эмоции, образуются временные связи между сенсорными элементами неокортекса, воспринимающими условные эмоциональные раздражители, и структурами лимбической системы, участвующими в организации данной отрицательной эмоции. При повторных воздействиях аналогичных или субъективно связанных с ними раздражителей порог активации соответствующих структур лимбической системы должен значительно снижаться вследствие пластических изменений в синапсах и постсинаптической мембране. В этих случаях даже при очень слабой афферентной импульсации, например, от кратковременного воздействия физически слабого, но эмоционально значимого, в частности словесного, раздражителя, кортикофугальным путем через временные связи возбуждаются структуры лимбической системы, участвующие в нервной организации данной эмоции. Это возбуждение, в свою очередь, по механизму обратной связи приводит к изменению возбудимости неокортекса — облегчению или подавлению функциональной активности корковых нейронов. Эти восходящие неспецифические влияния на неокортекс со стороны лимбической системы лежат в основе явления психологической защиты.

В последнее десятилетие  термин «психологическая защита» часто вводится в контекст самых различных, как научных, так и научно-популярных трудов по медицинской [16, 24, 39, 40, 57, 62, 64, 75, 90], социальной [4, 58, 59, 103], возрастной и педагогической психологии [17, 18, 27, 46, 60, 76], нейропсихологии [44, 45, 91], педагогике [80, 81, 94, 95, 107, 108], юридической психологии [32, 70, 96] и т.д. В.М.Прошкиной [66] предпринята попытка систематизации типологий защитных механизмов в медицинской психологии (в клинике неврозов по Б.Д.Карвасарскому; в исследованиях стресса по В.А.Ташлыкову; в клинике алкоголизма по В.Э.Бехтелю) и в юридической психологии (по А.Р.Ратинову и Г.Х.Ефремовой). Несмотря на актуальность, теоретическую и практическую значимость этих исследований, узкая специализация авторов оставляет открытым вопрос о системной и универсальной концепции защиты.

В научно-популярной литературе трактовки понятия варьируются  от ортодоксально психоаналитических до узкотематических, самодеятельных и часто неубедительных [64, 74, 89 и др.]. Эта ситуация представляется нам неудовлетворительной, поскольку при отсутствии связной, системной концепции защиты и одновременной потребности в научной интерпретации и прогнозировании защитного поведения индивидов и групп, в общественное сознание закладывается упрощенное, во многом утилитарное представление о сложном психическом феномене. Отсутствие, по крайней мере в отечественной научной литературе, развитого и структурированного понятия о защитных механизмах признается практически всеми исследователями. Например, Ф.Е.Василюк утверждает, что надежда «рано или поздно отыскать исчерпывающий набор защитных или компенсаторных „первоэлементов“ иллюзорна» [23, с. 74], Л.Г.Первов также отмечает, что «общепринятая классификация защитных механизмов пока отсутствует» [64, с. 178].

Более широко и однозначно в трудах отечественных исследователей освещается проблема, смежная с проблемой защиты в аспекте ее генезиса, а именно проблема ранних детско-родительских отношений. В работах В.В.Столина [88], А.Я.Варга [79], Е.Т.Соколовой [86], В.И. Гарбузова [25], Г.В.Бурменской с соавт. [21], М.И.Буянова [22], В.В.Лебединского с соавт. [105], Э.Г.Эйдемиллера и В.В.Юстецкого [104] и др. ранние межличностные взаимодействия ребенка однозначно оцениваются как определяющий фактор его дальнейшего психического развития и социальной адаптации. Наибольшего внимания в свете нашего исследования заслуживает уже упоминавшаяся монография Е.Т.Соколовой. Автор не только анализирует причины формирования и определяет закономерности функционирования когнитивной и эффектной составляющих Я-концепции, но и рассматривает регуляторную функцию самосознания и самооценки в интерперсональных взаимодействиях. В ходе экспериментальных исследований, проведенных Е.Т. Соколовой и ее сотрудниками выяснилось, что «измененные образ Я и структура самоотношения формируются и стабилизируются посредством ряда специфических когнитивных стратегий защиты. Удалось доказать универсальность или во всяком случае широкий спектр действия указанного механизма. Были выявлены также факторы, опосредствующие действие этого механизма, в частности роль индивидуальных характерологических особенностей и когнитивного стиля личности» [86, с. 4].