Психотерапевтические подходы в работе с пережившими насилие

Автор работы: Пользователь скрыл имя, 27 Апреля 2015 в 14:22, курсовая работа

Описание работы

Причиной всего этого могут быть дорожная авария или теракт, тяжёлый ожог или собственная болезнь, смерть близкого человека или его болезнь... Но самая страшная травма, которая является как физической, так и психологической – это сексуальное насилие.
Ребенок может пережить психологический шок, даже если он был лишь очевидцем трагического события, а не непосредственным его участником. При этом сила его эмоций настолько высока, что сбивает все отлаженные механизмы психологической защиты.

Содержание работы

ВВЕДЕНИЕ 3
1 Что такое психологическая травма? 5
2 Сексуальное насилие, как психологическая травма 6
3 Инцест 10
3.1 Факторы, детерминирующие инцест (насилие) 14
3.2 Фазы процесса насилия при инцесте 16
3.3 Формы сексуального насилия 18
3.4 Признаки сексуального насилия 20
4 Влияние насилия, пережитого в детстве, на формирование личностных расстройств 23
5 Насилие и этапы личностного развития 31
6 Психотерапевтические подходы в работе с пережившими насилие 38
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 44
СПИСОК ИСПОЛЬЗУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 46

Файлы: 1 файл

Сексуальное насилие как психологическая травма.docx

— 86.37 Кб (Скачать файл)

  Таким образом, с дошкольного  возраста по подростковый включительно  в жизни ребенка начинается  новая эра, знаменующаяся изменениями  телесного облика и постепенным  выдвижением на первый план  категории общения. Можно сказать, что, начиная с 5-6 летнего возраста  ребенок как бы, делается более яркой, заметной фигурой как внутри семьи, так и вне нее. В этот период он особенно нуждается во внимании и одобрении взрослого, и это внимание не всегда носит безобидный характер.

  Для ребенка - дошкольника  мир все еще ограничен рамками  собственной семьи, тогда как  подростку эти рамки становятся  тесны, и, очевидно, в поисках независимого авторитета у подростка повышаются шансы столкнуться с ситуацией вне семейного насилия. [9]

  Отметим также, что  общими чертами всех возрастных  кризисов, по Л.С.Выготскому, являются  непокорность и непослушание. В  связи с этим нам кажется  целесообразным выделить еще  одну возможную тенденцию в  поведении взрослого. Речь идет  о ситуации, когда глубокие изменения  в личности, характере и поведении  ребенка провоцируют взрослого  не на проявление сексуального  интереса (которое самим насильником  может переживаться как одобрение, поддержка, позитивное внимание), но  актуализируют стремление перевоспитать, переделать, исправить. [3]

  Это, в частности, те  воспитательные установки, которые  описываются в работах исследователей детских неврозов.    

  Так, В.И.Гарбузовым описано  воспитание по типу «А», или эмоциональное отвержение. Для него характерна манипуляторская позиция родителя, настроенного на «улучшение» врожденного типа реагирования, неприятия индивидуальных особенностей ребенка, жесткий контроль, дисциплина, регламентация жизни сына или дочери, навязывание единственно верного, с точки зрения родителя, способа поведения.

  В связи с такой  родительской установкой часто  школьному психологу предъявляется  выраженный в той или иной  форме запрос на коррекцию, то  есть исправление, изменение нежелательных  родителю черт ребенка.

  Другой, не менее опасный, вариант — гиперсоциализирующее  воспитание, или воспитание по  типу «Б», характеризуется тревожно-мнительной концентрацией родителя на всех социальных проявлениях ребенка: успеваемости в школе, спортивных достижениях, статус среди товарищей и так далее. Такие родители ожидают успехов ребенка в учебе, стремятся к его всестороннему развитию, но недооценивают или вовсе не учитывают реальные психофизические возможности ребенка. [11]

  Опираясь на исследования  калифорнийской школы Пало-Альто, Е.Т.Соколова описывает еще один  тип родительского отношения. Это воспитание по типу «маленький и плохой», или инвалидизирующее отношение. В этом случае родитель видит ребенка младше по сравнению с реальным возрастом, его интересы и увлечения кажутся родителю детскими, несерьезными. Ребенок видится не приспособленным, не успешным, открытым для дурных влияний, что приводит к отсутствию доверия и чувству досады у родителя.

  Подобные воспитательные  воздействия, квалифицируемые как  психологическое насилие, в период  кризиса могут переживаться ребенком  особенно остро, травмировать особенно  глубоко. [13]

  Еще один фактор, нередко  упускаемый из виду исследователями  — это фактор психосексуального развития ребенка, которое иногда не соответствует календарному возрасту. В этих случаях не только возникший диссонанс развития может срабатывать как триггер, запускающий ситуацию совращения. Ребенок, обгоняющий в сексуальном развитии остальных, способен сам проявлять интерес к эротическому контакту, кокетничать, флиртовать, не ожидая, что таким образом спровоцирует акт насилия. Статистические данные показывают, что более 37% случаев насилия совершились при наличии любопытства, кокетливого поведения со стороны ребенка, вовлеченности в «игру». При отсутствии понимания содержания совершаемых действий ребенок вполне способен понять их эмоциональный характер, воспринимая их либо как собственно грубое насилие (20% случаев), либо как позитивное внимание и интерес со стороны взрослого, собственную избранность и исключительность. То же касается и подростков, ведь зачастую осужденные за изнасилование обвиняют жертву в «излишней» женственности, кокетстве, зрелости форм, броскости одежды, которые, по мнению насильника, и явились действительными виновниками происшедшего. [5]

  Таким образом, вероятно, можно говорить о «сензитивных к насилию» периодах в жизни ребенка, когда анатомо-физиологические, гормональные, эмоционально-личностные и психосексуальные изменения делают жертву более травматизируемой. Эти периоды являются опасными в отношении, как сексуального насилия, так и жестокого обращения с ребенком, телесных наказаний, и психологического насилия. Изменившийся телесный облик и поведение ребенка становятся провокативными не только для потенциального насильника, но и вызывают у родителей стремление немедленно исправить непослушное чадо, актуализируя те или иные воспитательные установки.

  Другие возрастные  периоды по статистике являются  менее опасными для непосредственного  насилия. На наш взгляд, это происходит  в силу  большей стабильности, как раннего детского возраста, так и юношеского. Ранний возраст характеризуется, прежде всего, наличием необходимой для выживания ребенка симбиотической связи с матерью, что, безусловно, снижает вероятность использования его как сексуального объекта другими членами семьи. Кроме того, особая детскость телесного облика в этот период, фиксированность внимания ребенка на себе и окружающем мире, когда взрослый не воспринимается как субъект, делают вероятность сексуальных и физических атак еще более низкой. Это подтверждает и обыденная воспитательная практика — маленького ребенка легче и реже наказывают. Поздний подростковый и ранний юношеский возраст, напротив, характеризуются значительным возрастанием самостоятельности, независимости, способности защитить себя в трудной жизненной ситуации. [3]

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

6. Психотерапевтические подходы в работе

 с пережившими  насилие.

 

 Научная дискуссия трех основных терапевтических школ, трех наиболее известных направлений - психодинамического, когнитивного и гуманистического - позволяет убедиться в наличие преимуществ каждой из названных ориентаций. При этом установки, используемые этими школами в работе с жертвами насилия, во многом различаются.

  Одной из важнейших, насущных проблем в этой области, никогда не потеряющей свою  актуальность, является задача помощи  жертвам непосредственного насилия, будь то физическое или сексуальное. Особенно значимым это становится в том случае, если насилие переживает маленький ребенок, школьник — подросток, юная девушка. Как показывают эмпирические исследования, очень часто ситуация насилия воспринимается как катастрофа, событие, которое нельзя пережить. [5]

Страх, тревога, подавленность, растерянность, гнев, отвращение — спектр наиболее часто встречающихся переживаний непосредственно после насилия. Выраженность эмоциональных переживаний зачастую очень высокая, и событие, как и его последствия, чрезмерно драматизируются ребенком.

  Таким образом, перед  помогающим специалистом встает  задача любыми доступными способами  оказать пострадавшему от насилия  поддержку в период шока, смягчить  остроту переживаний, сгладить их  катастрофичность.

  Последователи когнитивного  направления в психотерапии традиционно  фокусируют внимание на этой  проблеме. Различные варианты когнитивной  терапии — широко известная  систематическая десенситизация, релаксационный  тренинг и тренинг умений, имплозивная  терапия и информационно-процессуальная  модель подразумевают работу  с процессами памяти, внимания, восприятия, воображения с целью изменить  дезадаптивные когнитивные паттерны, иррациональные убеждения, негативные  представления о самом себе.

  Так, малоизвестная в  нашей стране имплозивная терапия  базируется на двухфакторной  теории научения Mowrer. В этом варианте  когнитивной психотерапии терапевт  выступает в качестве организатора  и фасилитатора «поддерживающего окружения» для клиента, особого терапевтического контекста, в котором и разворачивается работа с симптомами посттравматического расстройства.

  Направляемый терапевтом, клиент подробно и обстоятельно  представляет себе все подробности  стрессовой ситуации, причем так, как если бы это происходило «здесь-и-теперь».

  Предполагается, что  на фоне эмоциональной поддержки  реакции тревоги, паники, страха  постепенно угасают естественным  образом.

  Безусловной заслугой  когнитивистов является проведение  статистически достоверных сравнительных  исследований относительно того  или иного терапевтического метода. Применяемые в первые несколько месяцев после перенесенной травмы, когнитивные методы эффективны в работе с посттравматической депрессией, тревогой, страхами, паническими атаками, ночными кошмарами, избегающим поведением, связанным с пугающим объектом. Таким образом, адекватность когнитивной терапии для непосредственных последствий насилия очевидна и не требует доказательств. Ее преимущества не только в высокой результативности, но и в краткосрочности (от нескольких сеансов до нескольких месяцев), что обеспечивает быстрое достижение необходимого результата, а значит, и быстрое облегчение страданий.

  Однако, как хорошо  известно, при работе с опытом  жестокого обращения в детстве, инцестуозным опытом, на первый  план выступают отставленные  эффекты травмы. Применима ли  в этих случаях когнитивная  терапия? Терапевты этого направления делают попытки работать с жертвами внутрисемейного насилия, однако в этих случаях выдержать краткосрочный формат терапии оказывается невозможным. Немногие попытки работы с жертвами инцеста в жанре бихевиоральной терапии имеют продолжительность от года до двух лет, то есть столько, сколько обычно длится экзистенциальная терапия или краткосрочная психодинамическая психотерапия. [16]

 Сторонники гуманистической ориентации, указывающие на актуальность для жертв насилия групповой психотерапии, считают важным не возвращаться к травматическому опыту в представлениях и не вербализовывать травматический опыт, а выразить любым другим  способом - через рисунок, лепку, танец, вокализацию.  Невербальное творческое исследование травматической ситуации при наличии поддержки и одобрения со стороны других участников группы позволяет жертве выразить чувства гнева, утраты, стыда и не расплачиваться за это переживанием вины.

  Blanche Evan, создатель метода  танцевально-двигательной терапии  жертв сексуального насилия, утверждает, что невербальные творческие  способы работы с подобной  травмой способствуют достижению «психофизического единства», целостности, интеграции расщепленных частей «Я» жертвы. При этом считают последователи этого направления, физические и психологические границы жертвы остаются неприкосновенными, что снижает риск вторичной виктимизации.

 Однако при более  глубоком анализе метода оказывается сомнительным, что глубинный «раскол» личности жертвы насилия мог быть преодолен столь легко. Критика этого подхода сводится к нескольким положениям. Во-первых, та свобода, непосредственность, отсутствие строгих правил, которые составляют основу гуманистического подхода, пережившими насилие могут восприниматься как неопределенность, вызывающая дискомфорт и тревогу. Ситуация неопределенности заставляет жертву насилия прибегать к спасительным, уже известным способам поведения — роли преследуемого или преследователя.

  Кроме того, поскольку  инцестуозные отношения в большинстве  случаев скрываются, не признаются  семьей потерпевшего, и существуют  как нечто, маскируемое «семейными мифами» о заботе и любви членов семьи по отношению друг к другу, терапевтическая работа этого жанра может стать еще одной попыткой не сказать, сделать что-то, что не побеспокоит, не потревожит семейную мифологию. [19]

 Иногда единственный  возможный выход для жертвы  семейного насилия - сказать о  происходящем вслух, назвать вещи  своими именами и таким образом разрушить многолетние молчания. Такую возможность представляет психодинамическая ориентация. Здесь важное место занимает процедура установления открытой коммуникации в противовес мета-коммуникации, четкое определение границ терапевтических отношений в противовес их размытости. Если эти границы не оговорены, отмечает Peter Dale, то клиент оказывается куда более хрупким, виктимным, сензитивным к любым терапевтическим воздействиям и склонным переживать ущерб. [20]

  Однако, все вышесказанное  отнюдь не означает, что для  помощи пережившим насилие насущно необходимо «рождение новой психотерапии», без которой представители всех существующих на сегодняшний день терапевтических школ работают вхолостую. Подобная точка зрения являлась бы спекулятивной и не отражала действительное положение дел.

  Психотерапевтическая  практика показывает, что в сфере  работы с жертвами насилия  эффективно используются различные  варианты психодинамического и  гуманистического подходов, методы  когнитивной терапии и созданное на ее основе нейролингвистическое программирование.

  Такой широкий разброс  методов обусловлен тем, что «точки приложения» каждого подхода, «фокусы» различных направлений, наконец, цели и задачи, встающие перед представителями упомянутых школ, сильно различаются. Так же, как и последователи когнитивного направления в психотерапии, гуманистически ориентированные терапевты эффективно справляются с непосредственными последствиями травмы насилия.

Также применяются различные варианты арттерапии, телесно-ориентированной, танцевально-двигательной терапии, психодрамы и гештальт-терапии, способствующие принятию страдания, интеграции его в собственный интрапсихический опыт после того, как травматические переживания лишаются своей разрушительной силы.

    Восприятие сексуального  насилия как катастрофы, события, изменившего (или даже разрушившего) всю жизнь чаще всего свойственно  детям и подросткам, подвергнувшимся  насилию со стороны незнакомых  людей с применением угроз  и грубой силы.

Информация о работе Психотерапевтические подходы в работе с пережившими насилие