Применение логических законов и правил. Законы тождества, противоречия, исключенного третьего, достаточного основания. Умозаключение, ана

определенные временные  рамки, а также четко отграниченных  в пространстве.

Относительно того, что  находится в развитии или как  бы распространяется

вширь, сливаясь с его  окружением, его применение, строго говоря, невозможно.

Высказывание "Москва - столица  СССР" и вытекающий из него вывод, что в Москве

находится правительство, управляющее  одной шестой частью суши, можно  считать

верным, лишь пока речь идет о периоде отечественной истории  до 1991 года;

говоря же о последующем  времени, придерживаться их уже нельзя, так как они

станут ложными. Точно  так же утверждение "Северные порты  являются

замерзающими" потребует  определить, что такое "северный порт", где начинается

зона севера с этой точки  зрения, потому что линия границы  для нее окажется

очень извилистой.

Тем не менее, сказанное не следует понимать так, будто такие  объекты вообще

не поддаются логическому  осмыслению. Имея дело с указанными, например

изменчивыми объектами, необходимо выделять в них отдельные этапы, на

протяжении которых они  по каким-то параметрам остаются неизменными. По

отношению к ним должны выполняться все описанные в  этом разделе требования,

вытекающие из закона тождества.

Правда, философия знает  немало проблем, обусловленных трудностями  выделения

отдельных самостоятельных  стадий развивающихся явлений.  Как, например,

решить, когда зародыш  становится уже зрелым организмом?  В биологии одно

время бытовала точка зрения так называемого преформизма, согласно которой

между тем и другим нет  принципиальной разницы: превращение  во взрослую особь

сводится лишь к разрастанию  половой клетки до нужных размеров и отвердению ее

прозрачных, ранее невидимых  структур. Качественных изменений при  этом не

происходит. Хотя у такого подхода, в общем-то, имелось немало веских

оснований, однако, возражение против него, как выяснила теперь биологическая

наука, много убедительнее.  Не вдаваясь в тонкости большой и  сложной науки о

живом, нам достаточно будет  сказать: представьте себе человека, который

заказал жареного цыпленка, а ему принесли яичницу и заверяют, что яйцо - тот

же цыпленок, только моложе... Даже заскорузлый преформист, если бы таковые

еще существовали, думается, посчитал бы такую подмену откровенным

издевательством.

В юридической практике нередко  сталкиваются с обстоятельствами, когда

квалификация проступка  и определение ответственности  за него зависят от

возраста правонарушителя: может оказаться, что за один день до определенной

даты он еще не совершеннолетний и несет лишь ограниченную ответственность, на

следующий день оценка тех  же действий будет уже иная. Иногда люди относятся к

таким градациям, как к  надуманным, бессмысленным тонкостям. На деле, однако,

без установления разницы  в ответственности не обойтись, иначе  придется

отправлять в тюрьму иной раз даже младенца, который, играя  со спичками,

вызвал пожар.

Для понимания сложных  комплексных систем в их динамике выделение отдельных

этапов и периодов совершенно необходимо, какие бы трудности это  ни порождало.

 

2. Закон противоречия

Закон противоречия раскрывает те же самые свойства определенности и

последовательности, но только выражает их в отрицательной форме.  Если по

закону тождества требуется, чтобы мысль о не изменяющихся предметах

оставалась равной самой  себе, то закон противоречия запрещает  считать ее той

и не той одновременно: А  не может быть не-А (А не есть не-А). Или, говоря

немного конкретнее, согласно этой норме мышления, в рассуждениях не должно

быть одновременных утверждений  и отрицаний относительно чего бы то ни было.

Поэтому закон этот следовало  бы назвать законом запрета противоречия, так как

иначе может возникнуть обманчивое впечатление, будто в нем речь идет об

оперировании противоречащими  утверждениями, между тем на самом  деле этот

закон их исключает, не допускает.

У самого родоначальника науки  о правильном мышлении запрет на одновременные

утверждения и отрицания  в качестве нормы и коренного  условия для получения

достоверных выводов упоминается  многократно.  И данные им формулировки

закона, налагающего запрет на противоречия, и поныне могут  считаться

корректными и точными: "Невозможно, чтобы одно и то же в одно и  то же время

было и не было присуще  одному и тому же в одном и том  же отношении"

(Аристотель. Соч. Т. 1. С. 125).  Доказать этот закон нельзя, считает

Аристотель, потому что для  доказательства нужны какие-то уже  твердо

установленные первоначальные основоположения, между тем данный закон является

как раз самым первым, что мы открываем в мышлении, и  он становится как бы

шаблоном, по которому проверяется  потом любое рассуждение. "Поэтому  все, кто

приводит доказательство, - говорится несколькими строками далее, - сводят его

к этому положению как  к последнему, ведь по природе оно  начало даже для

других аксиом" (Там  же.). Вместе с тем, не имея возможности  доказать, можно,

однако, возразить тем, кто  возьмется его отвергать, добавляет  затем

Аристотель, потому что свое отрицание они должны выразить определенно:

например, им нельзя сказать, что закон верен и неверен. "Но если такую

необходимость признают, то доказательство уже будет возможно; в самом деле,

тогда уже будет налицо нечто определенное. Однако почву  для ведения

доказательства создает  не тот, кто доказывает, а тот, кто  поддерживает

рассуждение: возражая против рассуждений, он поддерживает рассуждение" (Там

же. С. 126-127). Получается, даже отвергать этот закон можно лишь при условии

его соблюдения.

Признавать какое-либо положение  и тут же от него отказываться всегда означает

путаницу, отсутствие ясных  и точных представлений. И когда  нам надо показать

несостоятельность, недопустимость тех или иных рассуждений или  взглядов, то,

прежде всего мы стремимся  указать на наличие в них нелепых, несовместимых

положений. Так, тургеневский Рудин очень метко изобличает своего оппонента

Пигасова в непоследовательности, когда тот делает воинствующе-нигилистические

заявления насчет того, что  никаких убеждений нет и быть не может, причем

отстаивает это свое пессимистическое мировоззрение горячо и убежденно.

- Так вы говорите: никаких  убеждений нет? - спрашивает его  Рудин.

- Нет и быть не может.

- Это ваше убеждение?

- Да.

- Как же вы говорите, что их нет? Вот вам одно  на первый случай.

Научные споры часто сводятся к поиску у оппонентов несовместимых  положений.

Например, длившееся веками выяснение истины насчет вращения Земли  вокруг

Солнца поначалу наталкивалось  на обыденный опыт людей, который  вдобавок

получил отражение в библейских текстах: признавать движение Земли  означало

отказ от привычных, видимых  каждый день восходов, перемещений  по небесному

своду и закатов Солнца.  Понадобилась длительная, напряженная  работа

настоящих титанов науки, чтобы оказалось, что наблюдаемые  каждодневно

движения не противоречат тому, что утверждает астрономия.

Может показаться странным, что в законе делается оговорка насчет одного и

того же времени запрещаемых  утверждений и их отрицаний, ведь тогда

получается, что в разное время делать противоречащие высказывания об одном и

том же вполне допустимо. Например, если на этой странице написать, что  ртуть

- жидкий металл, а мрамор - декоративный камень, то само  собой понятно,

отвергать это нельзя не только одновременно, но и через  пять страниц и вообще

всегда, поскольку речь будет  идти об обычных условиях температуры  и давления

для ртути и об архитектуре  цивилизованного общества, а не доисторических эпох

для мрамора. Между тем  закон противоречия в его буквальном понимании (вместе

с указанной оговоркой) исключает, как кажется, только утверждения  и отрицания

в одном и том же предложении, как будто ртуть перестанет быть жидкой, а

мрамор выйдет из употребления в отделке зданий.

Указание на одновременность  необходимо, однако, для того, чтобы  этот закон

логики распространялся  и на изменяющиеся предметы и явления.  Правда, в этом

случае оговорка представляет собой сильную идеализацию.  Непреложно

необходимо соблюдение этого  дополнительного требования только тогда, когда

осмысливаются объекты, претерпевающие непрерывные изменения. Только в  краткие

промежутки времени они  не могут быть теми и не теми (скажем, росток имеет

теперь высоту в 20 сантиметров, стало быть, не может иметь сейчас другую),

однако при всем при  том на протяжении длительных временных  интервалов они в

силу происходящей в них  смены качеств и свойств, наоборот, могут быть

охарактеризованы как  те и не те. А вот с объектами, изменяющимися, так

сказать, скачкообразно, рывками, или вообще неизменными дело обстоит  иначе.

В отношении их это условие  хотя тоже всегда должно выполняться, но при этом

помимо одновременных  утверждений и отрицаний также  и разнесенные во времени

тоже будут нарушением закона логики. Поэтому обязательность запрета

противоречия именно с  указанием на одновременность снижается, когда изменения

не непрерывные или  медленные, сходя совсем на нет, там, где они вообще

отсутствуют.

Еще одна оговорка в том  же законе, касающаяся утверждений  и отрицаний в одном

и том же отношении, тоже требует точно отделять один и  тот же предмет от

других, но уже не во времени, а по качественно-количественным признакам. Это

условие может вызвать  трудности в понимании, тем более  что вокруг нее еще в

древней философии стали  возникать споры.  По временам они  вспыхивают и

поныне. Проще всего пояснить необходимость этого условия  на примере

многозначных слов и выражений.

Во времена Пушкина  французский язык был обязательным для преподавания, и за

границей были убеждены, что в России каждый дворянин говорит  по-французски.

Сообщения об этом можно  найти и у Бальзака, и у Стендаля, и у других

писателей. Между тем в "Дубровском" Пушкин в весьма карикатурных тонах

изображает современного ему представителя образованного  сословия, который в

разговоре с учителем французского языка пользуется главным образом  только

жестикуляцией да спрягает на французский манер русские  слова. Тем не менее, и

та, и другая оценка знаний языка могут считаться одинаково  верными, если

каждую из них считать  лишь так называемой собирательной  характеристикой

образования того времени. Такие  характеристики распространены в

художественной литературе. Нельзя понимать их буквально. Они дают

представление о комплексе  в целом, затрагивая каждый элемент  его только

косвенно, и описывают  признаки каждого отдельного индивида лишь с большим или

меньшим приближением.  Утверждение  о том, что русское дворянство XIX века

знало французский язык, означает только, что среди его  представителей всегда

можно было найти таких, кто  действительно владел языком. Но авторы этих

утверждений, конечно, не были столь наивными, чтобы полагать, будто знают