Применение логических законов и правил. Законы тождества, противоречия, исключенного третьего, достаточного основания. Умозаключение, ана

результаты таких сопоставлений  смотрят как на бесспорно доказанные положения.

Очень часто, например, человеческое общество сравнивают с живым организмом и

делают это не ради образной характеристики, а на полном серьезе  проводят

параллели между присущими  обществу структурными элементами и  органами

животного: правительство  уподобляют головному мозгу, экономику - системе

кровообращения и обмена, производственный коллектив или  семейную ячейку -

клетке. Иногда доходят до того, что делят общества по половым  признакам.

Конечно, усмотреть наличие  сходства между сообществами людей  и организмами

нетрудно. Но дает ли оно  основание для доказанных выводов  об одинаковых

законах функционирования у  того и другого? Очень многие искренне полагают,

что биологические законы можно переносить на человеческое общество и что, в

частности, в нем действует  естественный отбор и даже именно благодаря ему

осуществляется прогресс, ибо борьба, в какой-то мере похожая  на борьбу в

животном мире, ведется  и среди людей тоже. Сталкиваться с такими убеждениями

приходится довольно часто, особенно в студенческих аудиториях.

Есть, однако, много причин доказывать, что такие убеждения  имеют очень шаткую

почву. Начнем с того, что  течение эволюционного процесса происходит по-

разному для разных организмов, потому что время эволюции измеряется не числом

лет, а числом поколений, между тем человек - один из долгожителей в царстве

животных. Некоторые бактерии, как известно, действительно успели за несколько

десятков лет приспособиться к новым лекарственным препаратам, изобретенным в

двадцатом веке, иными словами, претерпели определенную эволюцию. Все  это так.

Но ведь у этих организмов новое поколение появляется ежечасно, так что 40-50

лет означают для них историю  длинной в 40-50 тысяч поколений. У  человека с

его не менее чем двадцатилетним периодом смены поколений на эволюционные

изменения аналогичного порядка  потребовались бы сотни тысяч, если не миллион

лет. Не надо забывать, что  время существования цивилизации - не более чем

мгновение в многомиллиардной истории жизни на Земле, и человек  как один из

долгоживущих животных организмов должен относиться к числу самых  медленно

изменяемых видов при  прочих равных условиях.

Сказанное, однако, не означает, будто отбора в обществе вообще нет.

Наоборот, выдвижение лучших, наиболее даровитых, прозорливых, результативных

с одновременным отсевом  бесталанных - наипервейшее условие прогресса.

Механизмы, обеспечивающие такой отбор во всех областях деятельности, во всех

профессиях, играют куда более  важную роль, чем пресловутый материальный

интерес. Но в силу скоротечности  цивилизации, появившейся всего  примерно

десять тысяч лет назад, с ее последующими многократными  потрясениями и

зигзагами результаты такого отбора не успевают закрепиться генетически  и не

наследуются потомками с  такой же надежностью, как, скажем, расовые  признаки,

прямохождение, речь. Достаточно сказать, что дети подавляющего большинства

гениальных мыслителей и  деятелей культуры ничем не выделяются среди других

людей. К тому же и сами общественные институты мешают генетическому

закреплению признаков, повышающих жизнеспособность в обществе: если бы самые

сильные и быстрые волки  оставляли своим волчатам готовую  крепкую нору с

тучным стадом поблизости, то, скорее всего их вид деградировал бы очень

быстро.

Выдвижение наиболее достойных  среди людей не представляет собой  тот

биологический отбор, который  описан в учении Дарвина и называется

естественным отбором. Перенесение  этого учения по аналогии на человеческое

общество должно быть осторожным. Помимо приведенных соображений  основанием

для такого утверждения является еще и то, что среди животных идет борьба на

выживание, в то время  как в обществе достаточно смещать  слабо подготовленных

и бездарных с руководящих  постов (в любом занятии и любой  профессии), где они

определяют и направляют жизнь других людей, на второстепенные. Представляется

очевидным, что первым признаком  демократии должно считаться положение, когда

бездарность долго не правит. В политике, прежде всего, должен действовать

принцип ответственности  за свой пост; руководящий слой должен выдвигаться

только при наличии  программы преобразований и оставаться у кормила власти

только до тех пор, пока дела идут в соответствии с их ожиданиями и

обещаниями. В ином случае их неукоснительной обязанностью является критически

отнестись к своим просчетам  и уйти в отставку, дав место  более даровитым;

где-то на другом поприще  тот же деятель окажется полезным и может быть даже

единственно полезным, потому что многое говорит о том, что  природа не

создавала лишних и ненужных людей. Просто большинству из нас  трудно найти то

дело, к которому мы относились бы как к призванию, и, к сожалению, в его

поисках порой проходит вся  жизнь.

Те, кто по аналогии переносит  на человека законы эволюционной борьбы за

существование, часто так  же неправомерно усматривают в ней  неизбежную тяжкую

плату за восхождение вверх: она беспощадна к слабым, но без  этого не смогут

выдвинуться лучшие и не будет прогресса. В действительности, однако,

естественный отбор вовсе  не обеспечивает прогресс, как это  не раз специально

подчеркивал Дарвин, вернее, он обеспечивает как прогресс, так  и регресс, все

зависит от условий.  Верно, что в результате борьбы за существование

побеждают сильнейшие, но, заметьте, не сильнейшие вообще, а сильнейшие только

применительно к данным условиям. Это значит, сменятся условия - и  те, кто

сейчас одолевает, начнут проигрывать, их жизнеспособность снизится, они

перейдут в разряд слабых. Так, далекие предки нынешних китов  обитали на суше,

но их оттеснили более  сильные особи сначала в прибрежные воды, а затем и в

открытый океан. Стали  ли в процессе такой эволюции киты сильнее? Вопрос

бессмысленный. Логика естественного  отбора не допускает ответа на него.

Учение Дарвина всего  лишь вскрыло механизм заполнения живым  веществом новых

экологических ниш и освобождения тех, которые по каким-либо причинам

исчезают. При этом происходит как развитие вверх, так и деградация. И

осуществляется как то, так и другое через одну и ту же борьбу и победу

сильнейших (для данных условий  жизни).

Как это ни парадоксально, но совершенно не имеют оправдания довольно

распространенные взгляды, будто тяжелые условия жизни  улучшают породу людей,

хотя и верно, что выживают в них только крепкие и здоровые.  Возьмите

Ленинградскую блокаду. Ее первыми  жертвами действительно стали больные,

которые, естественно, погибали раньше всех. Самые здоровые смогли выжить. Но

не надо забывать, что  вместе с тем многие из них успели приобрести тяжелые,

необратимые изменения в  организме. Спрашивается: как это  сказалось на их

наследственности? Суровые  условия вовсе не избавляют от больных; отсеивая

одних, они ставят на их место  других, да еще и в большем числе. Всем,

наверное, известны ужасные  снимки голодных африканских детей  с раздутыми

животами и рахитичными  ногами. Такие дети, конечно, неизлечимо больны. Но

ведь родились-то они здоровыми, если выдерживают такие невероятно суровые

условия. И некоторые, те у кого хватит запаса прочности, доживут  до зрелости

и дадут потомство.  Нетрудно, однако, догадаться, какой вклад  в генофонд

человечества внесет такое  потомство: рахит и дистрофия - вот  что они туда

добавят. А могли бы при  их здоровой природе сделать иной вклад.

Вполне возможно, что единственной причиной обреченного положения  таких

несчастных детей, снимки которых, наверное, всем знакомы, оказалось, как

часто бывает, то, что их родители имели твердые моральные устои, оказались

людьми чести, не способными в критической ситуации на обман, воровство,

коварство. Сплошь и рядом  бывает так, что общественные порядки, особенно в

период кризиса, скорее поощряют бесчестность, чем поддерживают порядочность.

Там и тогда, где и когда  это бывает, жертвами становятся не биологически

слабая и обременительная  часть людей, а духовно наиболее одаренная и потому

наиболее ранимая. Не способные  переступить моральные запреты, такие люди

первыми обрекают свое потомство  на вымирание и вместе с тем  человечество - на

деградацию. Изменись, однако, условия общественно-политического  порядка, и от

тех же родителей, возможно, будут рождаться выдающиеся спортсмены. Ведь то,

что их дети, сохраняющие  жизнеспособность в невероятно тяжелых  условиях

голода и лишений, обладают повышенной биологической живучестью, факт

самоочевидный.

Учение Дарвина показывает: сравнивать итоги развития с предшествующими

этапами надо осторожно именно потому, что оно несет качественные

преобразования. То, что было до, и то, что появилось после, чаще всего

несопоставимо между собой, и поэтому выводы об улучшениях и  ухудшениях

обосновывать очень трудно. Если о развитии общества позволительно  делать

заключения по аналогии с  развитием в природе, то правомернее  всего, как

представляется, переносить сюда именно этот отрицательный вывод  теории

эволюции. Иногда приходится слышать различные пугающие прогнозы насчет

вырождения человечества. Они подтверждаются достоверными статистическими

данными о неуклонном росте  числа заболеваний. Конечно, бить тревогу  по поводу

столь удручающего положения  дел, разумеется, надо. Но оправдано  ли считать

его признаком биологической  деградации, то есть развития в обратную сторону?

Категорический ответ  на такой вопрос совсем не так уж легко аргументировать.

Дело в том, что нынешняя медицинская статистика обусловлена  более точными

наблюдениями с помощью  несравненно более совершенных, чем прежде, приборов и

методик. Постоянно обновляющаяся  и совершенствующаяся медицина отмечает

каждый раз больше болезней, но совсем не обязательно, чтобы в  этом

сказывалось ухудшение людской  породы. Если бы у предшествующих поколений  были

аппараты ультразвукового  исследования, электрокардиографы и  многое другое,

что в недавнее время стало  широко использоваться в учреждениях

здравоохранения, то и там  картина заболеваний была бы иной.

Многие недуги, которые  раньше фиксировались только после  появления внешне

осязаемых признаков, сейчас благодаря успехам техники обнаруживаются еще на

ранних стадиях и сразу  же становятся объектом внимания врачей. Медики

проникают на все более  скрытые уровни и поэтому делают больше открытий, чем

прежде. И в будущем  они сумеют обнаруживать еще больше ныне скрытых

отклонений от нормы в  организме, так что хлопот у них  только прибавится.

Короче, на обновляющейся  статистике, которая воспринимается как угрожающая,

сказываются не только и, возможно, не столько изменения собственно медико-

биологического порядка, но и еще больше условия наблюдения и получения

данных. Отображаемая в статистике картина заболеваний зависит  даже от

количества врачей, обслуживающих  население, ибо, когда их мало и помощь