Преступления против семьи и несовершеннолетних

2. криминализация деяний, нарушавших какой-либо объект охраны в случае совершения их против несовершеннолетних;

3. дифференциация ответственности  за преступления против семьи  путём конструирования квалифицированных  составов.

Группа норм, защищавшая интересы семьи в России второй половины XIX в., содержалась в Разделе XI «О преступлениях против прав семейных».¹²

Он включал в себя четыре главы: первую - о посягательствах  на охраняемые законом «условия прочности  и чистоты супружеского союза»: вторую - о нарушениях прав и обязанностей родителей в отношении детей или наоборот; третью - о преступлениях против «союза родственного» и четвертую - о злоупотреблении властью опекунов и попечителей. Подобное строение раздела элементарно объяснялось составом семьи, в которую входили союз супружеский и союз родителей и детей.

Так, первая глава защищала не столько несовершеннолетних, сколько  установленный порядок заключения брака, вторая - охраняла интересы несовершеннолетних лишь в первом отделении, обозначенном «О злоупотреблении властью родительской», ее почти дублировала глава четвертая; третья глава защищала в основном интересы воспроизводства населения.

В интересах настоящего исследования целесообразно рассмотреть  нормы о нарушении власти родителей, которые непосредственно затрагивали интересы семьи, подмене младенцев с целью скрыть их происхождение или состояние либо без таковой (ст. 1856-1858), а также об оставлении у себя неизвестного либо известного младенца (ст. 1859).

Большинство исследователей рассматривали указанные преступления в качестве самостоятельных деликтов. Однако историк Есипов В.В. полагал, что похищение, подмена и самовольное удержание представляют собой три формы одного деяния - похищения детей в широком смысле слова.¹³ Сами преступления также трактовались не однозначно.

К примеру, учёный Познышев С.В. под похищением понимал «противозаконное взятие ребенка от его родителей  или лиц и учреждений, заступающих  место родителей, с намерением навсегда изъять его из-под охраны и власти означенных лиц или учреждений и навсегда лишить последних этого ребенка», полагая, что взятие с иными целями не является похищением. Аналогичные цели могла преследователь и подмена ребенка.

Именно тождественность  намерений позволила В. В. Есипову  приравнять подмену к похищению. Под подменой, так же, как и в современном законодательстве, понималась замена ребенка одной матери ребенком другой. При этом так же остро, как и сейчас, стояла проблема определения возраста потерпевшего.

 Познышев С.В. писал,  что подмена может иметь место  «лишь в отношении детей самого нежного возраста, не указывая его при этом».¹⁴

Есипов В.В. указывал, что «только лишь младенец или  дитя могут не иметь представления  о своем происхождении или  о своих родителях…Ввиду сего преступления эти могут быть учинены  только над детьми в самом раннем их возрасте, примерно не более 7 лет, в зависимости от большей или меньшей развитости ребенка».

Таким образом, получалось, что «подмена и похищение возможны по общему правилу лишь в отношении  новорожденных или грудных младенцев либо в порядке исключения и в отношении детей более старшего возраста, пока мать не ознакомилась с ребенком или ребенок не освоится со своим настоящим положением». Что касается похищения детей старше 7 или 10 лет, то здесь справедливо полагалось, что оно возможно только в форме насильственного задержания, что образует совершенно иной состав преступления.

Практически аналогично решался вопрос относительности  возраста потерпевшего при оставлении ребенка, с той лишь разницей, что  его минимальный порог повышался до того момента, с которого ребенок мог самостоятельно ходить.

Норма, предусматривавшая  ответственность за оставление ребенка, имела достаточно сложную юридическую  конструкцию. В первой, второй и третьей  частях ее говорилось об оставлении у  себя неизвестного ребенка на различный срок, соответственно: до одной недели, более одной недели и в течение месяца.

Субъектом рассматриваемых  преступлений могло быть любое лицо, за исключением родителей и опекунов ребенка.

Статистика того времени  свидетельствует, что среди осужденных за похищение или подмену младенцев 66% составляли женщины.¹⁵

Сложившаяся в начале XX в трехкомпонентная система уголовно-правовой охраны семьи с точки зрения своей  формы и содержания, являлась весьма совершенной и в целом соответствовала мировым стандартам.

Таким образом, несмотря на известную декларативность правовых норм в России XIX столетия, их содержание в части охраны интересов семьи  в целом соответствовало научным  представлениям об идеале уголовно-правовой защиты семьи и детства, отражало общеевропейскую тенденцию повышения качества этой зашиты и стало своего рода классическим образцом, определившим дальнейшее направление развития ювенального уголовного права России.

Октябрьские события 1917 г. не только прервали процесс поступательного развития российского общества, став в какой-то мере подтверждением несостоятельности патерналистской первоосновы российского государства, но и направили его в принципиально новое русло, провозгласив в качестве идеалов социального устройства государственную собственность, равенство сословий и полов, секуляризацию власти и быта.

В подобных условиях революционной  модернизации страны, предлагавшей решительный  и бескомпромиссный отказ от всего, что было связано с монархическим  прошлым, коренную перестройку претерпели и интересующие нас социальные институты семьи и права.¹⁶

Уголовный кодекс РСФСР, принятый в 1922 г., согласно ст. 5 имел своей  задачей «правовую защиту государства  трудящихся от преступлений и от общественно  опасных элементов» и осуществлял  эту защиту «путем применения к нарушителям революционного правопорядка наказания и других мер социальной защиты».

Следует отметить, что  Особенная часть УК РСФСР характеризовалась  незначительной проработкой проблем  охраны интересов семьи состояло «в укреплении правового порядка Советского государства, в защите социалистической законности от общественно опасных элементов, в охране новой, социалистической экономики, интересов рабочих и крестьян, завоеваний пролетарской революции и социализма».¹⁷

Кодекс не уделял особого внимания проблеме уголовно-правовой охраны личности в силу идеологических штампов о государственных и общественных интересах.

Тем более Кодекс не мог  определить самостоятельным объектом охраны интересы развития семьи, поскольку  законодателем не допускалась и мысль о том, что они могут быть нарушены в советской семье, советскими родителями, придерживающимися качественно новых и передовых, по сравнению с дореволюционными средствами и методами воспитания и заботы о детях.

Исключалась и возможность  нарушения интересов детей в советских учреждениях, поскольку они являлись проводниками государственной политики.

Таким образом, становится понятным отказ законодателя от вычленения в структуре Уголовного кодекса  самостоятельной главы о преступлениях  против семьи, который сохранился вплоть до 1996 г. Тем не менее, говорить о том, что Особенная часть УК была совсем равнодушна к обеспечению интересов семьи нельзя.

В самостоятельной статье (ст. 165-а) законодатель установил ответственность  родителей за нарушение обязанностей по содержанию детей. Наказание в виде принудительных работ или лишение свободы сроком до 6 месяцев со штрафом до 500 рублей грозило тем из них, кто не уплачивал алименты (средства на содержание детей) и вообще оставлял несовершеннолетних детей без надлежащей поддержки.

Эта норма была справедливо  значительно жестче аналогичной  нормы современного УК, поскольку  не требовала ни наличия судебного  решения о взыскании средств, ни злостности уклонения от их уплаты.

Существенной гарантией  охраны несовершеннолетних от посягательств внутри семьи была и ст. 46, которая причисляла к числу возможных мер социальной защиты лишение родительских прав, которое, могло иметь место при «неправомерном их осуществлении» (ст. 153 Кодекса законов об актах гражданского состояния, брачном, семейном и опекунском праве).¹⁸

Рассмотренная система  уголовно-правовых норм просуществовала  неизменной до 1926 г. когда был принят второй УК РСФСР. Вместе с тем принципиальных изменений в нее новый Кодекс не внес.

Его появлению предшествовало образование СССР и издание Основных начал уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1924 г. Собрание законов и распоряжений Рабоче-крестьянского правительства СССР. -1924 г.- № 24.- Ст. 205.¹⁹

Перечень преступлений, нарушающих интересы формирования личности несовершеннолетних, был в первоначальной редакции УК 1926 г. практически идентичным перечню УК 1922 г. Несколько позднее была конкретизирована ст. 165-а УК (1922 г.) в Уголовном кодексе РСФСР 1926 г. В частности, в ней была предусмотрена ответственность за злостное, несмотря на имеющеюся возможность, уклонение от платежа присужденных судом средств на содержание детей и за оставление родителями малолетние детей без всякой поддержки, а равно за понуждение детей к нищенству.

В 1928 г. защищая имущественные интересы детей, Постановление СНК предусмотрело, что обращение родителями или лицами, их заменяющими, в свою пользу средств, отпущенных государственными или общественными организациями на содержание детей, должно влечь за собой уголовную ответственность СУ РСФСР. - №44.- Ст. 330. (вероятно, по статьям о присвоении и растрате чужого имущества).

Тогда же Постановлением ВЦИК и СНК была изменена редакция ст. 120. 121, предусматривавших ответственность  за должностные преступления. Учитывая, что в 1926 г. Кодекс законов о браке, семье и опеке восстановил институт усыновления, а понятие должностного лица трактовалось весьма широко, эти две нормы выступали гарантией соблюдения интересов детей при усыновлении.²⁰

27 октября I960 г. Верховный  Совет РСФСР утвердил новый уголовный кодекс РСФСР, в котором получили дальнейшее развитие многие законодательные решения, оформившиеся к середине XX столетия.

УК РСФСР 1960 г. не знал самостоятельной главы о преступлениях  против семьи нормы, защищавшие ее, были рассредоточены по нескольким главам, причем традиционно несовершеннолетие потерпевшего учитывалось в них либо в качестве квалифицирующего признака, либо в качестве условия криминализации деяний. Однако наиболее значимыми в деле охраны интересов подрастающего поколения необходимо считать следующие нормы.²¹

Статья 122 устанавливала  ответственность за злостное уклонение  родителей от уплаты по решению суда (а в дальнейшем и по постановлению  народного судьи) средств на содержание несовершеннолетних детей или от содержания состоящих на их иждивении совершеннолетних, но нетрудоспособных детей. При этом понятие злостного уклонения определялось не в самом УК, а в Постановлении № 46 Пленума Верховного Суда РСФСР от 19 марта 1969 г. «О судебной практике по делам о преступлениях, предусмотренных ст. 122 УК РСФСР», в соответствии с которым под уклонением родителей от уплаты средств на содержание детей следовало понимать не только прямой отказ от уплаты присужденных судом алиментов, но и сокрытие лицом своего заработка, смет работы или места жительства с целью избежать удержаний по исполнительному листу, уклонение с той же целью от трудовой деятельности и другие действия. Вопрос о злостности уклонения должен был решаться судом в каждом конкретном случае с учетом продолжительности и причин неуплаты алиментов и других обстоятельств дела. В частности, о злостности могли свидетельствовать повторность совершения аналогичного преступления, уклонение от уплаты, несмотря на предупреждение, розыск виновного ввиду сокрытия им своего места нахождения и другое.²²

Неплатеж алиментов, вызванный  избранием истицей нового места  жительства, неизвестного ответчику, остававшемуся  все время на одном месте, о  котором была осведомлена истица, не поставившая со своей стороны  в известность ни ответчика, ни соответствующие органы о новом месте своего пребывания, не мог рассматриваться как злостный неплатеж алиментов, караемый в уголовном порядке. На осязательность именно злостности уклонения от алиментов Верховный Суд указывал и в определениях по конкретным уголовным делам. Субъектом преступления выступали только родители. При этом лица не работавшие (в частности, в связи с психическим заболеванием) не могли нести ответственность по ст. 122 УК РСФСР.²³ Охрана лиц, оставшихся без попечения родителей, была усилена в 1970 г, когда УК РСФСР был дополнен ст. 1241, установившей ответственность за разглашение тайны усыновления против воли усыновителя, а также в 1993 г., когда в УК была включена ст. 1629, установившая ответственность за незаконную деятельность по усыновлению детей, совершенною в течение года после наложения административного вытекания за такое же нарушение.

Другая норма УК РСФСР  о преступлениях против семьи, предусматривала  ответственность за посягательства на свободу детей. Так ст. 125 карала лишением свободы сроком до 7 лет похищение или подмен ребёнка, совершенный из корыстных или иных низменных побуждений, отсутствие этих мотивов влекло наказание до 1 года лишения свободы.

Подменом ребенка следовало  считать случаи, когда родителям  подменяют их ребенка другим. Такое преступление может быть совершено вскоре после родов ребенка, когда матери вручается ребенок, рожденный не ею, а другой женщиной. Разумеется, что подмен мог иметь место и при других обстоятельствах. В отличие от капиталистических государств, где похищение детей с корыстной целью является одной из распространенных форм преступного бизнеса, в России указанное преступление встречалось тогда крайне редко.²⁴ Под корыстными, низменными побуждениями, о которых говорилось в ч. 1 ст. 125 УК РСФСР, подразумевалось похищение ребенка с целью незаконного обогащения, извлечения личной выгоды, получения выкупа, совершения преступления из чувства мести и т. д.

Позднее, в 1993 г. редакция статьи была изменена. На ее основе возникли две нормы: ст. 125 - подмен ребенка с санкцией до 5 лет лишения свободы и в ч. 2 ст.125, которая устанавливала наказание до 10 лет лишения свободы, если похищенный был несовершеннолетним.²⁵

Таким образом, несмотря на отсутствие особой главы о преступлениях  против несовершеннолетних, УК РСФСР содержал немалое количество норм, ориентированных на защиту их личных, семейных, имущественных и иных интересов. Особый объект охраны этих норм позволял некоторым юристам говорить о необходимости их институционализации в УК, однако законодатель решился на этот шаг лишь в 90-е годы.²⁶ Причин такой ситуации, за исключением идеологических и политических, найти невозможно.