Объективное и субъективное право

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

2.3 Определение субъективного права

 

Часто пишут, что субъективное право - это мера юридически возможного поведения. Но если оно лишь мера, масштаб, то его отличие от объективного права грозит свестись лишь к весьма немногому и формальному. Запись в определении внешних свойств бывает полезна, но науке дает мало. В подобных определениях ничего не говорится о социальной ценности юридических прав граждан (организаций), о свободе выбора и решения, о самодеятельности субъекта права. Тощая теоретическая абстракция при формулировке субъективного права не оправдана и в политически-практическом плане. Она не объяснит читателю, почему за права людей и их закрепление в законодательстве всю историю шла кровопролитная классовая борьба.

Мера поведения в субъективном праве предполагает прежде всего обеспечение самодеятельности участников общественных отношений, возможность свободного выбора образа действий. Причем субъективное право не всегда выступает как граница возможных действий, его нельзя понимать в качестве средства ограничения самодеятельности и свободы. Субъективное право не свобода в рамках закона, а законом гарантированная свобода, т.е. признанная правом и потому подлежащая неукоснительной охране со стороны государства возможность самостоятельно действовать и принимать волевые решения. В социологическом плане содержащаяся в любом субъективном праве юридическая возможность - это свобода действий управомоченного лица, объем и вид которой (свободы) диктуется в конечном счете ступенью социального прогресса общества, является официально признанным и охраняется организованным принуждением (государством). К свободе собственных действий не сводится субъективное право, но в этом его основное содержание и социальная ценность.

Свобода собственных действий, как уже было выяснено, складывается из трех элементов и включает прежде всего юридически признанную возможность пользования различными социальными благами и ценностями. При этом было бы неправильно эту возможность понимать чисто утилитарно, только как потребление созданных обществом материальных и духовных благ. Такой подход подспудно проецирует право частного собственника и а любое субъективное право в каждой общественной формации, делает частный эгоистический интерес становым хребтом субъективного права, в конце концов исключает субъективное право из сферы публичного права.

Абсолютизация свободы воли собственника и его эгоистического интереса, полное игнорирование того, что рамки господства индивида определены общим интересом господствующих в государстве социальных сил,-- все это свойственно буржуазному пониманию субъективного права, которое стало в XIX веке «центральным понятием частного права»[1].

Так, Б. Виндшейд трактовал субъективное право как «сферу господства, в пределах которой воля индивида является законом для других индивидов», Р. Иеринг определял субъективное право как «юридически защищаемый интерес», Г.Ф. Шершеневич писал о нем как о власти осуществлять свой интерес[4]. Это и понятно - в буржуазном обществе система субъективных прав представляет собой в первую очередь систему возможностей, позволяющих субъекту почти произвольно использовать частную собственность в своем интересе, в общем и целом противоречащем интересам общества, во всяком случае его большинства.

Характерно, что в эпсоху империализма резко меняется отношение к субъективному праву соответственно усилению вмешательства буржуазного государства в частнопредпринимательскую деятельность. Л. Дюги подменяет понятие субъективного права «социальным положением» или во всяком случае не уделяет ему прежнего внимания, Г. Кельзен считает, что субъективное право есть лишь специфическая техника правопорядка, поскольку он «гарантирует институт частной собственности и поэтому особенно считается с частным интересом, это техника..., которая в полностью развитом виде выступает только в сфере так называемого частного права и в определенных разделах административного права»[6].

Тем не менее и в настоящее время многие буржуазные ученые не решаются отказаться от признания реальности субъективного права, так или иначе понимая, что такой отказ угрожает личности, ее свободе. Г. Коинг, например, обращает внимание на то, что идея субъективного права поддерживает в нас убеждение, что правовая защита служит сохранению индивидуальной свободы, является «выражением социальной философии свободы, которая в автономии индивида и в ее защите усматривает существенную цель социального строя», но таков, видимо, сам строй капитализма, что и при всем сказанном Г. Коинг говорит о субъективном праве как частном траве независимых друг от друга участников правоотношений.

Либо признание субъективного права частным правом, либо отказ вообще от субъективного права--такова позиция буржуазной юриспруденции середины XIX и XX вв. Надо сказать, что теоретические концепции нового времени явились шагом назад в понимании прав человека и гражданина по сравнению с естественно-правовой концепцией периода буржуазных революций, не говоря о том, что они до сих пор не могут дать удовлетворительную юридическую трактовку публичных прав граждан, в наше время все же провозглашенных конституциями капиталистических стран. Причина, видимо, в том, что даже для либерального толка юристов стимул деятельности индивида видится только в личном эгоистическом интересе, с которым хорошо увязывается буржуазное право частной собственности и плохо - многие публичные права.

Г. Ханай, справедливо критикуя подобное понимание субъективного права, выдвигает для социалистического общества диаметрально противоположный принцип: «активная деятельность, направляемая общественными требованиями,-- неотъемлемый элемент правового статуса гражданина (правоспособности, правосубъективности)». Г. Ханай прав и в том, что правовой статус гражданина в социалистическом обществе предполагает «развитие его права на участие в преобразовании условий жизни общества»[9].

Однако автор отвергает не только буржуазное понимание субъективного права, но и приходит к выводу о том, что при социализме вообще отпадает необходимость в категории субъективных прав. Г. Ханай не за терминологические уточнения. Нет, он отрицает субъективное право как личную свободу действий, как сферу охраны интересов личности. Истоки такой позиции - не только закономерный протест против индивидуализма, но и, по всей вероятности, не совсем верное понимание коллективизма, при котором якобы поглощаются или уже не играют роли личные интересы. Достаточно возвратиться к приведенной формулировке правосубъектности, которую дает Г. Ханай, чтобы убедиться в том, что в ней не осталось места личной инициативе, самодеятельности личности, охране ее интересов. Разве правовой статус граждан социалистического государства предполагает только направляемую активность? Конечно, субъективное право нельзя сводить к свободе действий индивида, которая стимулируется только личным интересом, но нельзя этот интерес игнорировать[7]. Вместе с этим субъективное право не может и отвергаться как в принципе неприемлемая для социализма категория буржуазного права. Субъективное право или право субъекта общественных отношений вовсе не обязательно трактовать так, как его трактуют идеологи, защищающие индивидуализм и принцип частной собственности. С марксистских позиций совершенно ясно, что субъективное право признается государством в качестве юридической возможности субъекта лишь постольку, поскольку она так или иначе соответствует возведенной в закон воле господствующих классов, общеклассовым, а при социализме - общенародным интересам.

Свободу действий личности (главное содержание субъективного права) не обязательно следует понимать в индивидуалистическом и идеалистическом плане. Социалистический коллективизм, активная деятельность людей, направляемая общественными потребностями и интересами, не исключает активности, творческой инициативы и самодеятельности личности, не только не поглощает свободу личности и ее интересов, «о, напротив, дает наилучшие в классовом, государственно-организованном обществе возможности для развития человеческой личности. Представление о социализме как обществе, принижающем роль личности, уничтожающем ее права и свободы,-- это именно и есть буржуазный тезис, отвергающий возможность свободной личности вне господства принципа частной собственности и индивидуализма. Первая фаза коммунизма сохраняет узкий горизонт буржуазного права, но лишь в том смысле, что и тут право не исключает материального неравенства людей и неравные люди получают равное «количество продукта[10], и тут право выступает как применение равного мерила к различным людям. Уже было выяснено, что применение общей меры к разным субъектам предполагает образование в юридической сфере не только объективного, но и субъективного права. Однако право при социализме меняется по содержанию и форме, закрепляя равное освобождение всех от частной собственности и эксплуатации, охраняя общественную собственность и максимально развивая творческую инициативу коллективов трудящихся и каждого человека труда, обеспечивая сочетание общественных и личных интересов, защиту правомочий и возможностей человеческой личности. Труд становится первой жизненной потребностью человека, труд творческий и свободный, основанный на максимальном развитии личности и стимулирующий такое развитие. Исчезает главный материальный источник эксплуатации, принуждения к труду, подавления человеческих возможностей - преодолевается отчуждение труда и продукта от производителя, из тяжелой необходимости трудовая деятельность превращается в область человеческого творчества. И если еще остается нужда в правовом регулировании меры труда и потребления, то в новых условиях юридическая форма преображается, на первый план выступает ее стимулирующая функция.

Глубокий анализ субъективных прав граждан дает Г. Кленнер, который показывает, что разделение права на объективное и субъективное восходит к товарному производству (собственно, как и право вообще), категорически отвергает буржуазное понимание субъективного права и признает, что при социализме субъективное право - он именует его просто правомочием - является категорией объективной в том смысле, что не менее, чем нормы права, ориентировано на выполнение общественных задач. Поскольку при социализме остается товарное производство, остается при нем и общая норма права, и индивидуальное правомочие, остается, следовательно, и объективное и субъективное право[6].

К сожалению, IB советской юридической литературе нет монографических исследований, посвященных раскрытию экономических основ субъективного права (правомочия) при социализме. Последовательно описаны проблемы субъективного права в качестве самостоятельного монографического анализа Н.И. Матузовым, но он останавливается главным образом на специально-юридическом изучении проблемы, лишь кратко и в общих чертах обращая внимание на материальную обусловленность субъективных прав, как и любых иных правовых категорий[10]. А.А. Пионтковский в своих общетеоретических статьях неоднократно ставил вопрос о связи объективного и субъективного права, но анализ осуществлялся с принципиально политических позиций защиты прав человека, философского обоснования соотношения объективной и субъективной стороны права. Раскрывает коренные особенности субъективных прав личности в социалистическом обществе М. С. Строгович, но и он не ставит перед собой задачи специального и всестороннего исследования социальной природы субъективного права на первой фазе коммунизма[4].

Тем не менее представляется особо примечательным, что именно в последние годы проблемы субъективного права в советской юридической литературе привлекают все большее внимание и появилось совершенно определенное стремление не ограничиваться формально-юридическим определением этой категории, а проникнуть глубже в ее социальное содержание и социальную значимость.

В социальном содержании и общественной значимости субъективного права едва ли не главное связано с участием личности в объективно необходимом формировании самих условий жизни общества и в пользовании социальными благами соответственно господствующему способу производства и распределения, интересам классов, которые при этом занимают командное положение.

Степень участия в созидании более благоприятных условий общественной жизни и соответствующее пользование социальными благами в эксплуататорских обществах глубоко неравномерны, заключают в себе непримиримый классовый антагонизм. Здесь пользование социальными благами зависит в первую очередь от богатства, от собственности имущих классов на средства производства. При социализме пользование общественными благами соразмерно или почти соразмерно вкладу личности в развитие всего общества. Поэтому при социализме использование субъективного права не противоречит реальным общественным интересам.

Но в той стадии развития коммунистической формации, которая именуется социализмом, все же еще нет полной справедливости в распределении духовных и материальных благ, сохраняется материальное неравенство. Преодоление недостатков первой фазы коммунизма ведет к его высшей ступени развития, когда права людей не будут нуждаться в государственном обеспечении В этом движении вперед необходимую и значительную, активную роль играют объективное и субъективное право

Оценивая социальную роль субъективного права в истории классового общества, нельзя применять к нему принципы, вытекающие только из особенностей какой-либо одной общественной формации, можно лишь вспомнить слова К Маркса: «Индивид есть общественное существо. Поэтому всякое проявление его жизни - даже если оно не выступает в непосредственной форме коллективного...-- является проявлением и утверждением общественной жизни»[4]. Это обстоятельство приходится учитывать, если пытаться сформулировать общее понятие субъективного права, дать ему краткую дефиницию.

Определения субъективного права в советской юридической науке постепенно обогащались. От представлений о субъективном праве, в которых на первое место выдвигался элемент притязания, к определениям, которые подчеркивали, что в содержании этой категории главное - в действиях юридически обязанного лица, и, далее к положению о том, что субъективное право предполагает возможность позитивного действия управомоченного - таков путь, пройденный определениями субъективного права. Этот путь был связан с выявлением элементов структуры единичного субъективного права. Характерно и то, что от первоначальных[3] и до нынешних определений субъективного права в них всегда обращалось внимание на меру (вид) возможного поведения. В одном случае говорится, что субъективное право - охраняемые государством мера и вид возможного поведения, в другом - субъективное право определяется как возможность дозволенного государством поведения, в третьем - субъективное право это возможность поведения, предоставленная нормой права.

Как уже отмечалось, лишь в последнее время некоторые ученые стали предлагать включить в определение права его социальную характеристику Однако подобные предложения не получили широкой реализации ни в определениях субъективного права в учебниках, ни в монографических исследованиях Думаем, что совершенно напрасно.

Казалось бы, исходя из того, что в этой книге утверждалось при раскрытии сущности права, при юридической и социальной характеристике общих юридических норм и самого субъективного права, было бы нетрудно дать праву субъекта и определение. Однако и тут, точно так же как при выведении понятия и дефиниции права (в объективном и субъективном смысле), приходится преодолевать не только сложившийся в данном случае образ юридического мышления, но и более основательный барьер гносеологического порядка.